Безмятежный Янов

«На охоте охота — только полдела» (Зверобой; S.T.A.L.K.E.R. CoP).       Охотники — не люди, а звери. А если выражаться точнее, то, в общем и целом, намного их хуже. Мне кажется, если запереть дикую тварь и хорошо подготовленного охотника в одной комнате, то… ответ, в принципе, очевиден.       Однако каждый раз перед очередной вылазкой или охотой на меня накатывала депрессия. Я не охотник. И могу не вернуться назад. Но я долговец. И я ненавижу мутантов, ненавижу Зону…Именно эта ненависть скорее всего и сохраняла мне жизнь. Я ненавидел — я боролся. И жил. Но несмотря на это и окружающих меня настоящих профессионалов своего дела, истинных охотников, я боялся. Каждый раз.       Всякую ночь перед роковым днём я пережидал в бессонном состоянии. Так было и теперь. Но было всё по-другому, по-настоящему.       Неделю, месяц назад было за что зацепиться, отвлечься, отогнать поганые мысли… Но все исчезло. Бесследно и навсегда. Люди оставили Янов, станцию, некогда служившую целым лагерем для долговца, сталкера, бандита, анархиста… Кем бы ты ни был, в этих стенах ты забывал свою неприязнь и, встречаясь глазами с кем-нибудь, с кем-нибудь!.. Ты плевал на вражду, состояние, положение, ведь на тебя смотрел человек, живой человек! И ты ценил этот момент, ценил, как никогда. Потому что днём позднее, узнавая в трупе, что гнил на болоте, того самого человека, на которого ты смотрел, с которым общался, видел живые глаза, ты понимал, насколько же тонка грань меж жизнью и смертью, и эта грань — стены станции.       Но теперь не было и этого. Станция молчала. В её безмолвии и проходили наши последние дни…       Укутавшись в брезент, я сидел в углу подвала, поглощённого тьмой. Сыростью, холодом и плесенью веяло с потолка, пола и стен. Где-то мирно храпели и посапывали товарищи. Где, я не знал, ибо не видел даже кончика собственного носа.       Снаружи, вероятно, шёл дождь. Глухие постукивания и гулкая дробь слышались постоянно. Иногда гремело, раскатываясь с силой эхом и вибрируя стенами. Я не мог уснуть.       Дежурных да и охрану мы перестали ставить еще день назад, когда ушли последние бойцы группировки «Свобода», оставив нам, охотникам и торговцу, излишки провизии и снаряжения. Обнадеживало это сильно, но всё же недостаточно. Станция пала во мрак, скорбь и угнетение.       Вчера был гон. Я с двумя товарищами был на дежурстве. Как началось, так сразу мы припустили к станции. Только-только укрылись в здании, что на вышке неподалеку, как видим — излом наш сигает через стайки тушканов и собак, несущихся наряду с огромными тушами кабанов и плотей на юг, ломающих кустарник, баррикады, подрывающихся на минах… Мы из окон повысовывались, начали отгонять выстрелами мутантов от укрытия. И только-только увидели, что Щуп, так звали излома, в охапку тащит еще кого-то… Уж не знаю как, но залетел он в самое низкое окно. Мутанты всё же успели поободрать ему бока, зато торговец яновский, Гаваец, жив остался. В ближайший час вообще ни слова не мог вымолвить. Спаслись мы тогда чудом. А сейчас сижу и думаю — зря. Зона рано или поздно всех сожрёт и прах уничтожит, и память. Люди здесь исчезают бесследно. А души их и подавно.       Чтобы хоть немного успокоиться, я дрожащими руками начал шарить вокруг, вскоре нащупав армейскую сумку. Из легкодоступного кармана вытащил налобный фонарь, нацепив тот на голову.       Свет, хоть и будучи в экономном режиме работы, разрезал темноту, выявив стоящий впереди стол, на котором беспорядочно был разбросан самый разнообразный мусор от газетных свертков до гильз. Глаза нехотя привыкли, и я, стараясь не будить спящих постоянным мотанием головы, полез в складки брезента, достав скоро полиэтиленовый пакет, служивший домом для вороха бумаг. Это были мои письма.       Каждый раз, отправляясь в опасную вылазку или на задание, я перечитывал их. Переписывался я с сестрой. Мы с ней — сироты. Выросли в детдоме. Она, являясь старше меня года на два, была мне почти как мать. Но даже её мудрость и постоянный надзор не смогли удержать меня от похода в Зону.       «05.04.16 Пишу, пока могу. За меня не беспокойся — благодаря моему товарищу, Алексею, угнали с военного блокпоста машину, воспользовавшись неразберихой со стороны вояк. С нами прорывалось еще трое, но их взяли, жаль парней. Вчера пригнали авто к какому-то заброшенному зданию. Нас сразу же обстреляли. Никто не пострадал. Машину пришлось оставить. Шли пешком, пока не наткнулись на заставу серьезных людей. Сначала подумали вояки, но оказалось, что это военизированная сталкерская группировка. Попросили помощи. Теперь предстоит разговор с главным, но для начала отосплюсь, больно вымотался за день…» — читаю я про себя строки. Затем, перевернув листок, на обратной стороне ответ: «12.04.16 Какого черта, Андрей! — так не то… — …Послушай, осторожнее ладно? Знаю я твои нравы. Не хами никому. Не вздумай курить!.. — глазами пробежал вниз, пропуская наставления и советы, — …Я работой наконец занялась, как мы и хотели, стала парикмахером. Получаю немного, но на жильё хватает. Целую. Пиши, когда сможешь!». Отложив первую бумажку в сторону, взялся за вторую, чуть надорванную. «24.04.16 Наконец могу сообщить, что теперь являюсь почётным представителем группировки «Долг»!.. — трам-парам-пам-пам, — …Писать буду еще реже, так как у нас это не особо жалуют. Завтра отправляюсь на своё первое задание. Даже не представляю, что меня ждет… Если что, я люблю тебя и всегда любил несмотря ни на что… П.С. Курю, не обижайся». Дрогнув, перевернул, пробегая глазами по красиво выведенным буквам: «30.04.16 Не знаю, что там у вас происходит, но я в шоке… Неужели там люди убивают людей из-за куска хлеба?! Я не прошу, а умоляю — вернись, пожалуйста. Ты самое дорогое, что у меня есть…». Следующая бумажка оказалась обрывком какого-то документа: «11.05.16 …Многое изменилось. То первое задание, про которое я когда-то писал… я его провалил. Я не смог хладнокровно убивать людей. Я не гожусь им. Попытаюсь стать обычным сталкером. Прости за то, что пишу так редко. Иначе никак. Вернуться не смогу — военные развернули что-то очень громадное. Теперь все проходы из Зоны полностью подконтрольны… Я не знаю что будет дальше…». На обратной стороне листовки: «21.06.16 Это третье письмо. Пыталась писать, но ты не отвечаешь. Вероятно, они не доходят. Я чувствую, что-то случилось. Очень нехорошее. И по новостям какую-то хрень передают… Андрей, пишу на обратном стороне твоего письма. Такие письма почему-то всегда доходили. И это дойдет. Я верю. Я люблю тебя…». Пятна и разводы свидетельствовали о том, что человек плакал, пока писал. Борясь с навернувшимися на глаза слезами и подступившим к горлу комком, я выудил последний лист. Пожёванный, жёлтый, весь в пятнах. «17.07.16 …Ты была права. То, что произошло, нельзя объяснить. Зона стала опасна. Намного опасней. Людей уже мало. Они пытаются уйти. Я не рассказал главного — я не ушел тогда в тот день из «Долга». Мне объявили выговор и… я спас отряд долговцев от атаки чернобыльского пса. Это очень опасная тварь. Не знаю как, но у меня получилось противиться его воле. Я поборол его в рукопашную. Когда очнулся, рядом стояли товарищи. Как оказалось, меня чуть не загрызли фантомы, что вызвал пси-пёс на последнем издыхании. Но в тот момент его влияние на остальных ослабло и долговцы отбили меня от тварей. Я выудил из своей ладони его клык, вот такие дела… Наш генерал лично объявил мне благодарность, спросил, чего я хочу. Я сказал, что не хочу убивать людей, а хочу бороться с мутантами под знаменами «Долга». 12 мая я прибыл на станцию Янов вместе с четырьмя бойцами в качестве подкрепления. Вот тогда и произошло самое страшное. Зону накрыл очередной выброс — мощный всплеск энергии. Много людей погибло по непонятным причинам. Я выдержал, потеряв сознание. Меня выходила группа местных охотников, сказав после того, как я пришёл в норму, что «Долга» теперь нет. Я не поверил. Неделю еще ходил в родных рядах, пока не понял, что они — просто кучка напуганных паникёров, которым людей ради своего благополучия не жалко. Тогда я понял, что имели в виду охотники. Ушёл к ним. У них не хватало одного человека. Теперь я Трофей. Так меня прозвали из-за клыка, который, кстати, всегда с собой ношу. Что теперь делать, не знаю. Пишу, потому что у торговца здешнего есть связи. Каким образом это письмо будет тебе доставлено, я не знаю. Понадеюсь, что все будет хорошо…». На обороте карандашом: «08.08.16 Пыталась вновь отправить письмо на другой бумаге. Ответа нет. Видимо, не дошло. Придётся писать на твоём жёваном… Не знаю, как это работает, но похоже, бумага, что ты берешь в Зоне, непростая. Не знаю, что правда, а что ложь… в любом случае я точно знаю, что ты не пропадешь. Что бы ни случилось… Это моё последнее письмо. Меня ищут. Я связалась не с теми людьми, позарившись на хорошую плату, но… получилось всё не так, как я ожидала. Прости меня. Ты был обо мне лучшего мнения. Но я заслужила наказание. Люблю тебя».       