Немногое об ангелах

Ангелы – это чистейшие существа, порождённые самим Создателем, самые близкие к нему и его замыслам. Верные сыновья и верующие солдаты, которые, однако, забыли о том, что значит свобода, холодные и совершенные марионетки, уже не желавшие, чтобы им отрезали нити. Хотя они всё равно сохранили символ своей чистоты – крылья, позволяющие им обладать могуществом, незримые для многих, воплощение их чувств и эмоций, что когда-то озаряли Рай, поддерживали там гармонию. Но Небеса – это лишь иллюзия, личный рай для каждого, который грозил рассыпаться на куски после того, как его покинул Творец, предоставив всё своим созданиям. У Люцифера, еще когда он не был павшим, были большие крылья архангела с длинными перьями, слегка заострёнными к концам. Габриэль всегда любил касаться их, дотрагиваться, пропускать сквозь пальцы белый пух, такой мягкий на ощупь. Эти прикосновения, словно лёгкое мнимое слияние благодати, казались чем-то запретным и необычным, но таким приятным ощущением. У самого крылья были с мягким золотистым отливом, более воздушные и летящие, как лёгкий тёплый ветер, которые слегка подрагивали, стоило провести ближе к их основанию. Михаил же не разрешал дотрагиваться до своих крыльев, считая, что это недопустимо, но никогда не укорял братьев, а даже иногда позволял себе легко дотронуться до перьев кого-нибудь из них, когда Габриэль откидывался на его плечо, а Люцифер обнимал обоих. Это был их личный рай, который рухнул в один момент, когда появились люди. И тогда Люцифер пал, покинул своих братьев, дабы завоевать любовь отца, которую тот напрасно растрачивал на смертных. Но ничего не вышло, более того, то, что некогда было единым целым, пошло глубокими трещинами и раскололось, чтобы уже не соединиться. Может быть, потому крылья падшего ангела и стали чёрными, как его грех, как та темнота клетки, куда заточил его старший светоносный брат, вместе с ним пряча за печати все чувства, что когда-то умел испытывать. И потому в сердце его поселилась пустота на долгое время до тех пор, пока что-то не дрогнуло там, в холодной глубине, когда чёрным контуром оказались выжжены знакомые по каждому пёрышку большие крылья у мёртвого трикстера. Это было даже больно, но со временем прошло, особенно после того, как он осознал, что снова возвращался в темноту. Но на этот раз не один, забирая с собой своего брата и вессель – Сэма, над чьей душой он мог надругаться за все те муки, что испытал. И ведь даже Михаил не остановил, потому что сам постепенно что-то терял в этой всепоглощающей темноте, что длилась уже, кажется, вечность. Ангелы являются воплощениями славы Создателя, носителями света, того первозданного, что нельзя увидеть человеку. И могут также узреть то, что не под силу другим – сущность, душу, её сияние и тьму. Только им позволено увидеть саму суть любого существа, истинное обличье, потому что они – великая помощь благочестивым. Кастиэлю сразу же понравились Винчестеры; несмотря ни на что, его все равно к ним влекло, будто что-то незримое притягивало в свои сети. Но только потом, уже после, когда ему пришлось пасть, он понял, что это были их души: свет, что от них исходил, был каким-то другим, но таким манящим, что тянуло с невиданной силой. Это было немного ненормально, особенно для ангела пусть и уже павшего, но понятие «ненормальность» уже давно при данных событиях пошатнулось и раскололось на кусочки, позволяя не думать о подобном. Именно поэтому он не думал, когда пытался вернуть Сэма, а действовал согласно своим ощущениям и чувствам, научившись от людей, но смог сделать это только с его телом. К тому же, он ошибочно полагал, что никто никогда и не узнает, никто ничего не вспомнит или не расскажет, а всё это обернётся немного не так. Но теперь от всего этого с того времени осталась лишь в сознании младшего Винчестера большая стена, постоянно напоминавшая о содеянном и отдававшая воображаемой болью благодати, которую ранили острые края трещин. О том, что было за этой плотиной, Кастиэль думать тоже не хотел, это было бы слишком. Потому что то, что осталось, не содержало в себе того света изначального, а было отравлено сводящими с ума болью и тёмной агонией. Люцифер постарался на славу, ведь только архангел мог сотворить такое с душой, но и только ему было позволено всё исправить, если не было уже слишком поздно. Кастиэль ничего не мог поделать, совсем, поэтому пытался помочь хотя бы на эмоциональном уровне. Со временем он научился спать, отключать своё собственное тело на несколько часов, что необходимы людям для восстановления сил. И нисколько об этом не жалел, чувствуя чьи-то объятья и два тела, вплотную к нему прижатые, потому что было ужасно тесно втроём на небольшой двуместной кровати. Слушая их тихое, спокойное дыхание, будучи уверенным в том, что ничто не потревожит их сон, он мог позволить отдых и себе, даже если в нём не нуждался, растворяясь в живом тепле тел, прикосновениях к коже, ощущении безопасности и покоя. Всё началось спонтанно, когда Винчестеры, уставшие после очередного задания, попросту упали на одну постель, уже не особо волнуясь, что она общая. А Кастиэль, появившийся в то время, был попросту без всяких слов утянут туда же прямо в одежде. Все дела могли подождать, необходимо было отдохнуть. Просто сон, который они делили на троих, по молчаливому согласию не обсуждая. Можно было сказать, это было тем необходимым, что хоть ненадолго отвлекало от реальности, тяжким грузом давившей на плечи. Никто из них не осмелился бы признаться, что стал зависим, потому что в последнее время того тепла, что они разделяли, ужасно не хватало. Каждый из ангелов – воплощение части Создателя, чьё предназначение направлять благодать во славу его. Их довольно много, и каждый уникален, потому что не бывает двух совершенно одинаковых частиц, что даже являются частью одного целого. И потому все их деяния настолько отличаются друг от друга, хотя и связаны они одной единой целью, что является смыслом их существования. Бальтазар был самым предприимчивым из братьев, он мог всегда обернуть ситуацию в свою пользу, какая она бы ни была. А ещё он был хорошим другом, что всегда у него стояло на первом месте и из-за чего не всё получалось так, как было изначально задумано. Однако у него всегда существовало своё видение на ситуацию и на то, что есть правда, потому он и поступал, как считал нужным. Даже часто не уведомляя об этом других. Бальтазар прекрасно понимал Кастиэля, своего единственного на тот момент друга, лучше его самого. Особенно он видел ту боль, что тот чувствовал, когда те, кого он также называл своими друзьями, предали его. Потому он и поступил, как должен. Ведь даже если его смерть не образумила бы Каса, то пусть это хотя бы сделали Винчестеры, у них было шансов больше. Возможно, отдавало отчасти эгоизмом и расчётом на удачное стечение обстоятельств, что, несмотря на извечную расчётливость ангела перекрёстка, было для него немного нехарактерно. Так считали бы те, кто плохо его знал. Потому что ради друзей, пусть и скрывая это под маской беспечности, он готов был на многое. Кастиэлю было очень больно, но Бальтазар не жалел, он просто считал, что так будет лучше.