***
Бог больше не слышит мольбы своих чад. Нет, он слышал их. И старался чутко исполнять их просьбы, обращаясь в Его Величество Случай, и всякий раз ненавязчиво направлял на путь исправления заблудшее дитя. И был славен он в веках молитвами и несметными дарами. Да только по пришествию лет люди стали сомневаться. Сомнения породили вопросы «А жив ли Бог?» и «Есть ли он вообще?». Апофеозом стало утверждение «Бог умер», обрубив канат связи Верха и Низа. Бог бы мог слышать глас своих творений. Но они закрыли обзор серыми газами, что выходят из труб заводов и фабрик. Бог бы мог сказать им правду. Но они закрыли свои уши чёрными затычками, из которых доносится музыка. Бог есть. Только люди об этом не помнят. Они закрылись в себе, внушив, что сами могут сделать своё будущее. Виктор, как существо, живущее с Начала Начал, лицезрел процесс упадка. Инстинкты сходили на нет, источник Божественного замысла давно иссяк. Эх, обмельчал человек. — На сегодня всё, — мерный голос вернул в действительность, заставив Виктора сфокусироваться на том, кто говорил.***
Он встретил свою следующую жертву случайно, прогуливаясь недалеко от церкви. В ухоженном саду, находящемся за кованной чёрной оградой, стоял священник. И, наверно, не было наиобычнейшего человека на свете. Такой войдёт в толпу — и тотчас его потеряют из виду. Демон, ведомый любопытством, зашёл в церковь. Там как раз началась служба. Ровный голос священника разливался по церкви, проникая даже в самые тёмные уголки души. Если бы у Виктора была бы совесть, то он бы чувствовал себя последней мразотой, приходя в святое место с целью посмеяться. Но совести у него не было, что делало жизнь проще.***
— Юри, — нараспев протянул демон, приближаясь к священнику. Послышался щелчок предохранителя. — Что тебе нужно, Виктор? Где та возвышенность, что была миг назад? Демона окатило холодом, презрением, отдающим нотками пороха и пота. Похоть — грех? Чушь. Носить свободные рясы, скрывающие такое тело — вот настоящий грех. — Как всегда, — улыбается демон, уходя от пули вниз. Сзади послышался последний крик разбитого ангела. — Тебя. В воздухе разливаются ароматы злости и раздражения, отдающие перцем в носу. Виктору честно захотелось чихнуть, но не до этого сейчас. Юри, цыкнув, запустил пятерню в волосы, зачёсывая их назад. Дело принимало серьёзные обороты, грозившие закончится полной разрухой, очередным трупом и тем, что Виктор давно хотел сделать.***
Виктор знал, что он до безумия красив, и пользовался всем, что имел. Порой стоило лишь появиться перед людьми во всём своём сиятельном обличии, как они были готовы руки ему целовать и лизать песок, по которому он ходил. Его благосклонности искали многие, принося массовые кровавые жертвы только ради одного единственного желания. Так он привык думать. Только Виктор никак не ожидал, что святоша будет так невозмутим, когда тот «исповедовался». Он не испускал аромат симпатии и возбуждения, как это было со всеми. Лишь спокойствие и омерзительную любовь к Богу, отдающую ладаном. Виктор ему был не интересен. Он не любил Виктора. Он любил Бога.***
Главное — правильно подобрать момент. Виктор в этом деле мастер. Уйдя от очередной пули, демон сделал подсечку и, не дожидаясь, когда противник придёт в себя, сел сверху, прижав его руки к полу. — Сегодня моя взяла, Ю-ри, — сладко произнёс Виктор. — Давай сегодня не будем убивать друг друга и доставим друг другу удовольствие. — Ты мне никто, чтобы ставить свои условия, — сухо ответил ему священник, морща лоб. — Правда? Кажется, кое-кто с тобой не согласен, — сказал демон, поудобнее устраиваясь на вставшем члене соперника. — Чего тебе стоит, Юри? Вот он я, прямо перед тобой, и я хочу тебя. Что тебе стоит? Кровь бурлила как лава в Геенне. Мысли путались, инстинкты уходили в подполье, выводя на первое место первобытное желание. Виктор облизал пересохшие губы и, нагнувшись, прошептал прямо в ухо врага: — Накажи меня, па~дре. За секунду он оказался на холодном каменном полу. Контраст температур ударил по нервам, возбуждая ещё сильнее. Теперь сверху Юри, его желанная добыча, разгорячённый битвой, пропитанный порохом, ненавистью, запретным для него возбуждением и праведным гневом. Чёрная ряса полетела в сторону, обнажая в меру накаченное тело. Из рваной раны на плече ещё шла кровь, но так даже интереснее — сколько человек сможет продержаться в их схватке? И да, как же он забыл. Никакой любви к Богу.***