Несколько минут я просто сидел, пялясь в эти строки мутными от слез глазами. Никогда не понимал, как она могла «связаться не с теми людьми». Марина всегда была осторожна и рассудительна. Что же на самом деле произошло, я не знал. Отправлял ей еще два письма. Но тщетно: спустя месяц новостей не было. То ли письма не доходят, то ли…       Я вытер влажные глаза и сложил листочки обратно в полиэтилен, убрав тот в складки брезента.       Многое изменилось. Я не ведал о происходящем в Зоне, а на Большой земле — и подавно. И, если честно, знать не хотел. Если люди сами себя рано или поздно не выживут, это сделает Зона. А в случае Большой земли — природа.       Выключив фонарь, я вновь погрузился в темноту и в раздумия. Дождь, наверное, давно прошёл, и вместо него слышались отголоски чьих-то фраз. С кем это там Гаваец? Сам с собой? Бедняга…       Гавайца я недолюбливал, несмотря на то, что он снабжал нас всем необходимым. Особенно этот его взгляд прищуренных глаз — спокойный, умиротворенный, полный надежды и оптимизма. Никогда не понимал его. Особенно отношение к нам, к «Долгу». Всякий раз он отводил глаза и морщился при виде меня в соответствующем комбинезоне или любого другого бойца группировки. И даже, когда она распалась, осадок сохранился. «От вас веет смертью…» — сказал он мне как-то раз, просто чтобы я не донимал его вопросами. Странный он, вот что. И это-то мне не нравится. Вообще не понимаю, как можно всё время улыбаться… даже когда всё плохо.       Хотя, честно признать, охотников торгаш уважал. Особенно главного из них, Терентия, или как мы его звали — Тира. Тир был человеком прямолинейным и излишне целеустремленным. Последний из оставшихся в живых учеников самого Зверобоя. М-да… Именно под его руководством собралась наша компашка. Самыми первыми напарниками Терентия стали Тур и его, блин, ручной излом, Щуп. Про первого говорить нечего — мужичара огромный, ну, прямо бык. Только Зона знает, что заставило его снять сервоприводы с экзоскелета и положить те далеко в ящик, оставив только сам бронекостюм, который он всё время носит, и встать на путь охотника. А последний… мутант. Чёрт! Один из тех, на которых мы и охотимся! Никогда не свыкнусь с этой мыслью…       Дождь полил вновь, занявшись резко, и под его мерный гул я не заметно для себя задремал… — …Трофей!       Я встрепенулся, готовый подскочить и выкрикнуть: «Я!», но в результате просто приоткрыл глаза.  — Какого хрена? Опять не спал?  — Поспишь тут… — прокряхтел я, приподымаясь, — Грёбаные поезда…       Под поездами я имел в виду далекий звон и скрежет, частенько посещающий эти места. Помнится, не мог уснуть в свои первые дни на Янове именно из-за него. Говорят, что вагоны уже много лет пребывают в забытье, ржавчине и покое. А скрежет и гул слышно, будто они только-только оставили свои посты и с радостью от этого мчатся по своим делам… Раньше вскакивал и бежал во всю прыть смотреть так ли это. Но один ветеран как-то сказал мне, что не все люди способны видеть движение поездов по здешним рельсам, а только те, у которых особая связь с Зоной… Никогда не понимал этих слов. А сейчас и вовсе забил.       В подвал вниз по лестнице спустились двое. Один в маскхалате и разгрузочном жилете, другой просто в телогрейке и накинутом поверх неё плаще. Первый сразу молвил:  — Нам помощь нужна. Там на мине кабан подорвался, большу-у-ущий такой! Надо убрать, а то волки сбегутся…  — Так, а Себастьян на что? Он тоже большу-у-ущий! И… и излом у вас есть. Без меня справитесь… — я, зевнув, грохнулся обратно на мешки.       Тот, что в халате, хмыкнул и, кивнув мужику в плаще, вышел вон. Последний подошёл ко мне, ухмыльнувшись.  — Трофей, может, хватит лагерь весь подводить? Я понимаю твои биологические стремления, но… представь, если я буду вести себя так же?— резко выдернутая из-под полов плаща рука схватила меня, оказавшись гипертрофированной конечностью, и вышвырнула с мешков. Я, охнув, пролетел под самым потолком и врезался в стеллаж, что стоял напротив, издав грохот. Излом свалился на моё место, закинув ногу на ногу.  — Отдохну, а ты за меня все дела сделаешь. Честно ведь?  — Зар-раза… — прошипел я, поднимаясь. — Чтоб тебя черти… тварюга хренова! Мог бы просто попросить…  — Да вас, долговцев, просить о чём себе дороже… — улыбнулся мутант.  — Да я щас!.. Покажу, кто такие долговцы! — я ринулся на излома, но тот заставил меня только прошаркать на месте, вытянув свою конечность, в которую я и упёрся. Поборовшись немного с препятствием, я плюнул с досады и высвободился, отойдя в сторону.  — Ладно, ладно, хорошо, ты прав. Пойдём уже…       Мутант пялился на меня, явно чего-то ожидая. Я вздохнул, закрыв руками лицо, и через силу молвил:  — Прости… Без тебя худо будет тащить этого, как там его…  — Ха, то-то же. А в качестве извинений… заберу у тебя эту безделушку. — Излом корявым пальцем указал на предмет, зацепившийся за край стола.  — «Гребень»?       Воспользовавшись моим замешательством, мутант схватил артефакт и, лихо сиганув через стол, пулей выскочил из подвала.  — Вот… тварь! — только успел выкрикнуть я.  — Я всё слышу! Давай догоняй! — донеслось до меня.  — Догоню и мало не покажется… — процедил я, забирая из угла свои вещи и двигая в сторону выхода, попутно задувая керосинку. Какого хрена вообще в охотники взяли его? Одного из тех, на которых мы и охотимся! Полный аут! Однако излом всё же был полезным членом нашей команды, как бы я не хотел этого признавать. Прибился он к охотничьей группе еще до меня, да и товарищи мои очень его ценят… Дали прозвище Щуп. Я, как долговец, просто вне себя от того факта, что приходится работать с мутантом! Чёрт!       «Гребень» напоминал собой несколько когтевидных образований разного размера, соединенных меж собой. Артефакт балансировал на самом длинном и крайнем из них, имея возможность не касаться поверхности стола больше ничем. У него частично или полностью отсутствовал центр тяжести, что и позволяло принимать ему такие неестественные позы. Я не был в курсе, как он работал, но эта штука реально успокаивала нервы… В будние дни это было бесценно.       Торговца арт не заинтересовал: ощутимых свойств у него не было, хоть и встречались подобные экземпляры довольно нечасто. Посоветовал мне только попробовать сбагрить находку учёным, те, по его словам, могли отвалить косарь за чудо-юдо, но во-первых, переться к ним ради этого не хотелось, а во-вторых, мне и самому сгодится. Нашёл я его, когда с товарищем возвращался с очередной разведки дня три назад. Встретили мы на пути группу зомбей, как отстрелялись, так при обыске у одного из них и вытащил…       Снова меня встретила пасмурная серость и глухая тишина. Выйдя из главного зала станции и ступив на мокрый грунт, я вдохнул утреннюю свежесть и посмотрел по сторонам. Кругом пусто. Сам Янов будто тосковал по людям, хлопая отогнутыми углами металлических листов на ветру. Я, поправив ремешок двустволки, медленно двинулся вперед, намериваясь найти товарищей. Если мне не изменяла память, наше минное поле должно располагаться к северу отсюда. Я взял вправо, зашагав вдоль тоскливого лица станции. Слева от меня было море зарослей, скрывающих железнодорожные пути и забытые вереницы вагонов. Не доходя до кирпичной трансформаторной подстанции, стоящей чуть поодаль, я завернул на небольшую асфальтированную площадку, окружённую кустами и молоденькими деревцами. Пройдя её, наткнулся на железный покосившийся столб для прожектора, что был опутан ветками змееобразного дерева. Кое-где виднелись и свисающие мотки ржавых проводов. Сверху сидел ворон, пряча голову в крыльях и частенько переступая с ноги на ногу. Когда я прошёл рядом, выйдя вскоре к кустарнику, что скрывал за собой т-образный перекресток 2-х дорог, птица встрепенулась и, издав истошное карканье, рванула ввысь. Её крик постепенно удалялся:  — Кар-р… Кр-р… Тр… тр-р… тр-рофей… й… й…  — А вот и Трофей. Явился — не запылился…  — Слышь, сволочь… — я справился с кустарником, выйдя на перекрёсток, практически весь усыпанный кровавыми ошмётками. У края дороги лежала огромная туша. Ее обступило трое сталкеров.  — Спокойно, мы не сраться сюда пришли… — меня остановил человек, зашедший в подвал вместе с изломом недавно. Его и звали Терентий.  — А я не сраться сюда пришёл, — убрал я с себя руку охотника, — А сделать кое-что очень полезное: пустить грёбаного излома на колбасу! — я показательно чуть спустил ремешок ружья с плеча.       Мутант сиганул за спину широкоплечему мужику в бронекостюме, что стоял скрестив руки на груди и спокойно глядя на меня.  — Привет, Тур. — я закинул двустволку обратно, — Как спалось?  — Неважно. — басом ответил он, не шелохнувшись, — Все время хрень снится одна и та же…       Излом хитро выглянул из-за его плеча. Я погрозил ему кулаком.  — Всё-всё, подурачились и хватит. — Тир коснулся моего плеча, — Давайте, пока не занялся дождь и всю эту гадость не разнесло по дороге…  — Ведешь себя, как девчонка. — пробасил Тур в мою сторону.  — Да пошли вы… — отмахнулся я.       Под тушу кабана уже были просунуты отёсанные бревна, способные выдержать его тяжесть. На их концах были сделаны выемки, в которые мы обычно продевали металлические шесты, сооружая т.о. носилки. Так было и сделано теперь.  — Мне вот до сих пор что интересно… — отозвался Щуп, удобно перехватывая один конец шеста, — Отчего долговцы оставили одного бойца? Или ты дезертир?  — Мне нужен был еще один человек, Корка-то скопытился… — прервал моё злобное рычание Терентий, берясь за другой конец шеста и указывая Туру на противоположный.  — Я доброволец, ясно? Лучше убивать мутантов, чем людей… — я вытер нос рукавом и также схватился за шест, злобно глянув на излома, что ехидно улыбался на противоположном углу носилок.  — Ты не путай, брат. Щуп наш — не мутант. Не враг тебе. — сказал безмятежно Тур, — Ну, взяли?  — Взяли… — прокряхтел Тир, — И…       Мы с силой рванули конструкцию с тушей кабана наверх, а излом быстро просунул под нее мутировавшую руку, в разы облегчив тяжеленную ношу. Чёрт возьми, силён, силён…       Мы неспешным шагом потащили вчетвером носилки вдоль дороги к зданию на вышке. Именно там нам удалось укрыться от гона, что был ночью. Зараза… Значит, сегодня будет выброс.       Как мы успели уйти от волны мутантов, остаться с ногами, с руками — одной Зоне известно.  — А кто же он тогда? Человек? — злорадно выкинул я, держа обеими руками конец шеста и идя боком вперёд.  — Людей от мутантов отличает наличие живой души. Мутанты — порождение Зоны. У них душа мертва. У Щупа есть душа, он — человек. — молвил вновь Тур в защиту излома. То же мне, адвокат нашёлся!  — Спасибо за поддержку! Хоть кто-то здесь помудрее некоторых…       Я только фыркнул в ответ:  — И где вы эту дрянь берёте…  — Наткнулся, когда через Радар с друганом шёл… — здоровяк почему-то вздохнул: вероятно, того другана уже в живых не было, — Каким-то образом бедолага выдержал прямое попадание из Гаусс-пушки.       Вот живучий гад!  — Кстати, насчёт Гаусски… Позавчера, когда на патруль ходил, видел на окраине леса труп кровососа с большой дырой в груди. Есть мысли по этому поводу?  — Вот так новость… Хрен знает. Но если это Гаусс, то помимо мутантов, в списке наших противников будут значиться еще и типы из «О-сознания»… — подал голос наш лидер.  — Фанатики?! Этого еще не хватало… — выдохнул я.       Мы вошли в небольшую рощу, ломая сухой кустарник. Где-то сбоку из-за деревьев выпорхнула тройка ворон, разрезав окрестности ярым карканьем. Послышался лёгкий гул, а затем тихий стрекот: занимался дождь, щекоча листья мрачных древес, будто пытаясь развеселить их.  — Одно хорошо, — кряхтел Терентий, — Теперь из мутантов в ближайшие два дня будут только лесные волки… трусливые, но выброса эти гады не боятся, чтоб их…  — А та тварь? Ну, которая склад облюбовала? — спросил я, истекая потом.  — Вряд ли она покинет свое логово… химеры — твари территориальные…       До небольшого буреломчика шли молча. Рук я уже не чувствовал. Тащил тяжесть на последнем издыхании, когда показался разлом в земле, переходящий в чернеющую яму, над которой сгрудились чёрные от кислоты стволы поломанных елок и дубков. Со дна ямы поднимался тошнотворный запах, лёгкое зеленоватое свечение и белый туман. Мы замерли у подножья аномалии, морщась от боли и противных паров. По команде опустили носилки, отскочив в стороны. Излом резко наклонил их, выпрямив свою конечность, и кабанья туша медленно сползла вниз. Послышалось шипение.  — Фу-у-ух, гуляй, народ! — выдохнул Тир, отходя подальше от кислотной ямы и вытирая с лица пот и слёзы. Все поспешили за ним. Только мутант чуть задержался: разматывал намотавшиеся на бревна кабаньи кишки…  — Куда теперь? — спросил Тур. Чёрт, даже не запыхался!       Я стоял позади тяжело дыша. Мимо проплёлся излом, подтащив носилки к главному и вытирая по пути руку о траву, волоча ту по земле.       Терентий, достав из кармана разгрузки ПДА, молвил:  — Та-а-ак… Я предлагаю позавтракать, а потом обсудить наши планы. Себастьян и Щуп, оттащите добро в подвал, а я с Трофеем пойду загляну к Гавайцу насчёт провизии. Встречаемся у дубка. Принято?       