***
Бараш угрюмо стучал карандашом по клавиатуре, невольно подражая секретарше Тигриции. Колбаса оказалась вероломно жирной, с душком и отправилась в мусорное ведро, стоило куснуть первый бутерброд за день. Кофе кончился, чай прикончили перед ним, а кефир увели прямо из-под носа. Салфетки кончились, туалетная бумага ушла в небытие, жизнь боль, тлен, так, так, а лирика-то пошла, пошла!.. — Можно вас отвлечь? Хотелось неистово проорать «Нет!» и заколоть потревожившего карандашом, но работающие на полтяги мозги успели опознать голос, поэтому обернулся Бараш со всем радушием, которое мог наскрести по сусекам. Выходило немного. — В любое время дня и ночи, — вышло суховато, но зато искренне. Но почему-то девушка посмотрела на Бараша с большим сомнением, особенно задержавшись на блестящих от жира пальцах. Тихий, почти неслышный вздох сорвался с ее прекрасных губ, но девушка быстро взяла себя в руки и бросила на стол перед Барашем несколько распечаток. Он вгляделся исчерканные красной, прямо как в школе, пастой листки и узнал чисто медицинский нитевидный почерк Совуньи. — Я от редактора, — подтвердила гостья и кивнула на бумаги, — та утверждает, что «ланиты», пионы» и прочие выражения вышли из обихода уже минимум столетие. Вы что-то об этом слышали? Кажется ее это действительно интересует, с мысленным смешком понял Бараш и откинулся на стул, рассеянно ероша волосы на затылке. — Понимаете, я отвечаю за лирику и все, что не проза в нашем издании, — пространно начал он, блуждая взглядом по заметкам от Совуньи. Та исчеркала все, что можно было, а особенно, что нельзя. Вот противная женщина, а он ей малину с дачи таскал! Шиш ей теперь. — Но меньше половины от всего этого объема присылают нам читатели. А они, сами наверно понимаете, те еще рифмоплеты… Вот и приходится как-то хоть на своих произведениях вытягивать. Даже с «ланитами». Девушка немного помолчала, словно взвешивала каждое его слово и мысленно кромсала на куски, сжигая на костре некомпетентности. Собрала распечатки с его стола, откинула с груди волосы и с расстановкой произнесла, будто вдавливала каждое слово ему в подкорку: — Разберитесь с редактором. Хоть с ланитами, хоть без. И руки вымойте. И голову тоже, дома. Цокот ее опасных каблучков не смог заглушить задушенный вой над загубленными волосами.***
— Нет. Нет. Oh Gott, Nein! Мы не публикуем такие скандальные фото! До свидания! Пин отбросил от себя телефон, будто он мог его обжечь, и закрыл лицо руками, вспоминая дыхательную гимнастику. Какой-то мелкий мажор, обозлившись на своего бойфренда-олигарха, пытался уже вторую неделю продать ему интимные снимки. Советы выкинуть все в интернет не помогли — давно выкинули, но хотелось опозорить по полной. Маленькие тупые ублюдки. Кстати, о них. Заворчав, Пин нашел электронку от Кроша и застонал сквозь зубы. Какой кошмар, опять он все закосячил… Маленькие. Тупые… — Друг мой любезный! — Напасть, похуже мажора из телефона, внезапно нарисовалась на его пороге и задышала в спину. Драгоценный коллега пугал достопочтенного Пина до усрачки. Большой, как самый настоящий лось из лесу, с широкими плечами, обезоруживающими глазами с ужасающе мохнатыми ресницами, Лосяш производил впечатление добродушного человека, но Пина не обманешь. Нет, не в этой жизни! Поборов желание зашипеть и уйти в стену, мужчина отвернулся от компьютера, и повернулся к гостю, разминая затекшие плечи. Неласково глянув на Лосяша, Пин сложил руки на груди, в ожидании просьбы. Та не заставила себя ждать. — Покорнейше прошу, не мог бы ты глянуть мой компьютер, Пин? Не работает и все. Сможешь? Пин медленно моргнул, обрабатывая информацию. Всего лишь компьютер? Прямо на работе? Невольно он расслабился немного, уже не так переживая. Компьютер так компьютер, это не приглашение на свидание или вообще попытка обнять. Незаметно вздрогнув, Пин решительно поднялся с места и кивнул Лосяшу, указывая на выход. — Иди, я сейчас приду, распечатаю только кое-что, — с некоторой долей злорадности Пин распечатал загубленные Крошем снимки крылатых котов. Будет ему наука, как гробить материал в последний момент — снимки Пин собирался отдать новой директрисе, чтобы та насовала рукожопому фотографу прямо с порога. — Я подожду, — скромно, как девственница на выданье, трепыхнул ресницами Лосяш и всем своим телом подпер дверь, загораживая выход. Пин сглотнул. Лосяш безмятежно, но многообещающе улыбнулся.***
