Жажда знаний

POV Ханджи. Сколько себя помню, я всегда очень гордилась однажды вспыхнувшей во мне жаждой знаний. Сложно объяснить, как, но я чувствовала: никто больше не подходит на роль ученого так, как я сама. Это чувство толкало меня к неизведанному, обволакивало тяжелым паром и звуком разорванных тканей, а затем расцветало алым бутоном в голове, раскрывая собой истину. Но была и обратная сторона подобной тяги - не познавая необъяснимое, мой мозг буквально лопается от обывательской серости, тянущей на дно обыденности. Понимание давным-давно настигло своего обладателя: жажда знаний - болезнь. Очень требовательная и опустошающая, она сопровождается лихорадкой, тремором, вспышками ярости, порой - слабостью и дезориентацией. А лекарство от нее одно - изучать, докапываясь до самой сути. Я ломала кости Санни, я выкалывала глаза Бину и делала что похуже. Я искренне рыдала, калеча титанов; выла, когда видела объятые огненным паром останки двух питомцев, но не могла остановиться. Ни морально, ни физически, ни в принципе. В момент познания, в процессе поиска, долг перед человечеством, собственная жизнь не имели никакого значения. Они полностью поглощались голодным азартом, тускло мерцающим на кромке очков. Никто не мог и не может меня понять. Разве что Эрвин и Армин, но их умы заточены на рассортировку данных и формирование глобальных планов. Им нет дела до взгляда внутрь происходящего, до самого дна, им важно течение событий, предугадывание последствий и перестройка оных на волну собственной выгоды. Сознание блондинов прямо противоположно моему. Сознание блондинов - нерушимый лед, тщательно раздвигающий пропасть между эмоциями и необходимостью. Мое же сознание - языческое пламя, нуждающееся в постоянном топливе. Пожалуй, только Ривай мог осознать, сколько сил мне приходится вкладывать в то, чтобы не сойти с ума от жажды, так отчаянно желающей объять все. Внутри Аккермана тоже зверь, требующий платы. Уничтожая гигантов, он кормит жадную до крови тварь, сидящую во всех людях, прошедших через нижние, подземные этажи городов живыми. Жизнь там вынуждает становится монстром, а после ты уже не выкинешь из груди ту необходимую, но от этого не менее мерзкую часть себя, что поставила на ноги, сжимая пальцы в кулаки, и дала силы пробиваться вперед, несмотря на окружающее сплошь дерьмо. И, если вдуматься, мне уже не кажется таким удивительным тот факт, что Эрен стал тем, кто мог успокоить зверя Ривая. Взамен отдаваясь его воле. Если монстр Аккермана - воплощение сжатых до злобы чувств, то монстр Эрена вполне реален и обладает плотью. Наверно, поэтому они и тянулись друг к другу. Словно плюс и минус, дополняя пустоту внутри другого собой. Я была одной из немногих посвященных в эту тайну. И то, требовалось всего лишь сложить два и два, чтобы выяснить причину столь тяжелого воздуха между ними и странных взглядов. Я не знала, как это произошло, но видела следствие. Так что теперь даже Ривай не мог меня понять. А вот мне ничто не доставило бы столько удовольствия, как разобрать титанов на составляющие и долго, со смаком, проверять на разные биологические, химические, физические процессы. А что, если плеснуть Эрену в лицо кислотой? Сколько потребуется на восстановление тканей? А что, если ввести в кровь мышьяк или цианид? Как долго организм будет очищаться от яда? А что, если полностью вытащить плечевую кость из руки? Начнет ли кость расти заново, и если да, то какова будет скорость? В моей голове были сотни тысяч вопросов, на которые я никогда не узнаю ответа, потому что нельзя. Потому что табу. Никто не знал, сколько сил мне приходится прикладывать, чтобы сдержать собственное животное, что, всякий раз сдавливалось ошейником, стоило ему затронуть невидимую грань человеческого начала, за пределами которой царила анархия и хаос. Желанный простор, но неправильный. Сколько раз мне хотелось спуститься вниз, в подвал, войти в комнату спящего Эрена и резать, резать, резать с одним-единственным вопросом в голове - что такое титаны? Это был мой кошмар наяву, и я безумно улыбалась, смеялась и плакала так открыто и искренне, чтобы через распахнутую настежь дверь в моей душе хоть немного выветривались демоны собственного разума. Но совсем недавно жажда знаний заметно стихла, переваривая поток огромной информации, объясняющий мир вокруг меня. Ведь мир, когда-то бывший огромным, вдруг оказался таким крошечным, по сравнению с тем, что ждало нас за горизонтом соленого моря. Вопросы сменялись другими, более развернутыми и яростными, с привкусом желчи и пепла. И выясняется, что я калечила на благо науки отнюдь не титанов, а свою же расу. Кто знает, кем были Санни и Бин, верно? Мой крик, наполненным отчаянием вскрывшейся, словно гнойная