Тур с мутантом, что аккуратно спрятал конечность под полу плаща, молча принялся разбирать носилки, а я двинулся вслед за главным охотником, направившимся к станции…       …Меня разбудил грохот, затем плавно перешедший в скрежет и разлетевшийся в виде эха. Я устало пробормотал что-то обидное по поводу «грёбаных поездов», пошевелившись. Постукивания и скрежет не прекращались, будто состав разминался перед тем, как отправиться в путь.  — Да иди ты уже… куда хотел… — вновь пробубнил я, ещё больше закутавшись в брезент. Снаружи тихо застрекотали цикады. Как назло захотелось отлить. Так как заснуть я уже больше не мог, пришлось выбраться из подвала, ориентируясь на ощупь.       Зал ожидания встретил меня тусклым фонариком возле входа и слабо освещённой комнатой впереди, справа от кассы. Входная дверь была открыта нараспашку. Веяло холодком и запахом недавно прошедшего дождя.  — И ты это видишь? — донеслось с противоположного хода, закрытого и заваленного всяким хламом.       Я на цыпочках подкрался к нему, поёживаясь от холода.  — Гаваец… Зачем так пугать? — послышался другой голос.  — Прости, дорогой, не хотел. Рассказать я кое-что хочу, то, что еще никому не рассказывал…  — Слушаю.  — Понимаешь, я тоже не совсем человек. Иначе бы не видел, что и ты — как по рельсам здешние вагоны ходят. Это как проклятие…  — Подожди… Что ты хочешь этим сказать? Я всё же не человек? А… ты? Ты тоже шатун?  — Хм… странно, правда? Порою снятся мне леса тропические, жаркие саванны, музыка в мозгу звучит, наречия народные… А вспомнить ничего не могу, хоть и чувствую что это частичка моего прошлого. Твоё состояние мне до боли знакомо.       Воцарилось молчание. Было слышно, как цикады еле слышно переговариваются друг с другом, будто обсуждая происходящее. Я в непонимании все еще прислушивался, не веря услышанному.  — То есть поэтому ты мне помогаешь? Поэтому не хочешь отпускать?  — Поверь, я не думал, что смогу встретить подобного себе с такой же проблемой. И жить с постоянной мыслью о том, кто тебя окружает… Шатун — это редчайший случай, мало ли что взбредет в голову учёным, охотникам, о долговцах и вообще молчу.       Так вот в чём дело! Вот оно как! Я от такой неожиданной информации забыл, зачем выходил. Осторожно отойдя в сторонку, достал помятую пачку сигарет. Подумал и выбросил её, вздохнув. Это было сверх моих сил… Меня окружают мутанты! Во что превращает меня Зона… Несколько месяцев назад я поклялся жизнью, что буду защищать людей от этого проклятья, а теперь живу с ним под одной крышей! Да здесь вообще люди есть?!       Мысленно представил, как входит Гаваец с незнакомцем. Я направляю на них ствол Макарова, выхватывая тот из кобуры. «Алоха, Трофей! Ты чего?» — торговец в нерешительности поднимает руки. Незнакомый сталкер держится за его спиной. «Это вы — чего! А я кто! Ясно вам? Мутанты» — злобно говорю я. «Да зачем тебе это, Трофей!» — жалостливым голосом молит Гаваец. «Это мой долг…» — последние слова.  — Трофей? Не спится?       Я схватился за то место, где должна быть кобура. Но её не было. Скрипнула входная дверь в южном крыле.       Гаваец вышел на свет, что шёл от фонаря, повернувшись ко мне. Вид у него был не очень.  — Что-то нужно?  — Нет, ничего… — прошептал я, разворачиваясь и направляясь в подвал.

***

      Завтра наступило внезапно с подъёма Тира. Началась подготовка к охоте, возможно, последней для кого-то из нас. На КПК было 3:45, даже солнце еще не встало.  — Так, действуем, как и планировали. Я с Себастьяном в засаде. Трофей и Щуп — на живца. Не забываем прикрывать спины! Оружие проверьте! У входа в тоннель, думаю, стоит поставить пару растяжек. Химеру стараться бить в голову, чуть левее правого глаза…       Пока Терентий отдавал наставления, напоминал о некоторых хитростях, гонял туда-сюда, мы собирались.       Нацепив свой долговский комбинезон, рассовав по подсумкам гранаты и патроны, я остановил взгляд на моем талисмане, клыке. Подумав, сунул его в карман.       Я всё утро молчал. Молчал, когда мы выдвинулись, когда Гаваец с грустью в глазах пожелал нам удачи на пороге станции, когда уже шли через лес, а за кривыми стволами и кустарником пропадали в лёгкой дымке здание на вышке и станция. Молчал, потому что готов был умереть. Знал, ради чего я иду.       Добравшись до железнодорожного полотна, пошли по нему. Изредка попискивал детектор, мы уходили в сторону, петляли, пробирались через болото… Наконец, пройдя затерянные в лесной глуши трубы градирни, вышли по железной дороге к тоннелю. Лес обступал его, боясь сунуться в неизведанную черноту. Зона безмолвно молчала.       