Постановка команды SOS, от которой обалдеет этот скучный мир!

      Прошло уже немало времени с того дня, когда я очнулся в больничной палате после своего захватывающего «падения с лестницы». Рождественская вечеринка в нашей скромной компании всё же состоялась, и прошла очень даже весело… хотя, о чём это я, едва ли нашу безбашенную команду когда-либо можно было назвать «скромной». В общем, после празднования Рождества наступили зимние каникулы, на которых, разумеется, тоже не было места ленивому домашнему отдыху с мандаринами под котацу. Не-ет, силами Харухи наши каникулы были насыщенными, как никогда: мы ездили на горнолыжный курорт, на котором я (или, точнее сказать, мой копчик) познал все прелести катания на сноуборде, а Микуру так вообще впервые встала на лыжи, катались на коньках (где с Асахиной была похожая история, но мою попытку помочь бедняжке устоять на льду, к моей досаде, предупредил Ицки), устраивали — о боже мой — зимнюю рыбалку и, конечно, непременно, битву снежками, причём какую: разделившись на две команды, с крепостями и прочими прелестями, среди которых каким-то чудом удалось избежать воплощений плодов безумной фантазии Харухи… В общем, наши зимние каникулы представляли собой плотную культурную программу с разнообразными видами активного отдыха, и потому пролетели, словно метеор. В этот раз, помня горький опыт, я благоразумно убедился в том, что Харухи точно сделала своё домашнее задание, и в школу, благо, мы вернулись без происшествий. Однако Харухи уже в первую неделю учёбы что-то не нравилось…       Она была какой-то заскучавшей, и я не мог понять, то ли дело в том, что после таких насыщенных каникул её удручают серые школьные будни, то ли, напротив, она уж больно выдохлась за всё то время, и теперь до сих пор отходит… впрочем, что это я. Это же Харухи. Вряд ли она может устать от организованных ею же мероприятий, во всяком случае, точно не впасть в апатию из-за этого.       — Харухи, — обратился к ней как-то я на перемене, — Ты чего киснешь? Та, конечно же, даже не посмотрела на меня, задрав нос и уставившись в окно.       — Так и будешь молчать? Ладно… — я уже было отвернулся, как всё-таки наша императрица соизволила заговорить с простым смертным.       — Ничего не происходит!       Та-ак, а это мы уже слышали… и не раз. Значит, моя первая догадка была как никогда верна.       — А что же, — ненавязчиво начал я, — Никаких новых дел для нашей команды ты ещё не запланировала?       Харухи фыркнула, сложила руки на груди и недовольно зыркнула на меня: зуб даю, я попал в точку, и наша активистка номер один просто пока не может придумать, чем бы нам ещё заняться!       — Отстань! — рявкнула она так, что проходивший мимо Куникида аж вздрогнул (а ведь мог бы привыкнуть уже), и захлопнула учебник.       Было это простым совпадением, или нет, но в тот же день на классном часу Окабэ будничным тоном объявил, что в честь предстоящего дня Святого Валентина в школе будет организован бал-вечеринка, потому что когда-то там какое-то большое количество учеников за это проголосовало… Очень смутно припоминаю некое голосование по этому поводу чуть ли не полгода назад, но очень надеюсь, что оно действительно имело место в реальности. На повестке дня стоял вопрос о распределении между классами обязанностей: украшение актового зала, покупка закусок, подбор музыки, а также развлекательная программа. И, разумеется, в нашем классе был кое-кто, тут же загоревшийся идеей выкинуть что-нибудь грандиозное, взяв на себя именно последний пункт. Каково же было разочарование Харухи, когда она узнала, что наш класс был всеми руками и ногами за «что угодно, кроме развлекательной программы», и, в конце концов, не смотря на протесты последней, был записан, как ответственный за праздничное угощение. По пути в комнатку нашей команды Судзумия рвала и метала. М-да уж, давно я не видел её такой бестией! Скачет через две ступеньки, кулаки сжала, ноздри раздуваются, как у быка. Харухи, ты школу с корридой точно не перепутала?       — Ну что ты там плетёшься, Кён! — выкрикнула она, и мне ничего не оставалось, кроме как ускориться, ибо в этот момент её, казалось, бесила любая мелочь, а злить эту девушку было абсолютно точно — себе дороже.       Единственное, что грело мою тревожную душу — предвкушение увидеть очаровательную Микуру, наливающую мне чашечку божественного чая, и благоговейная улыбка красовалась на моём лице, когда Харухи пинком открыла дверь в комнату, в которой я тут же обнаружил Асахину в своём неизменном платье горничной, которое, чего уж греха таить, ей очень шло. Радость моя длилась недолго.       — Это просто ужас какой-то! — Судзумия с размаху плюхнулась на своё кресло возле компьютера и стукнула рукой по столу, отчего даже вечно спокойная Юки и умиротворённо попивавший чай Ицки подняли головы на источник шума, что уж говорить о задрожавшей Микуру. — Ужас! — повторила она. — Почему, как только появляется такая великолепная возможность поучаствовать в чём-то интересном, наш класс тут же прячется в раковину и ничего не хочет делать!       «Прячется в раковину»? Неплохое сравнение…       — Но, Харухи, заниматься закусками — тоже не так плохо, — видя, что никто не собирается мне помогать, я, как обычно, попытался взять успокоение этой бестии на себя, хотя подсознательно уже чуял, что так просто мы не отделаемся.       — Ты что, идиот? — как и ожидалось… — С такой простой и скучной задачей любой дурак справится! Наша команда предназначена для большего, — она вскочила с места и начала мерить комнату шагами, сложив пальцы на подбородке, словно в попытке родить новую гениальную идею.       — Наша команда здесь вообще не причём, — поспешил я ей на помнить, — Речь ведь о нашем классе.       — Здесь я не могу не согласиться, — встрял Ицки (ну хоть сейчас!) со своей неизменной улыбочкой, — Мой класс, к примеру, взял на себя часть развлекательной программы.       Нет, Ицки, нет, зачем ты это сказал, она ведь…       — Что-о-о ты сказал? — подлетела к нему Судзумия, — Так это ваш класс занимается программой?       — Ну-у, только отчасти, — Ицки выставил перед собой руки в защитном жесте. — С нас требуется два номера.       Правильно, выкручивайся теперь, коли обмолвился.       Харухи задумалась на пару секунд, и вдруг её лицо озарила победная ухмылка, которая ничего хорошего не предвещала.       — Решено! — воскликнула она, и мы все посмотрели в её сторону. — Ицки, один из двух номеров от вашего класса отныне берёт на себя команда SOS! Ты же с этим разберёшься?       — Что-о? — тут же встрял я, но всем, конечно, было до лампочки.       — Хм, полагаю, у меня нет выбора, — шутливо ответил Коидзуми, но всё же с готовностью кивнул, — Я поговорю с одноклассниками, думаю, проблем не возникнет.       Вот плут, вечно ей угождает, интересно, если бы она ему сказала в окно сигануть, он бы и это сделал?       — От-лич-но! — обрадовалась она, и я снисходительно вздохнул. Ладно, по крайней мере, эта взбалмошная особа нашла себе развлечение, и не будет теперь апатично сидеть и создавать мрачную ауру у меня за спиной. Я незаметно усмехнулся: мне показалось, или это я только что так проявил беспокойство о душевном состоянии Харухи? Впрочем, от её душевного состояния уже не раз зависела судьба мира, так что это было вполне естественным чувством. Однако… Какую роль должны были играть мы в этом её развлечении, мне пока даже в голову не приходило.       — А… а что мы будем делать? — подала, наконец, свой тоненький голосок Микуру, и Харухи снова задумалась, ну, или изобразила задумчивость. По выражению её лица казалось, будто идея уже зарождается в её голове.       — Хм-м… — она окинула взглядом всех присутствовавших, — Решено!       — Что решено? — осмелился полюбопытствовать я.       — На это четырнадцатое февраля команда SOS ставит сказку!       Ага. Сказку, как же… Очевидно, нас ждало очередное непристойное зрелище с необъяснимым сюжетом, но непременно с демонстрацией всех многострадальных прелестей Микуру на всю школу — всё как ты любишь, Харухи. Это было всё, что я мог предположить, идя домой после того, как наш дорогой командир, не объяснив абсолютно ничего, распустил нас всех пораньше, объяснив это тем, что «ой, нужно же заказать костюмы, продумать сценарий, ну и всё такое прочее!» Все эти хлопоты Харухи, как это часто бывает, взяла на себя, заявив, что на следующий день расскажет нам о своей задумке подробнее (мне бы хоть знать, что за сказку она там ставить собралась), но это-то меня и беспокоило больше всего.       Впрочем… всё, вроде бы, оказалось безобиднее, чем я представлял. На первый взгляд.       — Микурочка! Почему опаздываем? Даже Кён уже здесь, а наша актриса главной роли задерживается!       — Извините…       Итак, меня сходу напрягло две вещи… Во-первых, что значит «даже Кён», когда у нас с ней, вообще-то, уроки заканчиваются одновременно, и в комнате кружка мы, соответственно, оказываемся в одно и то же время? А во-вторых, неужели, я был прав, и мою Микуру снова будут жёстко эксплуатировать во имя успеха нашей постановки?.. Ну, может, хоть сама сказка окажется чем-то приемлемым?       — Раз уж все, наконец, в сборе, спешу объявить вам название нашей постановки — сказка о Белоснежке! — радостно продекламировала Харухи, схватив маркер и выводя крупные иероглифы на доске.       Я выдохнул с облегчением. Звучит неплохо. Хотя, погодите…       — Харухи, разве в сказке о Белоснежке не было семи гномов? — задал я резонный вопрос. — Откуда мы возьмём столько людей?       — А? — она взглянула на меня, но, конечно же, не растерялась, — Так это не проблема! Как минимум трое-четверо «гномов» у нас уже имеется, а больше… а больше и не надо! Я всегда недоумевала, зачем Белоснежке так много гномов, это ж ей столько голодных ртов кормить. Так что у нас будет современная адаптация. «Белоснежка и четыре гнома»! Как вам?       — По-моему, звучит весьма интересно, — вежливо заулыбался Ицки.       Я посмотрел на Микуру и Юки, пытаясь понять, о чём они думают, и, если лицо Нагато, как обычно, оставалось непроницаемым, то Асахина явно начинала беспокоиться. И правильно, Микуру, главную роль-то опять играть тебе… Но стойте, кто тогда будет принцем?!       — Как я уже сказала, Микурочка, главная роль по праву достаётся тебе!       — Но разве Белоснежка не была брюнеткой? — и снова я вставил свои пять копеек, хоть бы что, лишь бы оградить Микуру от новой порции боли и страданий.       — Хочешь сказать, я больше подойду для этой роли? — ухмыльнулась Судзумия. — Исключено! Я здесь режиссёр-постановщик, а прекрасная Микуру Асахина — актриса главной роли, и точка. Я же говорю, у нас адаптированная версия! Ицки, будешь принцем.       Я недовольно стиснул зубы. Что-то мне это ой как напоминает, а ещё, кажется, я уже знаю, кто будет играть злую мачеху…       — Юки, ты будешь злой волшебницей!       Нагато, разумеется, в ответ на услышанное лишь зашуршала перелистываемой страницей, всем своим видом показывая, что ей, в общем-то, всё равно, и Харухи этого было более чем достаточно.       В конце концов, она перекроила общеизвестный сюжет Белоснежки до абсурда (да братья Гримм, наверное, в гробу переворачивались от её «сценария»). Белоснежка по нашему сюжету была просто прекрасной принцессой, заблудившейся в лесу, без какой-либо истории (на кой-чёрт она сдалась?), которую приютили четверо гномов, а Юки была вовсе не её мачехой, а молодой красавицей-ведьмой, которая жила в том лесу и, как только благодаря волшебному зеркалу прознала, что там объявилась Белоснежка, решила её травануть, потому что «этот лес слишком мал для двоих красоток». И доблестный принц Ицки, увидев прекрасную Белоснежку-Микуру, уснувшую вечным сном, решил, что его поцелуй непременно её оживит, что, собственно и сработало. Если коротко, то да — как-то так! Шик, не правда ли? В качестве гномов в итоге были завербованы Танигути, Куникида, Цуруя, и, о ужас, моя сестра, которой это, впрочем, было только в радость. И я выдохнул. Ладно! В этом, в общем-то, не было ничего такого страшного. Просто очередная сумбурная затея в стиле Харухи. Постойте… ну конечно, в стиле Харухи… что это, чёрт подери, за костюм?!       — Ну, как вам?! По-моему, Микурочка в этом платье — ну просто произведение искусства!       Я, то краснея, то бледнея, оглядывал заплаканную Асахину, выряженную в похабное подобие платья диснеевской Белоснежки, и сам хотел плакать. То ли от жестокости Харухи, то ли от невероятной эротичности самой Микуру, мысли о которой я всячески пытался отогнать. И где она вообще это заказала?       — Как всегда, тебе очень идёт! — выразил Коидзуми свою похвалу новому костюмчику.       — С… с… спасибо… — еле-еле выговорила Микуру, которая вновь была морально изнасилована переодевавшей её Харухи.       И в этом она хочет заставить бедную девочку выступать НА СЦЕНЕ перед всей школой?.. Если бы я мог что-то предпринять! Но, кажется, я снова бессилен. Микуру, прости.       Так или иначе, с этого же дня мы начали интенсивные репетиции. До четырнадцатого оставались считанные дни, и нам нужно было всё успеть, особенно, учитывая непостоянные идеи Харухи, сменявшие одна другую с космической скоростью. Как же мне всё это напоминало наш горе-фильм… И эти роли. Ладно, Юки, ей, вроде бы (я надеюсь), всё равно, кого играть, но почему снова Микуру и Ицки? Что за несправедливость? Ах да, я в нашей чудной постановке по задумке выполнял роль подсобного рабочего: должен был переставлять декорации, успевая при этом управлять светом, музыкой и прочими «спецэффектами». Очень бы хотелось, чтобы Харухи всё же конкретизировала, что за спецэффекты такие она подразумевала. Надеюсь, дело обойдётся хлопушками с конфетти и подобным.       — Так, ещё раз! Микурочка, давай, больше чувств! Юки, не могла бы ты повторить свою реплику… Так, а куда запропастился Ицки? Скоро его выход, вообще-то!       Будучи единственным человеком, кроме режиссёра, не принимавшим непосредственное участие в спектакле, во время репетиции я сидел в зале и в пол-уха слушал монотонные реплики Нагато вперемешку со всхлипами Асахины и периодически подскакивал, дабы что-нибудь подать-принести-переставить-добыть-синтезировать-из-воздуха-потому-что-Харухи-это-нужно. В общем, ничего необычного. Интересно, а меня она считала недостойным какой-нибудь даже самой мелкой роли? Либо просто полагала, что с деятельностью, которой выпадает заниматься мне, не справится никто другой? Второе, конечно, немного бы потешило моё самолюбие, но было маловероятным, так что я просто смиренно выполнял поручения Судзумии, до тех пор, пока…       Пока Судзумия вновь не предложила нечто абсурдное.       — Нам нужно больше страсти! Ицки?       — Да?       — Давай сделаем так: в конце, когда будешь «оживлять» нашу Белоснежку, возьми её на руки, подойди к краю сцены и — целуй!       — Э? — даже вечно умиротворённый Коидзуми на долю секунды изменился в лице.       — Прям в губы целуй, не стесняйся!       — Э-э? — Микуру обняла себя руками.       Я тут же взорвался.       — Эй, Харухи, это уже точно слишком! К тому же, если он возьмёт её на руки… в этом… прямо на сцене… всем же откроется вид на… ты поняла!       — Да кто там что увидит! Темно же будет, Кён, ну что ты опять брюзжишь, как старый дед.       Вот тут я оскорбился, но виду не подал — защита чести Микуру, как никак, была важнее.       — И всё-таки, подумай головой. Мы всё-таки в школе, и если тебе ещё как-то сошло с рук выступление в костюме зайчика на фестивале, то это — уже верх непотребства! Учителя вряд ли оценят, если Ицки будет целоваться с так одетой Микуру, держа её на руках!       — Хм! — она демонстративно отвернулась, — Что-то тебя слишком заботит Микуру. Сам бы был в роли принца, небось и не пикнул бы, а?       — Харухи, да что ты… — я удивился: она выглядела разозлённой.       — Вижу я, как ты на неё пялишься! Так что не встревай в рабочий процесс из-за своей дурацкой ревности! — выкрикнула она, ткнув в меня пальцем.       — Да ты сама бы думала, о чём говоришь! — не выдержал я, — Это не ревность, а здравый смысл.       — Э-м-м, послушайте, — пискнула Микуру, и я невольно оглянулся на неё. — Давайте не будем ругаться… — она спрятала глазки, и я обессилено выдохнул. Микуру, неужели ты готова на такое пойти? Харухи, впрочем, тоже замолчала, продолжая буравить меня недовольным взглядом.       — Репетируем дальше! Что делать с этой сценой, придумаем позже, — резюмировала Харухи, и мы снова приступили к репетиции.       В тот день она со мной почти не разговаривала — всё гордо воротила нос. Но мне показалось, или в этот раз она попыталась… прислушаться ко мне? Кто знает, всё-таки эта девчонка полна сюрпризов.       — Харухи, — на следующий день, на перемене, я вдруг с ней заговорил, чувствуя некоторую недосказанность между нами после того случая, — На счёт произошедшего на репетиции, только не дуйся на меня.       — Да ладно, — неожиданно спокойно ответила она, отчего я даже удивился, — С тобой я, конечно, не согласна, но я тут подумала и решила, что это будет смотреться несколько… комично? Так что, пожалуй, мы сделаем эту сцену чуть менее кричащей.       Я приулыбнулся. Не знаю, что это с ней, но проблеск здравого смысла в её словах не мог не радовать, пусть она и была «конечно, не согласна со мной».       — Но целоваться я их всё равно заставлю! Это ж такая страсть, — она сжала руку в кулак и выставила его перед собой. Аж глаза горят… а я закатил глаза — не дождёшься!       В общем-то так и текли наши деньки: мы репетировали, вяло, но продвигались вперёд, подгоняемые неудержимым энтузиазмом Харухи, и, к моему счастью, всячески избегали репетиций этого дурацкого финального поцелуя, хотя Судзумия, разумеется, всё равно настаивала, чтобы он был — и всё тут. И так, постепенно, к нам неумолимо приближалось четырнадцатое число.       