Игра в "педиков".

Конечно же, Васька ушел еще до того, как я проснулся. Ну и слава Богу – не знаю, чем бы объяснил вчерашнее наваждение. Мы ненормальные, точно-точно. Я уже вконец запутался, пытаясь найти выход из этой тупиковой ситуации… - Насть, давай расстанемся на время? – предложил я в тот же вечер, когда Василий всеми силами избегал меня. Мы с девушкой сидели в тихом кафе недалеко от автобусного вокзала. - Почему? – девушка оторвала наконец взгляд от скатерти, прекратив бездумно помешивать давно растворившийся сахар в чашке чая. Пригляделась ко мне, в глазах мелькнули искры понимания. Да, мне даже не нужно ей ничего говорить – она до боли понимающая. - Васька… - выдыхаю я еле-еле слышно, надеясь, что это сказали не мои губы. Не могу поверить, что говорю подобное, эта маленькая педовка с каждым днем мешает мне жить все больше. Буквально задыхаюсь от его немого присутствия. Он даже сейчас стоит между нами, хотя все это лишь мой бред. - Знаешь… - по ее щекам текут невольные слезы, но она ладонью быстро их смахивает, кладя голову мне на плечо, - знаешь, - все же всхлипывает, пряча лицо в моей куртке. Спокойно глажу ее по голове, давая время собраться. Наверное, это должно быть больно, ведь я хочу к ней вернуться, но в груди лишь пустота. Змеев высосал меня подчистую. Спустя некоторое время Настя наконец замолкает и начинает тихо говорить: - Хорошо, вот расстанемся мы, а что ты будешь делать? Я пожимаю плечами, забывая, что она на одном лежит. Девушка ойкает. - Не знаешь… Я не собираюсь удерживать тебя – это совершенно бесполезно, потому что… наверное, потому, что ты уже давно зависим от другого, может, это даже любовь... Но какая-то совершенно неумелая. Знаешь, я желаю тебе счастья… Надеюсь, мы останемся хорошими друзьями, - девушка несмело улыбается сквозь бегущие слезы. Как же она права… Ее слова дают мне ключ над разгадкой. Мягко целую ее на прощание, выскальзывая из кафе, и лишь купюры на столе напоминают, что там, где сейчас рыдает моя бывшая, был и я… * * * - Вась, - робко, слишком робко для меня! Этот говнюк уже вполне оправился – начал выходить из комнаты и даже есть не в ней, правда, все равно сторонился меня. На уроки он пока не ходил – ему дали еще два дня на реабилитацию и «подтягивание» предметов, - Змеев! – как он смеет меня игнорировать и сидеть вот так полуголым на подоконнике, когда я хочу с ним поговорить! - Нам не о чем разговаривать, - безмятежно отзывается парень, выдыхая за окошко дым. Снова курит – как же это достало! Раздражает меня сигаретный дым, да. Между тем, несмотря на его слова, поза брюнета слишком напряженная – ноги собраны вместе, плечи чуть приподняты, губы поджаты. Актеришка. Без лишних слов выдергиваю сигарету из тонких пальцев, сдергиваю легкого парня с подоконника и кидая на кровать. Нехрен бесить меня. Парень не теряется, мигом сгруппировываясь и подбирая ноги под себя. Садится на кровати с закрытым ртом и молчит как рыба. Что-то задумал? - Нам есть о чем поговорить, - жестко отвечаю я. Брюнет напрягается еще сильнее, хотя и старается это скрыть. Не пытайся, все равно понятно, что ты блефуешь. Вася упрямо поджимает губы, качая головой. – Давай намекну? Я, ты невменяемый, поцелуй? – парень отчего-то краснеет, еще упорнее замотав головой. Я приближаюсь, сажусь на кровать рядом, и тут этот гад выдыхает мне в лицо сигаретный дым! Пока я откашливался, он быстро слетел с кровати, подбегая к двери. - Да что ты как маленький?! – кричу я, но этой гадюки только пятки сверкают. Голые. Убью. * * * Васька вернулся под ночь, видимо, прятавшись все это время в гостиной или на улице. Не дай Бог на улице – сам туда выброшу, если снова заболеет. Меня уже заколебало за ним носиться. Парень, думая что я сплю (а я усердно притворялся таковым), проскользнул в комнату, одновременно стягивая с себя одежду, естественно, оставляя