Отец Кацуки Юри был наполнен любовью к Богу и ничем лишним. Он смотрел на статую Иисуса с благоговением, прославляя его деяния. И не было ничего, что могло пошатнуть его, раба Божьего, веру. И не было ничего сильнее, что могло бы разозлить Виктора. Кацуки Юри был совершенно к нему равнодушен. Его не волновали ни его неземная красота, ни чудесный голос. Виктор был в бешенстве. Ещё никогда он так не хотел увидеть, как его обожали. Виктор хотел видеть, как этот святоша ползает у него в ногах, полный восхищения к его персоне, не в состоянии кончить самостоятельно. Чтобы он просил, умолял трахнуть его, и тогда бы Виктор милостиво поимел бы этого человека прямо на святом алтаре. Так, чтобы его стоны были слышны на Седьмом небе. И его раскрасневшееся лицо, с налитыми кровью губами, возбудило целомудренного ангела. Отец Кацуки Юри бы изгибался, обнажая перед всеми своё естество, переполняясь самыми лучшими чувствами, сладким нектаром, способный свести с ума любого. Это было бы самое лучшее вино в жизни Виктора. Он заявился в церковь под вечер, когда никого, кроме добычи, не было. Отец Кацуки Юри стоял возле статуи Иисуса, убирая остатки свечей в ведёрко. Чтобы не терять время, Виктор оказался рядом, прижимая к ступенькам священника и не давая шанса на лишнее движение. Воздух заполнили ароматы удивления, недоумения и немного страха. Они смешивались, воспаляя и без того больной мозг. Виктор не выдержал и припал к желанным губам. Но сладостный миг, отдающий дурманящей смесью, сменился яркой вспышкой боли. Голова взорвалась от невыносимого ощущения святого металла и яростного, почти физически обжигающего взгляда Кацуки Юри. Кажется, что-то пошло не так.***
Однозначно, Юри знал толк в пытках: он толкался в тесное нутро Виктора медленно, входя во всю длину, заполняя собой до отказа и гася любую попытку проявить инициативу. Демон извивался, стонал в голос, совершенно наплевав на то, где он. Каждую мышцу сводила сладостная судорога, каждый глубокий толчок показывал ещё неведомые доселе знания, каждый вздох Кацуки Юри дарил больше удовлетворения, чем сотни принесённых в жертву девственниц. Не было ничего прекраснее, чем Кацуки Юри, обнажённый и перемазанный потом и кровью, на грани того, чтобы свалиться в обморок, но всё ещё продолжающий двигаться в нём. Воздух густел от аромата секса, Виктору становилось дышать физически тяжело. И он хотел утонуть в этом. Поглотить вина-чувства любым способом, который только может быть. Заставить Кацуки Юри смотреть на него, а не на Бога. С порочных губ сорвался хрип, предвещая скорый оргазм. Виктор изогнулся, и любой, кто сейчас проходил бы мимо церкви, услышали бы хруст костей. Звёзды ещё никогда не были так близки.***
Виктор появлялся внезапно. За обеденным столом, в молельне, в ванной. Виктор дарил многое. Раздражение, злость, гнев, недоумение. Виктор искушал. Битвами, кровью, неуместной нежностью и издевательством. Виктор медленно, но верно заполнял алые чаши разными винами, давая им выйти за пределы, перелиться через край и смешаться, создавая невообразимый аромат. Виктор не мог сдержать улыбку. Кацуки Юри был неисчерпаемым источником нектара. Каждый день, каждое мгновение своего существования был готов находиться рядом. Пить без остановки, совращать, вылепливать из раба Божьего самого развратного демона, способного одним взглядом ввергнуть в соблазн. Виктор, честно, играл. И заигрался.***
Просыпаться от боли в руках в неудобном положении — удовольствие крайне сомнительное. Но факт того, что его Юри обращался к чужому мужчине, бесил чрезвычайно. Открыв глаза, Виктор снова видел это выражения лица. Холодный взгляд, не уступающий температуре Коцита, отдающий презрением и лёгким ароматом ладана. Юри снова болен Богом. А ведь он так старался избавить его от этого, старался подарить ощущения свободы, но… Люди — существа неблагодарные. Сколько бы им не причиняли боли, они будут возвращаться к своим мучителям. С Юри то же самое. Он заковал себя. Уверовал, что без Господа нет иной жизни, не замечая, что уже давно задушен своей любовью к Богу. На его шее ещё до встречи с ним красовался отпечаток от горячего нимба, перекрывающий все жизненные соки. На лицо полилась святая вода, разъедая кожу и плоть. Даже сейчас, в их последнюю встречу, Юри старается стереть его, Виктора, из своей памяти. Только он уже внутри, впитался в кожу, влез в сердце и душу. Кацуки Юри больше не принадлежал Богу. Он принадлежал Виктору. К ноющим от боли губам прикоснулись прохладные уста. Хоть святая вода и жгла саму его суть, ничего вкуснее Виктор ещё не пробовал. В этом невинном прикосновении смешалось всё. Все чувства стали едиными. Трансформировались в философский камень, который он давно искал. Настоящее блаженство с остинкой в виде смерти. Юри, ты знаешь, чем удивлять.