Возвращённая

      Лучик света игривым солнечным котёнком тронул ресницы, тёплыми прозрачно-золотыми лапками коснулся щёк, закрытых век, незримой пушистой шёрсткой пощекотал переносицу. Тонкие травинки шёлково-мягко оплетали пальцы, целуя огрубевшие ладони, роняя лёгкие хрустально-жемчужные слёзы росы.       Лириэт открыла глаза, не двигаясь. Взглянула в рубиновые очи пламенно-алого рассветного неба, протянувшегося высоко — так высоко, что не всякая птица лезвиями перьев достанет. Ей же казалось: она достала, взлетела под самый купол багрового стекла, подхваченная мягкими крыльями ветров Хай Рока. Они сделали почти невозможное.       Лишённой Души Лириэт ни на мгновение не забывала о Хладной Гавани: не могла. Стойкое, отвратительно-ледяное чувство крепкими шипами держалось на границе сознания; ни жаркое солнце Хаммерфелла, ни душисто-тёплая ауридонская весна, ни знойное эльсвейрское лето — ничто не могло вытравить вечного ощущения: откуда-то тянет сыростью и могильным холодом. Бессчётное количество времени назад вместе с несколькими другими узниками её выбросило из Тёмного Якоря прямиком в бушующие волны близ берегов Хай Рока. С тех пор влажный холод и сосущая пустота в груди стали её постоянными спутниками. Они всегда находились на границе между явью и воображением, однако порой становились столь реальными, что казалось: упадёшь — и почувствуешь кожей сырую землю, вдохнёшь запах тлена и почти осязаемого иррационального ужаса, а кожа на спине будет огнём гореть от дреморской плети. Вместо полноценного отдыха — метания в тяжёлом мучительном полусне, полном обострённо-реалистичных кошмаров.       Теперь это было странно — просыпаться без облегчения; странно чувствовать, лёжа головой на чужой груди, как размеренно-успокаивающе билось его сердце и сильная рука обнимала её за плечи в жесте незримо-защищающем. Они сделали почти невозможное. Они больше не были осколками энергии Этериуса. Они больше не чувствовали под рёбрами сосущей пустоты.       Лириэт наощупь нашла руку Саэрана, обхватила её обеими своими — большую, тёплую, с длинными сильными пальцами. И почувствовала, как мужская ладонь легонько сжалась в ответ.       — Уже проснулась? — голос его был хриплым ото сна, но звучал нежно — как только он умел. Он подвинулся чуть ближе, приподнимая её лицо пальцами второй руки, и целомудренно поцеловал в лоб горячими губами.       Лириэт в ответ прижалась щекой к его мозолистой ласковой ладони. Руки Саэрана приятно-терпко пахли полынью.       В груди невероятно непривычно, до боли остро трепетала хрустально-хрупкая, нежная вернувшаяся душа.