рана, истины, никто не слышал, ибо я постаралась сделать так, чтобы ни одно существо не узнало о болезненном мысленном вое чокнутого ученого. Им не за чем знать, на какой стадии сумасшествия выживает Ханджи Зоэ каждый божий день. Становится легче, лишь когда жажда внутри взывает к отощавшему голосу разума, поднимая тезисы, вытесняющие апатию из привычного к деятельности тела. Сыворотка, Райсы, Имир, Королевская власть, Энни, Райнер, Бертольд, Эрвин, Армин - все вновь выстраивается в порядке важности в воспаленном мозге, чтобы однажды быть помеченными в голове надписью "выяснено". Вот только я все равно вздрагиваю от острых осколков прошлого под сердцем, когда кто-то зовет меня "командор". Мне кажется, что в эти моменты снова и снова широкая ладонь опускается на мое плечо и сжимает его в поддержке, да только, оборачиваясь, натыкаюсь на пустоту. Но, несмотря на постоянную душевную агонию, вечную отчужденность и оторванность от привычного мира, я никогда не жалела о том, что стала ученым. Слишком многое стояло на кону, особенно в последние дни, когда привычная реальность обрушилась, обнажая более грубую форму самой себя. Именно поэтому я без лишних вопросов собираю небольшой отряд разведчиков, когда абсолютно седой и хрипло вдыхающий воздух Эрен просит меня об одолжении. Мы скачем на лошадях к стене Мария под покровом ночи, но в преддверии рассвета. Несколько девушек и парней - новобранцев, почти незнакомых с Йегером - молча галопируют рядом, хотя по сосредоточенным лицам заметно, как их настораживает вылазка. Эрен первую половину пути проводит в седле самостоятельно, а вторую - прижимается к моей плоской груди, кривя губы в яростном бессилии. Я же полностью концентрируюсь на лошади и дороге, чтобы не отвлекаться на сухие, морщинистые руки и костлявый разворот плеч. Достигнув исполинской стены и не менее исполинских ворот, я спешиваюсь и осторожно снимаю с седла ослабевшую фигуру последней надежды человечества. Тот едва не падает от слабости, но резким, закаленным в боях, движением выпрямляется, уверенно держась на ногах из последних сил. Мы смотрим друг другу в глаза почти вечность. Мы не говорим, но недосказанного между ними нет. Потом я не выдерживаю и резко обнимаю Эрена, ощущая узкие ладони, покровительственно легшие на спину и затылок, и еще сильнее сжимаю хватку, пытаясь отдать все, что у меня есть, юноше, побывавшем в аду. Но не в моих силах изменить действительность и поменяться местами с Йегером. А затем отступаю назад и отдаю честь достойному солдату. Йегер же широко улыбается, привычным жестом прижимает правый кулак к сердцу и, кинув напоследок вдруг очистившийся от мутной пленки взгляд ярко-зеленых глаз, уходит. Юнцы испуганно охают, когда я отдаю приказ открыть ворота и наблюдаю за тем, как медленно и тяжело шаркает ногами Эрен, преодолевая границу нашего мира и ступая за его пределы. Я же стремительно поднимаюсь на стену и становлюсь у края, смежив веки. Он не сказал, но я знаю, что никто не осведомлен о том, что Йегер собирается сделать сегодня. Никто, кроме меня. Он не сказал, но я знаю, что его время на исходе. Эрен должен уже пару месяцев, как быть мертвым, и лишь его невероятная сила воли держит уставшую душу в разрушающейся оболочке. Он не сказал, но я знаю, для чего я здесь. Сложно лишь понять, как мне относится к этому, ведь ясно, как день, что будет дальше. Так ведь, Эрен? Когда же слышу полные ужаса крики "командор" со всех сторон, я рявкаю "не двигаться" и, словно со стороны, вижу, как тонкий двенадцатиметровый гигант, качнув головой, хватает хрупкое тело и, хорошенько помяв, словно пригоршню ягод, закидывает в рот, шумно сглатывая. И почти сразу вдруг начинает уменьшаться в размерах, хвататься за голову, дико рычать, закатывая глаза, отливающие зеленью, пока среди сгустка тяжелого пара не становится заметна худая фигура девушки в лохмотьях. Она резко встает с земли, но тут же падает от слабости и начинает отчаянно рыдать, рывками сдирая куски травы, а потом, словно опомнившись, отбросив в сторону травинки и закрыв лицо грязными руками. Я почти мгновенно слетаю вниз, преодолевая сотню метров, как два, и до хруста сжимаю девушку, вплавляю в себя, чувствуя, как горько цепляется она за меня и пытается что-то сказать. Мне безумно радостно от того, что я стала свидетелем превращения титана обратно в человека. Мне ужасающе больно от того, что я стала свидетелем превращения титана обратно в человека. Тонкий конверт с подписью "Р.А." в нагрудном кармане внезапно обжигает едкой щелочью кожу, а мой крик преодолевает мысленный заслон и вырывается из глубин души отчаянием раненного зверя. Я всегда очень гордилась однажды вспыхнувшей во мне жаждой знаний, но никогда себя не ненавидела так, как сейчас.