Тоннель и служил главным складом. Раньше он охранялся, а теперь…  — Интересно, и откуда берутся подобные твари? — шёпотом задался вопросом Тир, высматривая из-за кустов что-то в бинокль. Мы сидели рядом, на опушке.  — Из Лиманска, — вдруг отозвался я, — Там лаборатория была… Я лично видел обрывки документов, что сумел захватить «Долг».       Хранить тайны группировки уже давно не было смысла. На меня глянули три пары удивлённых глаз. Излому-то чего удивляться…       Мы решили устроить засаду на опушке, натянув растяжки меж деревьями. Мне с Щупом надо было выманить тварь из логова и привести к ловушке.       Я пошёл спереди, держа наготове двустволку. Излом прикрывал мне спину, сжимая в человеческой руке пистолет. Вокруг было тихо. Неспешно мы приближались к тоннелю, что холодил душу чернотой своего зева. Пройдя мимо сошедшего с рельс и заросшего кустарником полувагона, мы остановились. Вернее, излом остановил меня:  — Стой! Я ее чую…       В глазах потемнело. Я свалился вниз, потеряв власть над конечностями и выронив ружье. Успел ощутить, как что-то огромное пронеслось надо мной, издав гневный рык. Послышался звук удара обо что-то железное. Затем звуки выстрелов, взрыв. Ещё один… В миг всё затихло.       Я, дрожа, приподнялся, мотая головой. Зрение вернулось. Вокруг был лес и пустота. Ни следа товарищей, ничего. Только в воздухе витал запах гари, смешанный с гнилью. Это конец…       В глаза бросилось мое ружьё, лежавшее неподалеку. Рванул к нему, но… резкий удар когтистой лапы сшиб меня наземь, заставив охнуть. Боль разлилась даже по самым дальним уголкам моего тела. Вторым ударом было отброшено в сторону мое оружие, жалобно лязгнувшее. Подняв взгляд, увидел мутанта, стоящего ко мне боком. Мускулистые конечности держали вполне стройное тело, изогнутое в спине. Глаза твари горели, как блюдца, ярким радужным огнем. Почему-то среди цветов преобладал красный. Из зубастой пасти валил пар и тот тошнотворный запах гнили.       Рванулся назад, чувствуя, как жгёт болью грудь. Химера прыгнула следом, и мы одновременно встретились с железом полувагона: я — головой и спиной, она — когтями по разные стороны от меня, заскрежетавшими и оставившими полосы на ржавом металле. Ее уродливая голова оказалась напротив моей почти впритык, глаза сверкали, а запах из пасти заставил меня хватать ртом воздух. Чего она ждет?  — Долговец? — раздался хитрый голос у меня в мозгу. Затем послышался смех. Я обомлел, пытаясь дышать меньше.  — Подумать только, вся мощь, слава и власть этого никчемного образования у меня… под лапой! — в глазах твари засияло больше зелёных оттенков, и она вновь рассмеялась, рванув меня на землю и придавив передней конечностью, нависнув надо мной.  — Ты… ар-ргх, не права, сволочь… Бойцы «Долга» до сих пор сражаются, чтобы избавить Зону от таких как вы! — выдал я задыхаясь.  — Глупый… сражаться уже некому, ты последний! — заявила она, ещё больше склонившись и одарив меня своим мёртвым дыханием.  — Агх-х, за что… верните моего излома! А!..  — Твои друзья — слабаки. Они мертвы.       Тварюга снова мысленно рассмеялась, испепеляя меня взглядом и наблюдая за моей реакцией. Но я не мог ничего предпринять. Только сжимал до боли кулаки и чувствовал как со лба стекает кровь.  — Ну, сожри уже меня, грёбаная химера!  — Я не голодна. Это раз.  — Я заметил, ыгх… — я пытался уйти от зловоний из пасти, что нависла надо мной, вращая головой в разные стороны.  — А во-вторых, я не химера… У меня более изысканное название.  — Ты, грёбаная тварь! Что тебе, агх… надо… Кто ты тогда, чёрт возьми?  — Проект «Гомолог, Лямбда-Си». Слыхал?  — Да кто же вас знает, бестий из Лиманска…       Тут глаза мутанта полностью загорелись изумрудным пламенем.  — Значит, слыхал! Отвечай!       Она ещё больше надавила мне на расцарапанную грудь, заставив выкрикнуть пару проклятий в её адрес. Что-то свистнуло и разорвалось над ухом. Меня оглушило и на время ослепило. Единственное, чего я понял, это то, что лапы на мне уже не было. Придя в себя, через силу поднял голову.       Спиной ко мне стояло покачивающееся тело в бронекостюме.  — Тур? — я схватился за голову, заставляя себя подняться.  — Отойди подальше… — выдохнул он, сжимая в руках «Бульдог».       Химера стояла в стороне, закрыв голову лапой. Видимо, её не слабо контузило.  — Тур… как ты выжил? Химера же…  — Ах-ха-ха! Химера! На меня псевдогиганта маловато, братец!.. — он вытер губы рукой и вскинул гранатомёт.       