И вот день X настал. Наш спектакль, о чём мы узнали в тот же день, оказывается, был открывающим вечеринку, а потому стоял в самом начале… Ох, Харухи, не твоих ли рук дело? Я даже не удивился бы. Как ни странно, прошёл он на удивление гладко. Нет, конечно, накладки были, и их было много, но чего ещё было ожидать от плохо отрепетированной постановки, сюжет которой так или иначе претерпевал изменения на каждой репетиции? Но в целом результат можно было считать удовлетворительным: Микуру ни разу не споткнулась на сцене, чего я, честно говоря, побаивался, и потому благоразумно задвинул все разбросанные провода подальше; никто не забывал своих реплик, кроме Танигути, у которого была единственная строчка, но на него никто особых надежд и не возлагал; и, что самое главное, чёрт побери, не происходило никаких магических штучек! Никаких лазеров из глаз, оживающих декораций, настоящего яда в «отравленном» яблоке и прочего. Харухи, неужели, ты образумилась? Впрочем, это всё моим неискушённым взглядом… если посмотреть со стороны, то вряд ли можно было назвать великолепной актёрской игрой эти прерывистые робкие реплики Микуру, которые мне приходилось то и дело подсказывать суфлёрским шёпотом из-за кулис, в сочетании с театральным и громогласным басом Коидзуми и тихим монотонным бормотанием Юки, которое раздавалось на весь чёртов зал, потому что ей мы заблаговременно надели гарнитуру с микрофоном, а я, пока разбирался со светом на сцене во время появления «злой ведьмы-красотки», не успел отрегулировать громкость… Ах, да, я, похоже, за весь наш горе-спектакль вспотел больше всех, потому что одновременно управлять светом и звуком, наполнять сцену цветным дымом из баллончиков, махать огромным пластом фанеры, дабы волосы Микуру романтично развевались на ветру, двигать декорации в темноте и всё такое прочее — было слишком для одного человека! Как я это всё вообще успел — большой вопрос. Не удивлюсь, если я, сам того не заметив, был клонирован пару раз для выполнения всех этих обязанностей.       Так или иначе, наша сказка подходила к концу. Финальный поцелуй всё же «состоялся»: Микуру лежала на сцене, изображая бездыханное тельце (почему-то прямо посреди сада), а прекрасный принц Ицки в своей картонной короне наклонился к ней, дабы поцеловать, вовремя приложив большой палец к её губам, тем самым избежав прямого соприкосновения. Браво, Ицки: и Судзумию удовлетворил, и меня избавил от желания тебя придушить. Хотя, глядя на красную, как рак, Микуру, желание это всё-таки немножко возникало, но я сдержался. В конце все наши актёры вышли на поклон, и зал, что удивительно, прямо-таки загремел аплодисментами и возгласами восхищения. Танигути, чё ж ты так лыбишься самодовольно, овации-то не для тебя, а для Микуру, ну и для этого вон, возможно, тоже — от женской половины школы.       — Команда, вы все — мо-лод-цы! — воскликнула Харухи, влетая в «гримёрку», в роли которой выступал ближайший к актовому залу класс. — Всё было на уровне! Микурочка, тебе бы, конечно, поувереннее быть, но для роли Белоснежки покатит! Ицки — браво! Такая чувственная финальная сцена! Юки, какой отличной идеей было надеть тебе гарнитуру! Твой голос звучал не только громко, но и как-то загадочно, с эхом, а ведь так оно и нужно, ты же злая волшебница!       Она не затыкалась не на секунду, а нам оставалось только снисходительно улыбаться и слушать. Оказывается, мой промах с регулировкой звука был засчитан как нечто запланированное, придавшее голосу Нагато загадочности… что ж, неплохо. Идея с гарнитурой, кстати, тоже была моя — но кто б меня похвалил!       — Кён, — раздалось прямо возле меня, — Спасибо… за всё, — застенчиво улыбнулась Микуру, и я расплылся в улыбке в ответ, конечно же ответив, что благодарить меня тут совершенно не за что… эх, Асахина, какая же ты, всё-таки, обезоруживающая девушка!       — Что ж, раз спектакль прошёл «на ура», я полагаю, нам стоит переодеться и пойти повеселиться вместе со всеми, что скажете? — предложил Коидзуми.       — Хм-м… — Харухи задумалась, а вот я бы не отказался от того, чтобы развеяться, наконец, хоть немного (благо, мама забрала сестрёнку домой сама), — Хорошая идея. Так и сделаем! Будем заодно выслушивать восторженные отзывы о нашей постановке, Микурочка, ты переодеваться не будешь! Тебе нужно оставаться в образе!       — Ну уж нет, — тут встрял я, ишь чего захотела, — Микуру и так по твоей просьбе из этого костюма не вылезала, так может, хоть на школьном балу позволишь ей быть в том, в чём она хочет? Микуру, у тебя ведь наверняка с собой есть платье для вечера, я прав?       — Ну… н-ну, да, — опустив глазки, призналась Асахина. Харухи насупилась и упёрла руки в бока, явно не желая уступать, но всё же сдалась и устало выдохнула.       — Ладно, думаю, того, что было на сцене — достаточно. Можешь переодеваться. Кён, Ицки!       Напоминать было не обязательно — мы с Ицки на автомате шли за дверь при упоминании переодевания, что в нашем клубе давно стало ежедневным ритуалом.       — Тебе бы стоит быть осторожнее, — в своей слащавой манере заговорил Коидзуми, стоило нам оказаться за дверью. Я ожидал, что он опять начнёт свою шарманку…       — Что, опять твои замкнутые пространства начали расширяться?       — Хм, пока нет, что удивительно, — он посмотрел на меня, — Видимо, удовлетворение Харухи Судзумии нашей постановкой пока что пересиливает её всяческие недовольства.       — Это какие?       — Думаю, ты и сам знаешь.       Я прокрутил в голове все те моменты, когда перечил Судзумии, и ещё раз сделал вывод, что всё это было исключительно в целях повышения показателей здравого смысла в нашем коллективе. Точно говорю.       — Так или иначе, есть одно пространство, самое крупное из нескольких имеющихся, которое не растёт, но и не уменьшается. Оно как бы говорит: «Я в напряжении, и, стоит случиться чему-нибудь, как я могу начать расти!» — угрожающим тоном протянул он и снова натянул своё привычное выражение лица. — Понимаешь?       — Да понял я, — скучающим тоном бросил я ему в ответ, — Сейчас-то всё нормально. Харухи выглядит вполне довольной. Сказка всем понравилась. Что ей ещё может быть надо? Так что не вижу поводов для беспокойств.       — Это ты так думаешь, — улыбнулся он, но обдумать его слова я не успел. В этот момент Микуру приоткрыла дверь, приглашая нас войти внутрь, а затем вышла в коридор, и я обомлел: на ней было белое платьице с открытыми плечами и свободными рукавами, короткое, но не слишком откровенное, без всяких пошлостей подчёркивавшее все прелести её фигуры. Не пялиться, только не пялиться! Блинский блин, какая же она красотка! Эй, Ицки, хорош опережать меня с комплиментами, серьёзно! Вслед за Микуру показалась Нагато. На ней была неизменная школьная форма. Какое-то неприятное чувство тоски кольнуло меня изнутри. Юки, неужели тебе никогда не хотелось красиво одеться? Хотя бы на школьный бал, в конце концов…       — Эх, бли-ин, — послышалось откуда-то из класса, — А я так хотела надеть на Юки микурочкин костюм Белоснежки, раз уж она всё равно без платья, но в груди оказался слишком велик, — с досадой констатировала Судзумия, и я с трудом подавил всплывшую в голове фантазию в виде Нагато, одетой в э т о. А что, может, не так и плохо?.. Но тут вышла она. Харухи. На невысоких каблучках, в тёмно-синем облегающем мини-платье с мелкими блёстками, переливавшимися в электрическом свете ламп. Я оторопел. Нет, это было не пошло и не кричаще, как вы могли бы подумать, Харухи была очень, очень…       — Ну, чего застыли? Переодевайтесь быстрее и ай да веселиться! — захихикала она и, схватив Микуру и Юки, потащила обеих в сторону зала, на нас, простых смертных, даже не оборачиваясь. — Мы вас не ждём!       Ну и ну. И что ты там говорил, Ицки? Она же полна энергии и, вроде как, даже счастлива.       Как бы там ни было, мы с Коидзуми тоже поспешили переодеться и направились в зал — делать больше всё равно было нечего. Коидзуми был одет с иголочки, видать, богатые друзья-родственники, или что там у него… Впрочем, мой костюм, оставшийся ещё с выпускного в средней школе, был тоже ещё ого-го! Что? Учитывая, что это был, наверное, третий-четвёртый раз, когда я его надевал, он был совсем как новый. Я, правда, успел подрасти немного, но, поскольку тогда он мне был великоват, то сейчас сидел, как влитой. Боже, и о чём я рассуждаю? Сейчас бы пялиться на себя украдкой в стекло, как девчонка, размышляя, достаточно ли я хорош для школьного бала.       В зале, где уже начались танцы, и играла медленная песня, быстро нашлись Микуру с Юки, а вот Харухи что-то было не видать. На мой вопрос о том, куда же запропастился наш капитан, Асахина указала на дальнюю стену и объяснила, что Харухи, говоря простым языком, не получила достаточного количества долгожданных восторженных отзывов, и её праздничный настрой пошатнулся. Я проследил за жестом Микуру и действительно увидел Судзумию, стоявшую возле стены и поглядывавшую на сцену, сложа руки на груди. Странно, но её гримасу недовольства я узнаю из тысячи, и это совершенно точно была не она: Харухи словно задумалась о чём-то или была взволнована, но старалась не подавать виду. Непонятно всё это… Я перевёл взгляд на Ицки, который то и дело бросал странные взгляды в сторону совершенно равнодушной Судзумии, и почему-то нахмурился. И что это значит?       Медляк, тем временем, подходил к концу, и я зачем-то тоже уставился на Харухи, как вдруг она медленно повернула голову, и наши взгляды встретились. Я ожидал, что та демонстративно отвернётся или закатит глаза, невербально обзывая меня придурком, но… она смотрела на меня совершенно спокойно, когда вдруг объявили следующий номер. Судя по названию, должна была выступать та самая девчачья группа, в которой Харухи с Юки заменяли двух участниц на школьном фестивале. И тут, показалось мне или нет, но Харухи мне… слегка улыбнулась. А потом отлипла от стены, отвернулась и ушла за кулисы. И что это было? Я уже мало чего понимал, поэтому просто смотрел на сцену, где участницы группы настраивали свои инструменты. На этот раз они были в полном составе, а кроме гитар появились ещё и клавиши.       — Сегодня мы играем для вас, но первую песню, которую вы ещё не слышали, для вас исполнит наша особая гостья! — закончила своё приветствие гитаристка и, по всей видимости, лидер группы. Но, постойте, особая гостья…       Харухи вышла на сцену, встав возле главного микрофона, и зал изумлённо замер. На её лице красовалась неизменная бодрая улыбка. У меня появилось острое ощущение дежавю, но… в этот раз всё, почему-то, точно было по-другому. Девушка за клавишами сыграла первые аккорды, и песня началась. А Харухи запела. Я смотрел на неё и, почему-то, не мог пошевелиться.              «Я верю в тебя, потому что ты — и только ты — мною избран!       Отныне и впредь ты со мною будешь рядом — это твоя судьба!»              Почему мне казалось, что она поёт эти строчки не просто так?              «I believe! Скучно играть всё время по правилам,       You’ll be right! Потому что я делаю то, что хочу, только то, что люблю!»              В этом вся Харухи Судзумия…              «И мир будет нашим, даже если истину в нём заменит сладкая ложь!       Когда наступит завтра, нам озорная мечта подарит крепкие крылья!»              Нет, Харухи, давай как-нибудь всё-таки без сладкой лжи.              «Давай отправимся вместе…»              Мне кажется, или она смотрит на меня?              «Навстречу нашей свободе-е! Ты посмотри мне в глаза…»              Точно только что смотрела!              «Чудесный мир станет прошлым для всех остальных, только не для нас…       Давай взлетим! Вперёд и вверх!»              Почему я не могу оторвать от неё взгляд? Какого чёрта, да у меня сейчас сердце из груди выпрыгнет!              «I believe you».              Песня закончилась, а я так и стоял, как вкопанный. Пропустив мимо ушей бурные аплодисменты и короткую благодарственную речь Харухи, я очнулся, только когда заиграла другая мелодия, а Судзумия пропала со сцены. Причём, куда именно пропала, я, почему-то, тоже пропустил. Вроде шла к кулисам, спускалась по лестнице, а потом… просто затерялась среды толпы? Я искал её взглядом, но сумел различить среди одношкольников только стоявших неподалёку Асахину с Нагато. Стоп, а где Ицки? Сам не зная, почему, я начинал негодовать от того факта, что и Ицки, и Харухи в один момент куда-то исчезли. И почему? Не всё ли мне равно? Зачем я сейчас прокручиваю в голове тот момент, когда я, оказавшись в перепрограммированном мире, увидел их двоих, выходивших из совершенно другой школы? Я уже успел обойти чуть ли не весь внушительных размеров зал, но ни Харухи, ни Ицки нигде не было. «Спокуха, Кён, спокуха, » — прозвучало у меня в голове, причём, почему-то, голосом Танигути, и как раз в этот момент я наткнулся на Коидзуми, который, вопреки нарисованным в моей же голове картинам, был в гордом одиночестве.       — Не меня ищешь? Или Судзумию? Или, может, нас вдвоём… — заговорщически протянул он, придвигаясь поближе и хитро глядя на меня, отчего я только недовольно поморщился.       — Слишком близко, Ицки! — привычно отшатнулся я, — Чего ты там несёшь?..       — Шучу, мой друг, просто шучу, — посмеялся он, смахивая длинную чёлку с лица, а я только устало выдохнул. — Если всё-таки меня, что вряд ли, то я отходил в уборную.       — Больно надо знать, — отмахнулся я, а тот вдруг пристально посмотрел на меня.       — Просто чтобы ты знал, неизвестно, по какой причине, но мне только что передали, что-то самое замкнутое пространство начало расширяться. Если так пойдёт и дальше, неизвестно, что может случиться, — он говорил серьёзно, и я невольно тоже немного напрягся.       — И что ж ты мне об этом говоришь? — риторически спросил я, понимая, к чему в очередной раз ведёт этот Коидзуми.       — Кому, как не тебе, успокаивать разбушевавшийся нрав Судзумии, — усмехнулся он.       — Если б я ещё знал, куда она делась, — вздохнул я, снова оглядывая зал в поисках знакомой фигуры.       — И всё-таки, я тебе немного завидую, — как бы невзначай бросил Ицки, едва я отвернулся, чтобы возобновить поиски Харухи, а меня словно током пробило от ощущения «где-то не в этом мире, но я это уже слышал».       В этот момент снова заиграла медленная песня. Я развернулся, но Коидзуми перед собой уже не обнаружил, а нашёлся он чуть поодаль, приглашавший на танец… Микуру?! Вот чего не ожидал, того не ожидал. Пока я смотрел глазами-блюдцами на невозмутимо улыбавшегося Ицки, моя Микуру застенчиво улыбалась и… протягивала ему руку, постой, ты что, согласилась?! Заметив, наконец, моё недоумение, Ицки лишь пожал плечами, и в его насмешливом взгляде читалось что-то типа «а ты чё, обеих себе забрать хотел?», и я, вздохнув, мысленно ответил «ладно-ладно, мы об этом ещё поговорим» и снова отправился прочёсывать зал — авось Судзумия найдётся.       Но та не нашлась. Я даже прошёлся по коридору, заглянул в «гримёрку», но и там, кроме смутно знакомых зевак из других классов, никого не оказалось. Понуро вернувшись в зал, я облокотился о стену, ту самую, где недавно стояла Харухи, и прикрыл глаза. Как только я их снова открыл, рядом оказалась Нагато.       — О, Юки… — я оглядел её, — Ты как? Не скучаешь?       Та лишь молча смотрела на меня. Чего тут ещё ожидать… Или же молчание, в данном случае, было знаком согласия? Кто угодно, оказавшись в одиночестве посреди школьной вечеринки, мог бы загрустить, даже будь то гуманоидный интерфейс. Я усмехнулся своим мыслям.       — Это… Юки, слушай, — я почесал затылок, — Не хочешь потанцевать? — вдруг ляпнул я то, чего от себя уж точно не ожидал. — Песня, правда, уже заканчивается, но…       — Да.       — Э?..       Вот так просто согласилась. Вот уж не ожидал. Впрочем, это самое ничтожное, что я мог для неё сделать… Играл уже последний припев неизвестной мне трогательной медленной песни в исполнении ENOZ, и я танцевал с Юки Нагато, у которой это на удивление хорошо получалось. Хотя, это же Юки, и она, если захочет, может всё. Но никогда не злоупотребляет своими способностями. Почти.       Мелодия уже подходила к концу, и тут она внезапно потянулась ко мне, сам не знаю, зачем, а потом вдруг тихо и спокойно сказала на ухо: «На крыше». «Чего-чего?» — не понял я. «Судзумия, » — так же шепнула она, и вновь меня будто током прошибло. Прозвучал последний аккорд, и я, шепнув «спасибо», медленно отстранился от неё и… рванул из зала, что было сил. Напугав народ в коридоре, понёсся к лестнице, перепрыгивая через ступеньки, благо, актовый зал находился на предпоследнем этаже, и преодолеть нужно было всего лишь два пролёта. Спасибо тебе, Юки, в который раз! Почему, почему я так рвался к Судзумии, почему? Я не мог понять, но моё сердце словно разрывалось на части и грозилось выпрыгнуть из груди. Всё из-за этой дурацкой атмосферы четырнадцатого февраля? Бред. Из-за слов Ицки о расширении замкнутого пространства? Из-за декабрьского «исчезновения» Харухи Судзумии? Из-за этой её песни? Из-за того, к, а к она тогда на меня посмотрела? Без понятия, Харухи, но почему-то мне так чертовски нужно было тебя найти!       Дверь на крышу была открыта с размаху. Я осмотрелся и, к своему облегчению, действительно обнаружил Харухи, глядевшую на вечерний город у самой решётки на краю крыши. Она была всё в том же платье, только на плечах красовался лёгкий голубой платок, а волосы… волосы были убраны в высокий хвостик. Дурочка, холодно же, подумал я, и решительно направился в её сторону. Тут вдруг Харухи, наконец, заметившая, что здесь кроме неё ещё кто-то есть, удивлённо развернулась ко мне, и мой взгляд сразу же упал на застывшие в её глазах слёзы. Я встал возле неё, как вкопанный, не зная, в чём дело, и что мне нужно предпринять. Она была похожа на мою сестрёнку, которая разбила коленку, но храбрится и пытается сдержаться, чтобы не реветь.       — Хару…       — Чего пришёл?! — гневно перебила меня она и шмыгнула носом, отчего слёзы, скопившиеся в уголках глаз, покатились по её покрасневшим щекам.       — Ты что… — оторопевал я, — Ты плачешь?       — Не плачу я! У меня, может, аллергия на тебя! — не унималась она, — Чего надо тебе, спрашиваю?       Я замолчал, смотря в её глаза, с такой бравадой глядящие на меня, будто мы сейчас не на школьной крыше, а на поле боя. Я совершенно не понимал её, этот сплошной вихрь из эмоций, и вдруг мне в голову пришла мысль, что и не хочу понимать. Подул прохладный ветер, колыхавший этот голубенький платок и волосы Харухи, которые выбивались из причёски и щекотали её красивую шею. Я зачем-то вдруг вспомнил момент, когда очнулся в больнице и с удивлением обнаружил её, спящую рядом на полу, и как тогда не мог поверить, что снова вижу ту, мою Харухи. И с каким трепетом я прикасался тогда к её лицу. Чего она сама, конечно же, не помнит.       — Потанцуй со мной, — вдруг бросил я.       — Кён, ты… что…       Не дожидаясь ответа, пока Судзумия оторопевала и не успела выкинуть ещё что-нибудь, я схватил её за руку и потащил к выходу с крыши. Всё равно ведь замёрзнет, если будет так долго здесь торчать. Она сначала вяло упиралась, бормоча что-то невразумительное, а потом, у самой двери, резко затормозила, пытаясь отцепить мою руку от своей.       — Что ты делаешь?! — гневно выпалила она, тряся рукой, которую я всё ещё крепко сжимал, — С какого перепугу ты тащишь меня куда-то, даже не дождавшись моего разрешения?! Отпусти, придурок! — она резко дёрнула рукой, тем самым высвободив её из моей хватки.       — Да потому что ты сама всегда так делаешь! — не выдержав, рявкнул я. — Просто хватаешь меня и тащишь, куда тебе самой угодно. Изволь иногда и сама побыть на моём месте!       К моему изумлению, Харухи замолчала и перестала дёргаться. Она посмотрела на меня своими огромными глазищами, и я, не желая ждать, пока она что-нибудь ещё предпримет, снова взял её руку в свою, открыл дверь и решительно повёл её за собой по лестнице. Харухи не сопротивлялась.       Пока мы шли по коридору, народ, которого тут прибавилось, то и дело удивлённо озирался на нас, но мне было плевать. Я уже даже покончил с самокопанием: только я и Харухи волновали меня в данный момент, и чёрт знает почему, и будь что будет. Та жуткая толпа, что была в актовом зале до этого, немного рассеялась, и теперь здесь было поспокойнее. Группы на сцене уже не было, и музыка играла из динамиков. Я не отпускал руку притихшей Харухи ни на секунду. Подходила к концу какая-то энергичная танцевальная песня, и я надеялся, что за ней последует медляк. Ну ведь должно же так произойти, да? Непременно должно.       Я еле удержался от того, чтобы усмехнуться с облегчением, когда так и оказалось. Заиграла медленная фортепианная музыка, и я потащил Харухи на середину зала, притягивая ближе к себе. Знаете, это было забавно, ведь бал, как таковой, особо не получился: медленный танец танцевали единичные пары: либо те, кто просто давно встречался, либо подружки между собой, ну и те единицы, кто был не из стеснительных, а остальные просто бродили по залу, не зная, куда деться, как это часто бывает на школьных балах, когда никто не знает, кого бы пригласить, и все стесняются. Я, почему-то, ожидал, что тоже буду в числе этих «остальных», но в итоге умудрился, пусть и совсем чуть-чуть, но потанцевать с Юки, а теперь ещё и с Харухи… и, признаться честно, второе было для меня даже более удивительным.       Харухи вроде успокоилась. Ну, по крайней мере, мне так показалось, когда я взглянул в её лицо, всё ещё немного покрасневшее, но уже не выражавшее той колоссальной гаммы эмоций, что я увидел тогда, на крыше. Заметив мой взгляд, она всё же зыркнула на меня недовольно и бросила короткое «чего пялишься», отчего я аж дёрнулся, а потом, вздохнув и снисходительно улыбнувшись, отвернулся, смотря куда-то вбок и продолжая ненавязчиво вести. Харухи танцевала хорошо, но этому я не удивлялся. Удивлялся я тому, что она довольно крепко сжимала мою руку — то ли у неё просто по жизни такая хватка, то ли она и правда хотела со мной потанцевать… Поди её разбери.       И вот настал момент, когда песня подошла к концу.       — Кён, — выдохнула она и отстранилась, — Мне здесь душно. Я на крышу.       На крышу, так на крышу, подумал я. Эй, Харухи, я с тобой!       Мы снова поднялись туда, откуда я её ещё недавно чуть ли не силком вытаскивал, и Харухи опять подошла к решётке, разглядывая мерцающий цветными огоньками город.       — Ненавижу жару, — бросила она. — А вот на холоде никогда не мёрзну.       Ну, тут ты лукавишь, на холоде рано или поздно мёрзнут все. Хотя ты, возможно, и исключение. Может, всё дело в твоей бьющей ключом энергии?       — Ты сегодня какая-то на удивление непостоянная, — вдруг начал я, но Харухи даже не взглянула на меня. — По-моему, наша постановка прогремела «на ура», тебе не кажется? — улыбнулся я, но та лишь помрачнела.       — Не согласна со мной, что ли?       — Да согласна я! — выдала, наконец, она. — Хорошо вышло, но я ожидала большего! И вообще, чего ты про эту постановку вспомнил…       Я затих. И действительно, чего я?..       Мы молча стояли, разглядывая вечерний город, вот уже, наверное, минут пять, а я бессознательно прокручивал в голове весь сегодняшний вечер. И постепенно дошёл до того самого момента, когда Харухи вышла на сцену, вся такая красивая и сияющая, и спела ту песню. И всё-таки, я не мог отделаться от чувства, что всё это каким-то образом имело отношение ко мне. Серьёзно, может, я спятил? Я усмехнулся собственным мыслям и глянул на насупленную Харухи. Что там Ицки говорил про расширяющееся замкнутое пространство?       — Эй, Харухи?       Она посмотрела на меня. Я подошёл к ней ближе и, поддавшись непонятному порыву, подрагивавшей рукой легонько отодвинул прядь волос с её лица, а потом погладил её по щеке.       — Кён, ты… — она не договорила и просто смотрела на меня своими глазами, в которых, мне показалось, я увидел целую вселенную.       И я в ней утонул. Решительно и добровольно. Кажется, в какой-то момент она сама подалась мне навстречу, но это уже было неважно, потому что я просто стоял и целовал Харухи Судзумию посреди школьной крыши, и она целовала меня в ответ.       И в какую-то секунду мне вдруг показалось, что мы вновь очутились внутри замкнутого пространства, а прямо в десяти метрах от нас рвал и метал огромный светящийся монстр, прямо как в тот раз, когда, как я всё ещё помнил, хоть и пытался забыть, случилось то же самое. Вся эта картина ясно разворачивалась в моей голове. Тогда я свободной рукой нашёл её ладонь, и, как только наши пальцы переплелись, это ощущение прекратилось. Резкая вспышка голубого света, и всё замкнутое пространство будто взорвалось, а потом сжалось и пулей сигануло куда-то в область наших сцепленных рук, по которым тут же разлилось приятное тепло.       