Не смотри на часы

Роджер был подростком вздорным, непослушным и, чего уж скрывать, очень самовлюбленным. Круглыми сутками, забивая на учебу, шестнадцатилетний обалдуй прозябал свое время вместе с другими двоечниками на стадионах, у магазинов или в переулках. Если не удавалось убить часы до возвращения домой за сетевыми играми на сотовых, Роджер и его друзья подговаривали старших и покупали через них в разномастных магазинах хлопушки, петарды, спиртное и даже сигареты. Веселье выходило на славу, и к дому Роджер подползал пьяным, пропахшим дымом от сигарет и пороха из петард. Семья всегда встречала мальчишку с укором. Мать, прикрывая рот и быстро отворачиваясь, лишь бы не показать слёз, скрывалась на кухне и как можно громче мыла, переставляла и убирала посуду, в то время как отец Роджера – седой и суровый мужчина, бывший страж порядка – драл глотку так, что тряслись у соседей окна и завывали в тон человеку не только дворовые псы, но и сигнализации ближайших автомобилей. Роджер в такие моменты смотрел на крики и ругань сквозь пальцы. Ему безразлично абсолютно все, что твердят предки. Еще год назад он, Роджер, может и послушал бы собственную совесть, виновато опустил взгляд, вжал в плечи голову и даже позволил бы себе расплакаться, а после попросить прощения и обещать, что больше такого не повториться. В прошлом Роджер так бы и поступил, но не сегодня. Пять неполных месяцев назад родители, не удосужившись поговорить с младшим сыном, уже приготовили для него все бумаги, тесты, наняли репетиторов и закупили все необходимые учебники для того, чтобы Роджер пошел по стопам старшего брата Стива, поступил, если не в Оксфорд, то в Ель, и стал добропорядочным уважаемым членом общества. Вот только Роджеру это уважение к черту не сдалось. Ни в учебе, ни уж тем более в манерах мастером парень не был, и мечтал лишь жить в свое удовольствие, не оборачиваясь на других людей. Прошедшая после этого заявления ссора раз и навсегда прорезала глубокую пропасть между Роджером и его родителями. Он делал все на зло. Его по-прежнему пытались «спасти». К этому времени Роджер наизусть выучил все угрозы отца, все уговоры матери и даже все попытки наладить отношения от старшего брата, поэтому и неожиданное заявление отца этим вечером шокировало и озадачило подростка. - Сегодня ложишься спать без ужина! Немедленно! Улыбка сползла с лица Роджера, и он, казалось бы, в миг протрезвел. С кухни показалась взволнованная мать, раскрыла было рот, но отец резким жестом руки отослал ее обратно и снова впился злым взглядом в сына. - Я все сказал! Поднимайся к себе и ложись спать! Роджер пришел в себя, ухмыльнулся, развернулся к лестнице и на первой ступени вытащил из кармана куртки сотовый. Не успел парень снять блокировку, как аппарат выхватили из рук, и отец, не церемонясь, разбил телефон об пол. Техника разлетелась на мелкие кусочки и издала жалобным писк. Роджер ошалело уставился на отца так, словно собирался ударить, но не осмелился. Таким разъяренным и…серьезным Роджер своего предка не видел. В следующую секунду подростка схватила за шиворот крепкая рука и поволокла по лестнице наверх. Дверь комнаты Роджера с грохотом открылась, отец провел его внутрь, швырнул на кровать, а сам, ступая тяжелым шагом по полу, мгновенно собрал и выволок в коридор всю технику сына. Карманную приставку, что Роджер под шумок пытался спрятать за пазухой, отец выкинул в окно. Снаружи раздался грохот мусорных баков и визг дворового кота. - Спать! – снова приказал отец, запер на замок окно, чтобы сын не смог выбраться через него по пожарной лестнице на улицу, вылетел из комнаты и хлопнул за собой дверью. Роджеру почудилось, что скрипнувший в скважине ключ – последнее, что он услышал в своей жизни… Безнаказанность канула в лету, и Роджер, развалившись в бездействии на