***
Пробиваясь сквозь нависшие над горизонтом тучи, золотые лучи оповещали о скором восходе. Расписанное облаками небо с каждым разом становилось все светлее и светлее, а бледная луна, тоскливо взирающая на свои бывшие владения, постепенно угасала по мере того, как стрелки часов приближались к пяти. Прячась в благоуханных кустах шиповника, птицы уже начали петь свои чудесные песни, приветствуя новый день. С каждым порывом ветра ромашки роняли сотни белых лепестков, которые, кружа в чарующем вальсе, медленно опускались на землю, оседали на мостовой, покрывали лужи. Воздух, как всегда бывает в это время суток, был чист и прохладен, подобно воздуху в горах. Наконец, вслед за первыми лучами само солнце показало свой лик. Будто по-волшебству все изменилось в этот момент, приобрело другой цвет. Облака порозовели, а небосвод стал светло-лазурным; фиолетовые сумерки рассеялись, на место им пришли солнечные блики, отражающееся желтой рябью в оконных стеклах и остающиеся большими причудливыми пятнами на мостовых. Неизменным осталось только одно — тишина. Прерываемая лишь пением птиц и шорохом листьев, она, словно немой призрак прошедшей ночи, бродила по скверам и улицам, заглядывала в окна домов. Сняв капюшон с головы, я обратилась к Лучиане: — Наконец-то мы в Монтериджони! Осталось совсем немного до цитадели! Мне даже не верится, что скоро мы сможем нормально отдохнуть. — Да, — согласилась девушка, — спать под открытом небом, конечно, приятно, но не настолько, чтобы делать это три ночи подряд... Я лишь улыбнулась в ответ. Этим утром, несмотря на сильную усталость, у меня было замечательное настроение, я будто бы светилась изнутри в преддверии долгожданной встречи со своим другом. — Лера, рад видеть тебя живой и невредимой! — воскликнул Эцио, налетая на меня с крепкими объятиями, когда мы с Сильоне оказались внутри поместья Аудиторе. — И, судя по тому, что солдаты Борджиа еще не здесь, ты задала им хорошую трепку, — усмехнулся он. — Да уж, гремело на несколько миль, — фыркнула я и, увидев заинтересованный взгляд ассасина, скользящий по Лучиане, представила девушку другу. — Очень приятно, синьорина, — целуя ей руку, с улыбкой произнес Эцио. Сильоне ответила ему яркой и не менее теплой улыбкой. — Но где Леонардо, Лера? — вновь обращаясь ко мне, спросил Аудиторе. — Я не знаю, наши пути с ним разминулись после того, как Чезаре схватил нас у выхода из Рима, — грустно покачала головой я. — Но я искренне надеюсь, что он жив. А пока давай присядем где-нибудь, и я, как и обещала, расскажу тебе, что произошло со мной за все эти дни... А ты поведаешь мне, что было с тобой.Неприятности ждут
5 августа 2013 г. в 12:24
Мягкие лучи летнего солнца золотили верхушки старых буков и желтыми бликами ложились на густой траве; меж высокой сочной осоки пиликали притаившиеся зеленые кузнечики, а голубые колокольчики медленно покачивались на своих тонких стеблях, источая тонкий аромат. Мы с Лучианой, стоя в тени деревьев, совершенно шокировано глядели на вышагивающую по проезжему тракту армию Чезаре Борджиа, которой, казалось, не было конца и края, и обменивались растерянными взглядами. Облаченные в легкие и тяжелые доспехи солдаты, некоторые из которых везли за собой большие пушки, несли огромные тараны, конные воины скучающе шли следом, но больше всего поражали огромные деревянные конструкции высотой практически в стену среднестатистической крепости. Шум и гвалт были просто непередаваемыми.
Коротко моргнув и смахнув наваждение, я принялась рыться в висящей на плече сумке, надеясь найти в ней мобильник и моля Рандома, чтобы аккумулятор не сел, а Эцио не выбросил свой радиотелефон к чертям в какую-нибудь канаву. Объяснять Лучиане, что я собираюсь делать со светящимся кирпичом, я не стала: просто переключила устройство в режим радио и нажала на кнопку вызова, ожидая ответа и вслушиваясь в шуршащие помехи. Краем глаза я отметила, что Сильоне смотрит на меня взглядом, говорящим: «Дура дурой», и чуть не подскочила на месте, услышав в трубке до боли знакомый голос ассасина. Девушка совершенно не понимала внезапно накатившей на меня радости, хмуро разглядывая меня.