Ёжик монотонно собирал с куртки кошачью шерсть и пускал ее в воздух, где шерсть опять прибивало к его куртке, и он повторял всю операцию заново. А еще он следил за метаниями Кроша по остановке. Тот не мог успокоиться, и сновал на крошечном пятачке, как тигр в клетке. В его голове кружила какая-то мысль и это пугало Ёжика. От таких энергичных мыслей обычно не было ничего хорошего. Например, совсем не стоило дергать котика за крылышко. Потому что оно оторвалось к чертям, распалось на килотонны летучей шерсти и облепило буквально все вокруг! Фотографии пришлось делать в экстренном режиме, пока безутешные хозяева кошечки, не успев еще нормально оплакать родственницу, не оторвали что-нибудь им с Крошем. Ёжик уже представлял, как бушует Пин и сливает их позорище новой начальнице. Со стыдом вжав голову в плечи, парень закачался на месте, опасаясь, что сейчас у него случится паническая атака. Но не случилась. Случился Крош. — Надо поговорить, — он внезапно навис над Ёжиком с пугающей решимостью в глазах. С таким лицом только революции и проводить, только не здесь и не сейчас, ну пожалуйста… — А может потом? — рискнул увильнуть и попробовал аккуратно отойти Ёжик, но словно врос в землю, когда Крош подошел вплотную и загородил ему пути отступление обеими руками. Просто взял и уперся ими в стену, закрывая Ёжика в ловушку. — Сейчас, — тошнотворно серьезно прорычал парень и склонился к самому лицу Ёжика, что-то ища в его глазах. Ёжик с трудом втянул воздух, ощущая свое перепуганное сердце где-то аккурат под кадыком. Хотя, от колена, которым Крош подпер его, когда была попытка стечь на пол, сердце со свистом ухнуло куда-то в пятки и затаилось. Именно так себя парень и почувствовал — почти при смерти. Кровь шумела в ушах, а чужой взгляд жег лицо, хотелось отвернуться, но Ёжик знал, что его заставят смотреть в глаза. Лучше не двигаться, лучше не привлекать внимание, осторожно, перед тобой хищник… злоебучий кролик… Ёжик бы рассмеялся, если бы не боялся захныкать как перепуганная девчонка. — Я устал. Отдергивать руку, ногу, сам отшатываться. Давно уже пора понять и перестать наматывать сопли на кулак — это все, — Крош практически лег на него, горячим телом выбивая воздух из легких и продолжил проникновенно, не отпуская взгляда ни на секунду, — все — уже не дружба. Это большее… Шокировано пискнув, Ёжик все-таки свалился на землю, но его перехватили, и затащили за стенку, пряча от любопытных взглядов случайных прохожих. Крош качал его в крепких объятиях и, кажется, отпускать не собирался. Прерывисто вздохнув, парень закрыл глаза, сжал в кулаках джинсовку и обессиленно привалился к другу. И как теперь?..***
— Прошу, — Лосяш учтиво, но бесячим образом, пропустил Пина в лифт. Лажовые фото были вручены кому надо, по шапке всем, кто отлынивал от работы, было выдано, поэтому больше никаких проволочек с тем, чтобы спускаться с Лосяшем на первый этаж, не виделось. И это очень плохо! Пин печенкой чуял, хорошего ждать не стоит. Мужчина степенно вошел в лифт, встал в дальний угол и решил проверить телефон, пока Лосяш сам разберется с кнопками. Но стоило шуршанию шагов за его спиной затихнуть, как тут же мигнул свет, и лифт, было дрогнувший для спуска, прочно застыл на месте, кроваво освещаясь аварийкой. Табун