кровати, долго таращился в пустой потолок. Считал, сколько теней прыгает по белой штукатурке. Наблюдал за пауком Егором, бегающим из угла в угол в своем небольшом террариуме. Насвистывал под нос пьяную мелодию, услышанную от друзей еще на прошлый уикенд. Снизу еще долго доносились чужие голоса. Родители ругались из-за Роджера. Мать умоляла отца смягчиться, позволить мальчику хотя бы поесть, но мужчина был непреклонен. Обвинив жену в том, что по ее милости малец вышел из-под контроля, получил слишком много свободы, отец ушел в гараж – хлопнула входная дверь, а затем с улицы послышался металлический скрежет ворот. Роджер хмыкнул. Ему было абсолютно наплевать. Сердце не екнуло, задушенная полгода назад совесть даже не мычала. В голове только мысль о том, что ничего страшного в этом наказании нет. Да. Он не поест, да и сдалась ему домашняя стряпня, если ранее с друзьями наелся сладостей из автоматов? Отправили спать… Ок. Не проблема. Сегодня ляжет раньше, зато завтра, назло отцу, Роджер вообще домой не вернется. Переночует у Барри, затем, может перебьется какое-то время у Марка. А там родители сами взвоют и искать помчаться. Мать точно не выдержит. Парень самонадеянно ухмылялся пустоте, прикрыв глаза. Чем быстрее он уснет, тем быстрее закончится эта дурость. Бегал по террариуму паук. Выл за окном ветер. Стучали по стеклу тонкие веточки росшего вблизи дома дерева. Плыли по небу густые облака. В доме стояла тишина, а часы показывали десять вечера… Роджер открыл глаза. По ощущениям он пролежал без движения и в полудреме пару часов минимум. - Не так уж и сложно будет это преодолеть. – заявил парень и повернул голову к часам. Те по-прежнему показывали десять. Роджер поморгал, тряхнул головой и, поджав губы, снова улегся поудобнее. Быть может, просто сели батарейки? Парень прислушался. Тик-так-тик-так-тик-так… Нет… Идут. Исправно и точно, как Роджер помнил. Решив, что просто давно не ложился рано спать и уже потерял способность различать время в кровати – обычно подросток заваливался домой и сразу отрубался без лишних мыслей после полуночи, - Роджер снова закрыл глаза. Тик-так-тик-так-тик-так… Продолжал сновать по своему дому тарантул. Ветер за окном завыл громче. Тонкие ветки дерева в неясном свете проглянувшей через облака луны нарисовали на потолке комнаты странные тени. Снизу по-прежнему было тихо. Роджер приподнялся и снова взглянул на часы. Те показывали ровно десять вечера. - Да какого черта?! – недовольно выдал Роджер, схватил устройство, покрутил его в руках, проверил настройки, даже сменил батарейки и, убедившись, что все исправно работает, поставил часы обратно. Лег на кровать… Тик-так-тик-так-тик-так… Роджер, закрыв глаза, считал вместо овец количество едва слышимых щелчков часов. Терпеливо парень досчитал до трех тысяч шестисот. Значит, прошло шестьдесят минут – ровно час. Подросток скосил взгляд на часы. Ровно десять… В груди гулко забилось сердце. Непонятный липкий страх начал медленно подступать к Роджеру, цепляться сперва за босые ноги, перебираться по лодыжкам к колену, бедру и выше. Оплетать паутиной пальцы, локти и плечи, неторопливо касаясь нервно бившейся жилки на шее. Роджер зажмурился, пару раз сглотнул, промочил горло и снова начал считать. На этот раз, сбиваясь, он дошел до семи тысяч двухсот. Должно было пройти два часа. Роджер в очередной раз уставился на циферблат часов. Десять вечера… Спрыгнув с кровати и не беспокоясь о том, что своим торопливым топотом может разбудить родню, Роджер в два прыжка добрался до двери. Дернул ручку – и вспомнил, что отец запер его здесь до самого утра… Зло выругавшись, Роджер начал озираться. Парню не в первой было смотреть на свою комнату поздним вечером или ночью, но впервые в жизни ему стало не по себе. Стук веточки по стеклу был похож на грохот барабана