— Лера! Это ты? Да ведь? Ты жива! — восклицал Эцио на той стороне провода. — Я пытался связаться с тобой, но твое устройство не работало. С тобой все в порядке? Как Леонардо? Где вы сейчас? Вы ранены?
— Со мной все хорошо, — поспешила успокоить я парня, а упоминание о Леонардо заставило почти заснувшую за поездку с Лучианой совесть снова начать пинаться изо всех сил. Жив ли мой друг? Смог ли бежать? Надеюсь, что так, потому что если иначе… то его ждет если не смерть, то персональный ад в плену у Чезаре. Я не могла связаться с ним и напрямую спросить. Когда я пыталась дозвониться до него или до Эцио из дома Лучианы, звонки лишь шли в пустоту, заставляя сердце замирать от беспокойства о друзьях. Но сейчас не время думать об этом. Я тряхнула головой, отталкивая непрошенные мысли, и продолжила разговор с ассасином. — Послушай, я расскажу тебе все в подробностях при первой же встрече, но сейчас у меня просто нет времени. Мой телефон скоро разрядится, так что я должна тебя предупредить об опасности без промедления. Армия Чезаре идет на Монтериджони и, судя по моим подсчетам, будет там к первому рассвету после новолуния. Ты должен эвакуировать всех жителей из города, ибо Борджиа не остановится перед убийством невинных: все горожане в его глазах либо ассасины, либо в сговоре с ними. Собери людей на защиту города, скажи привести фальконеты и пушки в боеготовность… Хотя не мне тебя учить азам защиты и нападения, — хмыкнула я. — Их много. Очень много. Я попробую задержать часть и по мере сил ослабить остальных, дальше же дело за ассасинами. Я далеко не воин, но… У меня свои пути к победе.
— Те, кто говорит, что война — дело не женское, при виде тебя захотят совершить самоубийство. Ты стоишь десятка лучших солдат, — наконец, после небольшой секундной паузы, с коротким смешком произнес Эцио, но голос его несмотря на это был как нельзя серьезен. — Спасибо за информацию, Лера. Я предупрежу всех, и мы будем готовы к нападению. Но и ты… Будь осторожна. Тебе ли не знать, что Борджиа - опасные противники.
— Да уж, если я умру, кто же будет прикрывать твою задницу? — риторически поинтересовалась я, а после этого услышала тревожный звук отключения телефона и тихо выругалась, стукнув кулаком по стволу дерева. Зарядка села. Отлично.
Лучиана, как ни странно, решила не комментировать мои идиотские разговоры с самой собой и лишь задумчиво взирала на идущую по тракту армию, чуть хмурясь.
— Я лучше пока не буду спрашивать, что это было. Разум подсказывает мне, что эта коробка, — она кивнула на издохший мобильник, — не так уж и проста, и чтобы разобраться, что она из себя представляет, требуется немало времени, которого в данной ситуации у нас нет. Но я кое-что придумала на счет того, как нам немного проредить ряды тамплиеров. Смотри, — девушка кивком указала на одну из высоких осадных башен, которую медленно, но верно везло по дороге с десяток солдат, — если использовать твои устройства и попасть по основанию конструкций…
— То можно убить сразу двух зайцев: привести в негодность башни и избавиться от солдат Борджиа, которые попадут под их обломки, — закончила я. — Ты действительно достойна восхищения, Лучиана.
— Правильная тактика может спасти сотни жизней или лишить их, — ответила девушка. — Мне пришлось научиться стратегии, чтобы не умереть — когда в одиночку идешь на воинов Борджиа, нужно всегда быть готовой.
Я ободряюще похлопала девушку по плечу, понимая, что эта тема вызывает в ней болезненные воспоминания, и принялась извлекать из сумки взрывные устройства одно за другим и пересчитывать их.
— Я могу помочь, у меня очень хорошая врожденная меткость, — предложила Сильоне, видя, как я неуверенно прикидываю расстояние до солдат. — Только скажи мне, как сделать так, чтобы при этом мы сами не попали под воздействие своего же оружия.
