Яблочные бесы

      Юрий Плисецкий — провокация. Вызов, вопрос с одним ответом, загадка и в то же время — душа нараспашку. Он может нравиться, он может бесить — забыть себя он точно не даст.       Отабек не забыл пшеничные волосы, ясные голубые глаза с терпкой яблочной ноткой в глубине и упрямо и серьёзно сжатые губы. С их совместных детских тренировок прошёл не один год, а в волосах Юры так и прячется солнце, в глазах — яблочные бесенята, и улыбка упрямая. Но всё равно по-новому тёплая, и Отабек запоминает её, утаскивает в самый особый уголок драгоценных мыслей, как и недоверчивый неловкий румянец.       Сейчас у Юры румянец другой, весёлый и задорный. Отабек видит это даже сквозь иногда подвисающее изображение. Скайп, конечно, отличное изобретение человечества, но… Сейчас это просто издёвка. Юра там, за много-много километров, улыбается своей замечательной улыбкой и морщит от смеха аккуратный курносый нос, а он не может это прочувствовать, впитать, запомнить, выжечь на внутренней стороне век. Издевательство. Провокация.       Отабек пытается отвлечься изо всех сил — прилипает взглядом к угрожающе скалящейся тигриной морде на свободной футболке. Юра запальчиво рассказывает о последней части «Пиратов Карибского моря», размахивает руками так, что чуть не сшибает камеру, и Отабек растворяется в задорных нотках его голоса. А потом помирает миллиардами приятных смертей, когда Юра плюхается перед ноутбуком на кровать, и край футболки немного задирается, оголяя поджарый живот. Отабек всё равно пытается, но это же… Юра. Футболка с тигром, большой ворот, острые ключицы и… нет, Отабек не видит капельку пота на изящной шее, но знает, просто понимает, когда Юра медленно ведёт ладонью по коже.       — Жесть, так жарко сегодня, — ворчит он, а Отабек готов взвыть оголодавшим волком. Жарко… Это ему жарко, когда Юра стягивает с себя футболку и медленно — конечно, провокация, натягивает весёлую майку в бело-голубую полоску. На худощавой спине словно написано размашисто неоновой краской: «Смотри». И Отабек смотрит. Запоминает каждый проступающий позвонок и крылья лопаток. А ещё ямочки на пояснице — их увидеть и, наверное, лучше забыть для собственного спокойствия, но чёрт возьми…       Юра же ведь лучше всех знает, что он — олицетворение и бог провокаций. У него же в глазах яблочные бесы, и Отабек завороженно вглядывается в его хитрую улыбку. Натренированная за годы маска безразличия, наверное, трещит по швам — он это чувствует, ощущает, как собственные губы печёт обожающей улыбкой. А с губ свободно рвётся:       — Юр, я соскучился по тебе так.       Провокация — но только чуть-чуть, Отабек ещё ведь учится. Только бы ещё раз увидеть тот тёплый румянец в награду, особенный и неловкий. И Юра, тут же притягивая к себе подушку, ворчит глухо в её угол:       — Приезжай уже скорее.       И Отабек с трудом не поддаётся на провокацию признаться, что это «скорее» наступит очень-очень скоро. Просто в неожиданных приятных сюрпризах тоже есть своя провокационная прелесть.