Я отстранился. С красными щеками, чуть припухшими после долгого поцелуя губами и блестящими глазами, такая невероятно красивая, Судзумия смотрела на меня. Интересно, а как я выглядел в тот момент? Сомневаюсь, что столь же хорошо… «Кён, ты чёртов идиот! Что глазеешь?!» — ждал я, что выкрикнет она, но Харухи только отвела взгляд, а затем развернулась ко мне спиной. В последний момент мой взгляд зацепился за улыбку на её лице, которую она так старательно прятала. И тут меня охватило облегчение.       — Дать тебе пиджак? — нарушил я тишину спустя полминуты. — Тут всё-таки правда холодно.       Харухи молча помотала головой. Я молчал, не зная, что сказать. Она теперь на меня решила больше никогда не смотреть, что ли?       — Как же мне может быть холодно… после такого? — наконец, подала голос Харухи, отчего сердце приятно ёкнуло, как вдруг в тот же момент мне на телефон пришла смс-ка. От Ицки. «Не знаю, что ты такое предпринял, но замкнутое пространство, за которое мы опасались больше всего, исчезло. Браво». Я удивлённо приподнял бровь и нервно приулыбнулся — ни за что не поверю, что это и есть то, чего не хватало Харухи…       — Что там? — оживилась она и развернулась, намереваясь заглянуть в мой телефон, который я как бы невзначай тут же закрыл и убрал в карман брюк.       — Ицки пишет, что нас потерял. Бал подходит к концу, а они нас обыскались.       — Ой, и правда. Тогда нужно бежать! — она решительно направилась к выходу и взглянула на меня, — Что это за капитан, который вот так бросает свою команду, верно? — протараторила она, изображая свой неизменный бойкий настрой, но румянец на её щеках и эта улыбка, которая отличалась от всех других её улыбок, выдавали в ней то, что она так пыталась скрыть. А я решил, что в этот раз ничего скрывать не хочу, по крайней мере, от неё и от самого себя. Поэтому, пока мы были ещё на крыше, и рядом не было ни души, я догнал удалявшуюся к двери Харухи Судзумию и — будь что будет — взял её руку в свою. Она сжала мою ладонь в ответ. ***       — Что-о-о-о? — вырвалось у меня, как только в понедельник я переступил порог нашей клубной комнаты, и перед моим взором предстала крайне неожиданная картина.       Микуру была одета в чёрный костюм зайчика, в котором обычно щеголяла Харухи, а сверху был надет ведьминский плащ Юки, убранный, впрочем, за плечи, дабы все могли лицезреть Асахину-зайчика во всей красе. Хотя, вряд ли её можно уже можно было назвать зайчиком: на голове у неё вместо ушек красовалась широкополая шляпа, в которой мы все привыкли видеть Юки. Рядом же неподвижно стояла Нагато в очень реалистичном парике с длинными вьющимися локонами под цвет её волос, одетая в тот самый костюм Белоснежки, однако…       — Что за косплей-вечеринку ты тут устроила, Харухи? — забубнил я, ставя свой портфель на стул и кивая в знак приветствия безмятежному Коидзуми. «И какого чёрта этот костюм сидит на Юки почти так же хорошо, как на Микуру?» — кричал мой внутренний голос.       — Это не косплей-вечеринка! — бодрым голосом заявила мне Харухи, ударяя об стол ладошкой, под которой я заметил… афишу?! На ней был коряво сделанный коллаж из трёх фотографий: на левой по всем канонам Микуру была Белоснежкой, а Юки ведьмой, на правой — всё наоборот, а на фотке посередине с гордым (или озадаченным?) видом красовался принц Ицки в своей неизменной картонной короне.       — Это вариация нашей пьесы!       — Э-э?       — Я решила, что раз она имела такой оглушительный успех, то нам не стоит останавливаться на достигнутом! Пока ты там шлялся с Танигути и Куникидой, отлынивая от клубной деятельности, — с каких это пор дежурство по уборке класса считается отлыниванием? — Мы тут замутили небольшой фотосет, и вот — афиша готова! Юки так идёт быть Белоснежкой, правда? Такая милашка! А всего лишь несколько слоёв поролона решили проблему отсутствия груди. Харухи, говорить такие вещи — ты жестока… впрочем, Юки, вероятно, из-за такого не расстраивается. К тому же, ей и правда на удивлёние шёл этот образ… и всё же прежнее распределение ролей было каким-то, ну, более логичным, что ли.       — Но мы же уже выступили в пятницу с нашей постановкой, — возразил я, — Чего тебе ещё нужно?       — Как чего? Не за горами школьный фестиваль. Нам нужно подготовиться к нему, внести в сценарий необходимые изменения, расширить сюжет, хорошенько всё отрепетировать и показать новый, более совершенный вариант нашей сказки! К тому же, так её увидят ещё и ученики из других школ!       Это-то и плохо, Харухи… И вообще, школьный фестиваль был очень даже за горами, но её это, кажется, нисколько не волновало. Она повернулась к окну и замолчала, по своему обыкновению широко расставив ноги и уперев руки в бока.       — Итак, — после выдержанной паузы, она вновь развернулась к нам, подскочила к доске и схватилась за маркер, резво выводя что-то на белой плоскости. — Объявляю нашу новую цель, — она отошла от доски, указывая на неё рукой, чтобы нам всем было видно, и громко зачитала написанное, — Постановка «Белоснежки» от команды SOS на школьном фестивале, от которой обалдеет этот скучный мир!       Снова эта фраза. Джон Смит во мне невольно встрепенулся, и я вздохнул. Ицки как обычно выразил своё восхищение, Микуру, закутавшись в плащ, всё ещё, видимо, отходила от фотосессии, но наверняка испытывала некоторое облегчение от того, что хотя бы раз ей не придётся играть в главной роли, Юки, вся не похожая на себя, молча внимала словам нашего капитана, либо просто смотрела на доску — кто ж её поймёт. И вдруг я непроизвольно заулыбался. Всё, как всегда, да?       И, кажется, я действительно очень люблю этот мир таким, какой он есть. Мой мир, в котором есть команда SOS, пришельцы, экстрасенсы, люди из будущего, аномальные явления и провоцирующая их Харухи Судзумия…              — Кён, чего лыбимся?!       — А?..       — Уже представляешь финальную битву Юки с Микурочкой, извращенец?       — Какую такую битву?! Это же сказка о Белоснежке!       — Какой же ты всё-таки ограниченный!        …Харухи Судзумия, которую я сегодня обязательно вызовусь проводить до дома, даже если она меня чем-нибудь треснет или снова будет орать.

~The end~

Or not?