ее по пути на полу, и залезая в свою кровать, тут же с головой накрываясь одеялом. И вот тут… мне в голову закралась совершенно, определенно нездоровая идея (не иначе я свихнулся), что можно поговорить сейчас. Неслышно поднялся, стремглав бросившись на все слышавшего Ваську, который извивался змеей, стремясь вырваться из моих объятий. Но в моих руках уже был кокон, который получился из Змеева, закутанного в одеяло. - А вот теперь поговорим. Потому что достал бегать от меня. Я тебе не сайгак носиться по интернату, - злобно и насмешливо произнес я. - Ну и что, блин?! – взъярился тот. – Бить хотел – так бей уже! Чего лезешь? - Бить? – нет, подождите… Я не выдержал и расхохотался, с трудом удерживая изворачивающегося парня. Он-то точно не ожидал, что я буду ржать, потому сейчас блестел в темноте злыми, колючими, недоверчивыми глазками, выглядя до того комично закутанным в одеяло. – Не буду я тебя бить. Хотел бы – давно до полусмерти избил бы. За все, - даже в темноте было видно, как брюнет побледнел, а кадык нервно дернулся. - Что тебе нужно, кретин? – уже как-то жалобно спросил он, прикрывая глаза. Словно действительно не знает, чего я хочу. - Я же сказал: поговорить, - терпеливо объясняю я. - Ну что я должен тебе сказать?! Что, чтобы ты не избил меня?! ДА ЧТО ТЕБЕ НУЖНО?! – взорвался парень, вырывая руки и упираясь мне ими в плечи. А я просто сидел и молчал, давая парню выругаться, поливая меня отборнейшим матом, поорать, наверняка перебудив соседей, и под конец просто разрыдаться, как девчонка, всхлипывая и пряча лицо в одеяле. – Отпусти… - тихо попросил он, не переставая икать. Забавно… Мне это кажется милым. Как там говорила Настя? Одержимость? – Илья… Илья, знаешь. Скажу один раз, единственный: я. Тебя. Люблю. Понял, урод? Сволочь же ты. Ненавижу… - он снова прикрывает глаза, словно боясь, что я ударю. Я бы ударил, будь все по-старому. Не пожалел бы силы, понимая, что этот галимый педик, притворяющийся лишь таковым, попросту… влюбился. В парня, хотя всеми силами прикрывался игрой. В такого, как он называет, урода, как я. Внутри от этого что-то обрывается. Я, может, думал о подобном, но никогда не надеялся, что это действительно так. Наша игра в «педиков» зашла настолько далеко, да, Вась? Он не смотрит на меня. Боится увидеть там что-то, что неудержимо повлечет за собой новую истерику. Боится разочарования в единственной любви. - Знаешь… - он вздрагивает, против воли и стараясь это скрыть, - когда-то ты начал эту долбанную игру. А я все гадал, почему я, нормальный парень, все это терплю? И совершенно не понимал. Ты же такая сволочь, мелкая, противная, как баба, честное слово, - Вася пока держится, но видно, не долго еще осталось до срыва, - ты доводил меня все это время, мешал спокойно жить, унижал, не знаю, кого ты пытался из меня слепить? И что в итоге? Мы до такой степени переломали друг друга, что теперь без меня ты не можешь. И это ты называешь любовью? Почему же… только сейчас? - Потому что понял. Отделил одержимость от любви, - глухо отвечает брюнет, глядя в пол, - и теперь уверен. Я пробовал что-то изменить. Я ходил к этим гомикам из старших. Плевать, что они делали, я не мог. Я лишь прогибался, а ломал меня всегда только ты. И вот теперь я такой. Как ты говоришь, педик? Педовка? Ты же любишь это слово? – он говорит такую неприкрытую правду, что невольно страшно за его душу. За себя. – Знаю же, что ты всегда думал обо мне. Отвратительный? О да, я старался стать таким отвратительным, чтобы ты никогда не смог меня забыть. А ты не забудешь, - он горько смеется, - никогда. Я уверен. Будешь жить со своей Настей до старости и вспоминать, что был я вот такой. Педик, который придумал до крайности забавную игру для себя и доставал тебя. А потом этот педик влюбился. И представляешь, в тебя же. Ха-ха! Какая забавная история для