Кистью написанные

      Вечер на озере — загадочное и одновременно прекрасное явление.       Пристань временами скрипит, водная гладь изредка рябится. Неполная луна отражается в озере, напоминая о чём-то. А под чёрной гладью озера скрывается нечто — холодное и недоступное. Внутри озера своя жизнь, и осознание оного даёт понять, жизнь — не только на земле, она везде.       Девушка сидит под ивой, смотрит на свои колени, на узор юкаты — простые линии, отдающие золотым оттенком, переплетаются между собой, образуя цветы, маленькие водовороты, «вторые Вселенные». В бледном свете луны золотые линии отчего-то кажутся серебряными, наверное, игра света.       Где-то вдали играют огоньки. Ярко-оранжевые, маленькие, но перемещаются очень быстро — словно светлячки в полёте. Девушка знает — её ищут, но она сама больше не ступит на порог ненавистного селения. Ей надоели дурацкие правила, укоры старейшин, смешки со стороны. Девушка терпеть не могла, когда ей приходилось переносить издевательства и неуважение от других.       Вода около берега плещется, пристань продолжает скрипеть. Над озером медленно появляется марево тумана, а холод живительной влагой распространяется по телу.       Девушка осторожно ступает ногой в ледяную воду.       Её силуэт исчезает, будто девушки никогда и не было.       Утро на озере — плотная дымка тумана и солнце, пробирающееся сквозь плотную завесу.       Утром рыбаки идут на пристань, достают из домика старые, прохудившиеся лодки, которые стоит взять и починить; выходят на середину и в тишине — пугающей и немного успокаивающей — ждут поклёва. Утром в тумане многое может привидеться, и рыбаки рассказывают каждому встречному:        — Никогда не смотри в туман, а то появится чей-то женский силуэт в красном кимоно и, набросившись на тебя, без жалости и милосердия прикончит тебя в секунду.       Путники, проходившие мимо озера и слушавшие байки старых рыбаков, крутили у висков, воспринимая страшную сказку за очередную небылицу. Даже страшные крики вдали ничего не предвещали, не навеивали чувство страха, осторожности.       Все считали женщину в красной юкате мифом, не более.       А женщина с обидой смотрела сквозь туман на перепуганные лица рыбаков; с безумством улыбались им, а старики то инфаркт схватят, то убегут, поджав ноги.       А девушка стоит, смотрит и не понимает, что происходит.       Днём солнце находится в зените и шпарит с неимоверной силищей.       Девушка уходит под иву, прячется между тонкими ветками-прутикам так, чтобы ярко-алое кимоно было незаметным. Она прячет бледное лицо в своих длинных, тёмных волосах, глаза закрыты, чтобы не лились слёзы; от чего-то обидно жить духом в таком месте, почему-то противно быть злым призраком прошлого. Никто в гости не придёт, не расскажет последние новости, не поделится очередными слухами, и приходится самой идти под покровом ночи и слушать, что говорят в одном доме об одних людях, а что — в других домах и о других людях.       Это больно — смотреть на то, как люди презирают тебя и со злобой смотрят на тебя, умоляя оставить их всех в покое.       Вечером солнце уходит к горизонту, окрашивая облака и небо в тёплые оттенки.       Девушка медленно, пьяной походкой направляется вдоль берега к пристани, смотрит на прохудившееся лодки. В них иногда удаётся найти маленькие фигурки — из бумаги или дерева. К реке иногда приходят дети, и младшие обычно оставляют сувенир на память, а потом вынуждены получать нагоняи от старших. Старшие просят, точнее, требуют от младших, чтобы они больше не оставляли игрушки для злого призрака девушки, и вроде как младшие слушаются, но на самом деле они снова и снова делают игрушки, и они снова и снова оставляют свои игрушки подарками призраку.       А призрак легонько улыбается, хоть глаза сияют безумством. Ей приятно, что о ней иногда не забывают, хоть упорно стараются делать обратное.       Все равно, когда-то и она была человеком, который был рад получить какой-то подарок.