Облегченно вздохнув, что Господь послал мне Лучиану, я ответила:
— Взрыв произойдет только от сильного соприкосновения с поверхностью, так что не стоит волноваться за наши жизни по этому поводу — гораздо опаснее сейчас солдаты, которые уже после нескольких минут поймут, что происходит. С динамитом посложнее, фитиль горит около десяти секунд, поэтому придется точно рассчитывать время. Придется действовать очень быстро и так же быстро убираться отсюда, пока нас не достигла погоня, иначе нам не жить. Чтобы уничтожить всю армию нам все равно не хватит взрывчатки, а в рукопашную нет смысла драться, — я помогла Сильоне сесть на лошадь, вверила ей сумку и зажигалку, предварительно показав, как она работает, и сама села спереди. Полоса деревьев тянулась вдоль всего проезжего тракта, постепенно переходя в самый настоящий лес на склоне гор, так что шансы скрыться у нас определенно были. Я повела лошадь к кромке растительности, и вскоре мы вышли на открытое пространство. Наравне с нами был хвост армии Чезаре, и я решила начать как раз с него. Пустив лошадь в галоп, я повела ее вдоль леса, пока она не очутилась напротив одной из осадных башен, и замедлила езду, давая Лучиане возможность получше прицелиться. Девушка, не теряя ни секунды, вскинула руку, отпуская устройство в дальний полет — и вот уже через несколько мгновений мощный взрыв подрывает основание деревянной конструкции, заставляя ее словно в замедленном темпе с оглушительным грохотом упасть на землю, сбрасывая стоящих на ней солдат, давя тех, кто шел внизу, и охватывая все пространство серой дорожной пылью и жарким огнем. К какофонии панических и предвещающих смерть звуков прибавлялись истошные крики раненых мулов, тянувших башню вперед.
Но времени, чтобы корить себя за столь нечеловеческий поступок или наслаждаться триумфом, категорически не было. В моей сумке валялось еще шесть штук взрывчатки, и мы должны были избавиться от тамплиеров по максимуму. Пустив лошадь вперед, я погнала ее к следующей башне, которая виднелась где-то в четырехстах метрах от предыдущей.
По мере взрывов суета и паника толпы усиливалась. Все чаще слышались крики: «Ведьма!», все чаще солдаты указывали в нашу сторону и начинали палить из арбалетов и луков.
— Уходим! — бросив последнее устройство в основание осадной башни, произнесла Лучиана, и под град стрел и болтов, сыпавшихся со стороны армии Борджиа, мы скрылись за густым и темным в сумерках пологом леса и явственно слышали, что вслед за нами двигалась погоня, состоящая из пяти или шести конных воинов. Пришлось петлять около получаса, прежде чем топот копыт позади окончательно затих.
— Это было воистину убийственно, — рассмеялась Лучиана, с моей помощью слезая с лошади, когда мы решили остановиться на привал уже ближе к утру.
Блеклый свет луны серебряной рябью отражался на водной глади маленького озера. Из высокой травы доносилась грустная песня сверчка, а маленькие кувшинки, склонившие свои желтые бутоны почти до самой земли, вздрагивали при каждом порыве ветра. Все было спокойно, только иногда тишину нарушал громкий крик выпи, раздававшийся где-то вдали.
— Да уж, — задумчиво протянула я, передергиваясь от мысли о том, что сегодня мне было совершенно не жалко людей, попавших под взрывы и с душераздирающими криками умирающих от боли на проселочной дороге, и я даже в какой-то мере наслаждалась зрелищем моря крови, словно это все действительно было всего лишь игрой. Азарт противостояния, в котором я была лидером, охватил меня с головой. Тогда. Но не сейчас. Сейчас совесть принялась усиленно грызть меня, обвиняя в бездушности и хладнокровности. Это же живые люди, черт меня дери! Ведь наверняка можно было придумать какой-то более лояльный план… Неужели я медленно, но верно становлюсь безжалостным убийцей? Кажется, последний вопрос я задала вслух, потому как вскоре услышала ответ на него.
— Соглашусь: сражение не было честным, — с легкой улыбкой произнесла Сильоне, вглядываясь мне в глаза, — но ты пыталась защитить своих друзей и город от разрушения. А если учесть, что сам Чезаре выбрал отнюдь не самый праведный путь, собираясь с огромной армией без предупреждения напасть на беззащитный Монтериджони… Не вини себя, Лера. Ты просто делала то, что должна и в силах. И если ты не хочешь завтра упасть от усталости, то тебе следует хотя бы немного поспать.
Я покачала головой. Несмотря на то, что глаза слипались, сон не приходил. Повернувшись на бок, я со скукой наблюдала, как сквозь дикую пшеницу мелькают яркие огоньки светлячков, и размышляла над тем, что этот мир наложил на меня отпечаток, который уже никак не свести.