внуков! – он уже всерьез хохочет этим страшным, искусственным смехом. – А я вот такой, да. Одержимый любовью. Знаешь, я же этим только прикрывался ото всех – косметикой, одеждой, поведением. Сам презираю педовок. Ненавижу курить. Не люблю проколы. Я терпеть не могу карандаш для глаз. Но так было всегда, а потом появился ты. И у меня был повод все это делать. Чтобы достать, чтобы дать понять, ведь что-то не так. А потом сам запутался. Знаешь, прости. Съезжай хоть завтра, я-то переживу. И Насте привет, зря я столько времени чуть ли не скрипел зубами, когда ты говорил с ней. Давай же, ударь меня. Ты же ненавидишь педиков. А вот перед тобой тот, кто стал таким из-за тебя, - он с болью и злобой взглянул на меня и уже не отрывал взгляд. – До полусмерти? Ха-ха! – когда смеются тебе в лицо: это страшно. Я неожиданно понял, до чего довел этого хрупкого на вид человека. И понял, что сам уже сломался, что не могу без него. Без него… вот такого. Как он говорил – отвратительного. - Заткнись, - Вася резко и удивленно замолкает, но потом поджимает губы, готовясь к чему-то. Что ударю. Наверняка, что ударю. Или встану и больше никогда не вернусь, - знаешь же, как все это бесило меня?! Зна-а-аешь! – вся злость, накопившаяся на него, враз выплескивается. – Какой же ты… кретин. Ты такой придурок, самовлюбленный идиот! Отвратительный тип! – я уже почти кричу, потому что не могу сдержать эмоций. - Ну и пусть! И пусть! Не смей укорять ТЫ меня в этом! Ты меня таким… Так сломал, - он прерывает мой крик своими словами. Не могу больше видеть этой боли внутри хрупкого на вид, но сильного внутри человека. Просто неожиданно привлекаю его к себе, целуя в мягкие, но стиснутые сейчас губы. Он не может поверить, вырывается, брыкается, потом затихает. Тихо всхлипывая, пока я яростно проникаю в его рот, кусаюсь, позволяя почувствовать и мою боль. Знаешь, придурок, мне тоже больно! Какой же ты… идиот… Мягкие губы с горечью отвечают мне. Минут пять мы просто самозабвенно целуемся, выплескивая друг на друга все горечи и обиды. А их у нас поднакопилось с лихвой. Снова поцелуи со вкусом горечи и боли, снова ты содрогаешься в несдерживаемых рыданиях, мокрый, долгий и такой тягучий поцелуй… Я отрываюсь, приоткрывая глаза, боясь встретить насмешку и осуждение. Но Васька смотрит лишь загнанным в угол кроликом, не смея поверить. - Вась. Не знаю, влюблен я или нет, но мне хочется верить, что это так. Одно могу сказать: я уже одержим тобой, мы наделали много ошибок, - сбивчивый тихий шепот практически из губ в губы, - просто начнем все правильно… Хотя… что за глупость? У нас не будет правильно, - Васька улыбается кончиками губ. Своей привычной насмешливой улыбкой. – Что я хочу сказать, придурок, хватит лыбиться! Да хватит! – Змеев откровенно счастливо хохочет, утыкаясь лбом мне в шею. Обнимаю его еще крепче, залезая под его одеяло. – Хватит ржать, идиот! – тыкаю его, сам невольно улыбаясь. – Да будешь ты со мной встречаться, кретин?! – он замирает на миг, кусая меня в шею. - А Настя? – настороженно спрашивает, напрягаясь всем телом. - Я расстался с ней сегодня, - Васька выдыхает, прижимаясь еще ближе и хлюпая носом. Кретин, когда же ты выздоровеешь? - Я да, - отвечает он через пару секунд молчания. Нет, ну надо было пощекотать мне нервы! Я уж подумал, что это была очередная крупная шутка. Тогда бы убил говнюка, честно. - Больше никакого карандаша для глаз. - Никакого, - безропотно соглашается. - И никаких сережек в пупке. И сигарет. И «отвратительных», понял? И чтоб босиком не ходил! - Хорошо, мамочка, - хихикает, но не удерживается и снова хохочет, содрогаясь всем телом. - Вот и славно, сынок, - тоже хохочу, счастливо ероша волосы теперь уже своего парня. Ломать друг друга нам не пришлось по душе, так, надеюсь, хоть и притерлись мы, любить у нас получится намного лучше. И это только начало...