И я увидел. Увидел то, что часто видел в зеркало. Этот взгляд… потерянный, отчуждённый. Глаза химеры пылали синевой, вызывая грусть и те самые чувства, что когда-то я испытывал, глядя на свою сестру перед уходом в Зону, на себя с тех пор, как стал долговцем. Да, я знал, кто я. Мой долг защищать людей от проклятий Зоны… Но и эта тварь знает, кто она. И это также не дает ей никаких результатов и самоудовлетворения. «Гомолог», «Долг»… это только прикрытие, оболочка, за которой скрывается существо, не понимающее многого, не знающее на самом деле ничего о своём истинном «я».       Раздался выстрел.       Пуля, пущенная из Макарова, пробила затылок здоровяка, заставив безжизненное тело рухнуть вниз.       Ещё не понимая того, что натворил, я осел на землю, отложив пистолет в сторону и прислонившись спиной к холодному металлу вагона. Голова гудела, тело будто разваливалось, грудь горела адским огнем… Опустив взгляд, заметил испещрённый следами от когтей красно-черный долговский бронежилет. Кровь успела засохнуть, приобретя такие же оттенки. Если бы она хотела меня убить, не оставляла бы этого… Странная и умная тварь.  — Лямбда-Це или как тебя там…       По запаху понял, что химера стоит рядом. Поднял взгляд. Её глаза пылали синевой и изредка вспыхивали зелеными искрами. Я замолк, не зная чего ждать далее.  — Почему? — раздался в мозгу знакомый голос. — У тебя был шанс все исправить, но…  — Я уже всё исправил. — я поднялся, опираясь спиной о бок полувагона. — Ты видишь то, чего я хотел на самом деле, довольна?  — Вы очень странные существа, люди.       Я промолчал. В душе была пустота.  — Ты заикнулся о Лиманске? Был там?       Я помотал головой.  — Это то, что связывает меня с прошлым. Я чувствую это. Я предлагаю сделку. Ты показываешь мне путь туда, а я оставляю Янов и тебя в покое, идёт?  — Можешь делать что хочешь и с оставшимися… кхм, людьми и со мной. Мне безразлично.  — Даже если и так… — химера, развернувшись, направилась медленно прочь, сверкая глазами. — Помогая найти чей-то путь, ты можешь обрести свой.  — И ты вот так оставишь меня в живых?  — Считай, мы квиты. — тварь чуть приостановилась, оглянувшись, и, рыкнув, побежала прочь. До меня донёсся только треск кустарника.       Вот и всё. Неужели это должно кончиться именно так? Я отпрянул от вагона и сделал пару неуверенных шагов. Меня трясло и шатало. Что теперь? Вернусь на последнем издыхании на Янов, доложу, что склад свободен. Интересно увидеть лицо Гавайца при виде меня одного, окровавленного и измождённого… Будет ли он улыбаться, гад?       Это и был мой единственный вариант. Но он был ложный, пустой. Никогда бы не подумал, что настоящий долговец, верный своим принципам до последнего, сможет сделать следующее…  — Тва-а-арь! — заорал я что есть силы. — Лямда-Це! Эй, сволочь!..  — Я здесь.       От неожиданности осел на землю, развернувшись. Надо мной вновь нависла знакомая морда. Я закрылся рукой и поморщился.  — Да, да, я тоже рад тебя видеть…  — Так что ты хочешь сказать? Не тяни, я слушаю. — химера уселась напротив меня, безмятежно почесав за ухом задней лапой.  — Я… кхм, каковы наши дальнейшие действия?       В её глазах блеснула жёлтая искра.  — Бери со склада всё, что хочешь и можешь. Я жду здесь.  — Он же… чужой.  — Он мой.  — Э… А… Ну, Ладно.       Поднявшись, я, прихрамывая, отправился к тёмному жерлу тоннеля. Но почти сразу же, обернувшись, спросил:  — Слушай, может, у тебя нормальное имя есть? А то… неудобно как-то.  — Зови меня Аллен. Так меня когда-то звали.       Я кивнул и ускорился, чувствуя, как начинают неметь конечности. Хоть бы там оставались медикаменты… У меня была уйма вопросов, тысячи слов для которых было бы мало. Но впереди было то, что могло ответить на них разом, приоткрыв завесу тайны не только всей Зоны, но и меня. Ведь я — тоже её часть.       Нас ждал путь в Лиманск. Мутанта и долговца… Я ни о чем не жалел. Об оставленных в этой глуши станции, выживших и моего прошлого. И только клык чернобыльского пса, выпавший из кармана во время схватки, белел на фоне гнилых листьев и темноватой почвы.  — Трофей… неплохое имя для охотника. — ухмыльнулась химера, затем зевнув и навсегда зарыв его в землю. «Побойтесь, охотники, злобного часа! Наступит расплата в тиши тёмных дней, Когда против вас обернётся внезапно Ваш замысел хитрый, ваш верный трофей!..»       (Иванов-Ковалёв, август 2017, отредактировано 28 июня 2019).