над ухом. Неясные тени на потолке теперь перебрались на стены, и Роджер невольно отошел ближе к центру комнаты – несколько черных полос на глазах собрались в очертания головы огромной собаки, и Роджер откровенно говоря струхнул. Молнией бросился к заваленному всяким хламом столу, откапал там старую лампу, вернулся с ней в кровать и включил в розетку. Лампочка отозвалась неярким светом, а Роджер начал молиться, чтобы та продержалась до рассвета. Парень посмотрел на часы. Десять вечера… Шумно вздохнув, Роджер попытался успокоиться. - Все нормально, это мне просто кажется. А быть может я уже заснул и просто вижу очень нелепый продолжительный кошмар. Роджер очень хотел верить в собственные слова. Теперь парень не ложился. Он долго сидел, опершись о спинку кровати и вцепившись обеими руками в несчастную лампу. Тарантул перестал скрестись о стекло своей тюрьмы. Затих снаружи ветер. Ветки больше не царапали стекло, но их тени продолжали выплясывать в непонятных фигурах по всей комнате. Задевать черные пятна в углах, в приоткрытом шкафу, у кровати… Превращать их в очередных диких уже не собак – монстров… Роджер зажмурился, мотнул головой пару раз, открыл глаза и с надеждой уставился на часы. Сердце ухнуло куда-то в пятки и на пару секунд перестало биться. Яркие желтые цифры на черном фоне показывали десять часов вечера. В панике Роджер схватился за книгу – классическое Гюго «Собор Парижской Богоматери». Направил на страницы свет и начал громко читать. На улице было тихо, дома все спали, а Роджер четко выговаривал каждое слово на странице. Это была единственная книга, способная увлечь Роджера и отвлечь его от проказ, обиды на родителей и вечных попыток насолить окружающим. Парень погружался в историю с головой и наслаждался каждым эпитетом, что использовал в своем произведении автор. Наслаждался…раньше… Сейчас Роджер старался забыться книгой и собственным голосом лишь для того, чтобы не очутиться в полнейшей тишине. Он читал-читал-читал и продолжал читать. В неотрывном изучении иллюстраций и ритма строк прошло время – Роджер начал успокаиваться. Обычно на прочтение этого издания у парня уходило около пяти-шести часов. С облегченной улыбкой на губах, перелистнув последнюю страницу, прочтя последнюю строчку и отложив книгу восвояси, Роджер с надеждой взглянул на часы. Кровь отлила от лица, сердце забилось как бешеное, норовя сломать грудную клетку, руки задрожали, и лампа выскользнула из ослабевших пальцев парня – разбилась, погрузив комнату снова в полутьму. Тарантула словно никогда не было в террариуме. Ветер забыл об этом доме. Ветки стали больше, длиннее, скользнули иссиня-черными лапищами сквозь стекло в комнату, накрыли бледное лицо Роджера и задрожали вместе с подростком. Открылась-закрылась дверца шкафа. Выпрыгнула откуда-то тень, скользнула в укрытие за горкой белья – и в следующий момент лизнула голые пятки. Резкий крик прорезал тишину и тут же затих. Роджер забился под одеяло. Он звал отца и мать, надеялся и молился, чтобы те поскорее пришли, отворили двери и отругали его за шум. Тогда Роджер по крайней мере будет уверен, что он еще не сошел с ума, что все это дурной сон, и все будет хорошо… Террариума уже не было видно во мраке. Окно покрыли тени ветвей. Шкаф распахнулся, поглотив своей темнотой всю ближайшую мебель. В доме было тихо… Никто не спешил на помощь, никто не откликался, и Роджер начал звать без устали, а когда сорвал горло и не мог даже кашлять, попытался ущипнуть себя посильнее, укусить побольнее, удариться затылком о край поострее… Мрак не отступал, в доме было тихо, тьма поглощала и Роджера. Парень закрыл глаза, повернул голову, досчитал до трех тысяч шестисот и уставился на циферблат. Комната превратилась в сплошной мрак. Было тихо. Слишком тихо, а яркие цифры часов показывали десять вечера…