Древо жизни

      У дома Старков, за городом, растёт дерево. Только посадили, Мария обрадуется. Жаль, но урожай собрать не получится — конференция важнее каких-то там яблок.       У дома Старков, за городом, растёт мальчик. Тони, глаза чистые, хоть и карие. Отец снова не приедет, но он не расстроится. Это не впервой, да и с садом сам справится.       Дерево тем временем растёт и крепнет. Глубоко пускает корни, словно крылья расправляя. Гениальность — не порок, но нелёгкое бремя. С работой в саду слёт научный не вяжется.       Кто-то раз сказал, что время быстротечно? Может, и так, но Тони не верит. «А ты всё не меняешься» — товарищу верному. Под густой листвой будто мысли яснеют.       В загородном доме темно и пыльно. Пахнет затхлостью и сладковатым бренди. Слёзы злые, солёные падают на пол. «Ма, па, вас никто не заменит».       Цветные листья кружит лёгкий ветер. Калейдоскоп красок куда ни глянешь. Жизнь продолжается, пора заметить. Яблоко на голову — как напоминание.       Кто пройдёт — увидит — ограда поросшая. Только это вряд ли — ни души на милю. Древо одно лишь стоит, колышется. Дом не заброшенный, но, увы, забытый.       Сколько ни видели эти окна. Сколько ни слышали комнаты, двери. Особняк Старка переполнен секретами. Под тяжестью металла схоронит и новый.       Смех отовсюду, но так только кажется. Загустевшую тишину мужской голос тревожит. Гостю всегда рады, особенно старому доброму. Даже форма со времён войны не топорщится.       Жизнь превнося в стены долго дремавшие. Радость, надежду и будто свободу. В сердце хозяина — самое главное, а остальное — так, после приложится.       У домика Старков растёт одно дерево. Всеми любимое, вкусно цветущее. Всё вокруг белое, рядом лишь близкие. Кто бы подумал, что счастье настигнет вдруг?       Топот босых ножек — привычное будто бы. Едва ли надеялись, что послышится снова. Сад преображается, часто заглядывают. Что наёмники — не важно, профессия навсего.       Во дворе дома стоит то же дерево. С инициалами в сердце-кайме у корней, внизу. Перечёркнуто. Трижды. Чтобы не видеть.       В ящиках письма — лежат зачем-то. То, последнее, тоже — самое глупое. Если в слова любви можно было верить, то после случившегося, что нужен — смешно.       Хлопья ложатся слоями ровными. В них — холод Сибири, предательства, только не слёзы. Их не будет, должен ведь кто-нибудь… Сильным остаться: не ради себя — Питера.       Больно смотреть на кору искорёженную. Так же чертовски сильно, как в зеркало. Дверь толкая с чёрного входа, наверняка знаешь, что ждут здесь последнего.       В мыслях у Тони пусто, нет ничего. Лечь птицей раненой под яблоней память не даст. Сколько ни чёркай, сердце не обмануть. Сколько ни запирай, за порогом же упадёшь.       В мыслях у Стива мольба о прощении. Крутится с самого первого «против». Шаги осторожные, тихие, чуть дыша. Знал, что найдёт здесь, ведь знал, так прокол ли?       Тони кричит — это только, чтоб высказать. Тони молчал уже долго — три года. И восемь дней, Стив считал, а поэтому дорого каждое резкое слово.       Если прижать, тот всегда успокоится. Может, сработает, раз не застрелит. И, выдыхая в отросшие волосы, у самого уха, промолвит «ждал встречи».       Там, за окном, зачинается новый день. Кроной шумит одобрительно старый друг. С листа нового, чистого; прошлое — в шкаф на ключ. У самых корней вдруг пробился росток.