ледяных мурашек промчался у Пина по спине и осыпался за ремень джинсов. Изо рта против воли вырвался нервный смешок, а на ум пришел недавно услышанный анекдот. Там было что-то про «чпок» и «добрый вечер» и тоже все шло совсем не к добру. Затылок согрело чужое горячее дыхание, а за спиной ощущалось большое тело. Тело, впрочем, прижиматься и нарываться не спешило. Дыхание Лосяша, пусть и сбилось на несколько бесконечных, как показалось Пину, мгновений, усилием было выровнено, и чуть позже выдохнул уже сам мужчина — Лосяш потянулся через него к пульту, чтобы связаться с диспетчером, а Пин, слишком занятый терзаниями и своей судьбой, о пульте совершенно забыл. Спустя полминуты их заверили, что ситуация под контролем и подождать надо всего лишь минут десять, не больше. Они разошлись по разным углам и выжидающе уставились друг на друга. Интересно, чьи нервы сдадут первыми?***
Качая мокрой головой, Бараш терпеливо ждал полотенце. Добрая Совунья сказала, что у нее должно быть и что «ланиты» еще не совсем старье. Значит, можно жить. Дома, конечно, придется вымыть голову еще раз, но это уже мелочи, главное, что жир с волос смыт и больше ничего не заставляет передергиваться от отвращения. Мимо продефелировала разъяренная начальница, размахивая фотографиями, зажатыми в руке, и кому-то вставляющая пистонов по телефону. Бараш любопытно склонил голову на плечо и обратился к Совунье. — А зовут-то директрису нашу как?.. — А ты не знаешь? — встрепенулась женщина и вручила ему на удивление чистое и пушистое полотенце, когда он отрицательно замотал головой и начал подсушивать волосы, она вздохнула, — вот и я не знаю. Копатыч-то точно должен знать… — Директор траванулся и лежит в больничке, ему сейчас вообще не до этого, — глухо из-за полотенца протянул Бараш и замолчал, продолжая сушиться. Совунья задумчиво покивала его словам и ушла ставить чайник. Поэтому, когда счастливый и сухой парень стянул с головы полотенце, его ждал нежданчик. Прямо перед ним стояла безымянная директриса и гневно комкала чьи-то снимки в руке. По ее лицу было видно, что есть много чего сказать, но, очевидно, что не Барашу. Ему досталась только небольшая фраза. — Ваш Крошковец всегда такой рукожопый? — Крош, — автоматически поправил Бараш и аккуратно вытянул снимки из изящной ладошки, чтобы посмотреть. Несмазанным на фото был только Ёжик и то, только потому что он всегда был у Кроша в фокусе. Бедный Ежидзе, попал он в плен к голубому кролику. — Крош? Сокращение от фамилии? — переспросила медленно закипающая девушка, и Бараш пожал плечами — его это не интересовало, Крош так Крош. — А Ёжик — это фамилия? А Совунья? Карыч? Лосяш?! Что у вас тут за дурацкий зоопарк вообще? ТЫ кто? — Бараш, — с вытянувшимся лицом глупо проблеял парень и стыдливо закрыл лицо руками, видя, что девушка на грани и хочет его немного стукнуть. Или много. — Так сложилось с нашим директором, он всем прозвища давал… И Крош не рукожоп, просто так сложилось. Может Пин сможет что-то из этого сделать? — неуверенно протянул обратно кипу фоток Бараш и случайно кинул взгляд на ту, что стала верхней, после того, как он все перемешал. Кошка на фото выглядела так, будто вошла в гиперпрыжок. — Или нет… Девушка со вздохом забрала фотографии. — А я тогда — Нюша, — уныло представилась она и, надувшись, скрестила руки на груди. Бараш умилился. — Приятно познакомиться, а я вообще Виталик. А вы сегодня завтракали? — кивок от Нюши поверг Бараша в отчаяние. — А может еще не обедали? — Обедала, — рассеяно ответила девушка, изучая зазвонивший телефон, и пошла прочь из комнаты отдыха, уже забыв о Бараше. — Может тогда хоть пополдничаем вместе? Или поужинаем? Ну пожалуйста??? — последнее он уже проорал на потеху всем на этаже, краснея от неловскости, но это стоило того — ответом ему была небольшая, но красивая улыбка.