Король Траха

Майкл Фассбендер — не просто лидер футбольной команды и главная звезда школы. Он — «Король Траха». Об этом знают не только старшеклассницы, но и девчонки из младших классов, текущие от одной мысли о его существовании. Даже парни знают об этом, из зависти пуская в обиход сплетни и шутки, до которых Майклу абсолютно нет дела. Его никогда не интересовало чужое мнение. Он просто принял свою популярность, как дань, понимая, что может пользоваться ей, когда и где угодно: начиная от безрассудного заигрывания с женским полом и заканчивая наркотой, которую толкают ему за даром. Как, например, сегодня. Майкл вытянул из рюкзака папиросную бумагу и оглянулся. На заднем дворе школы не было никого. Он, его лучший друг Стив и одиннадцатиклассница Линдси сидели на лавочке втроем. В воздухе витал характерный запах пота и мочи, оставленный после урока физкультуры. Майкл поморщился, чувствуя, как вонь пробирается в легкие. Он присел на корточки, соорудил на лавочке небольшой пакет брошюр вместо подноса и стал аккуратно скручивать косяк. А когда закончил, Линдси, все это время с трепетом наблюдающая за ловкими пальцами Майкла, мягко плюхнулась к нему на колени. — Не хочешь сегодня заехать ко мне? — промурлыкала она и обвила руками его шею, пытаясь словить его взгляд, опущенный в землю, — Предков не будет до утра.  — С радостью, — вкрадчиво прошептал ирландец. На его лице появилась усмешка. Он обхватил Линдси свободной рукой и ближе прижал к себе, вызывая на ее щеках легкий румянец. Затем протянул ей самокрутку, и она покорно облизала шов, бросая на него заигрывающий взгляд снизу-вверх. Такой, словно делала ему минет последние полчаса. Майкл не отреагировал. Он подкрутил готовый косяк пальцами, прежде чем коротко заискрило пламя зажигалки, красной, как костяшки на его руках, поднес папиросу ко рту и самозабвенно закурил, позволяя дыму овеять его внутренности. Тогда, пресытившись, передал травку Линдси и уже после Стиву, бесшумно стоящему в стороне. — Ты че такой добитый, Стив? — Майкл коротко засмеялся, как будто скрипнули где-то половицы, прогибающиеся под тяжестью ног, — Опять Мэл продинамила? — Хуже, — вяло ответил Стив, сделав первую за сегодня тягу, — Она застукала меня за просмотром порнухи. Хорошая травка. Пробивается в кровь также стремительно, как и сперма во влагалище стонущей не под Майклом Линдси. Она пьет противозачаточные месяц, поэтому позволяет себе слишком многое. Майклу плевать. Он не может кончить уже третий год. Все девчонки в школе знают об этом и ни одна, попытавшая удачу, еще не заставила его испытать удовольствие. Линдси тоже это знает, но ей слишком не терпится рискнуть. Она смотрит на Майкла секунду, а потом дикий смех в клочья рвет накалившуюся атмосферу, и она не может удержаться, чтобы не обратить на него внимание. Стива скручивает вдвое. Он ржет, хватается руками за живот и наклоняясь, сообщает: — А потом… Потом она запретила мне дрочить! — и снова пронзительный хохот, такой добитый, словно ему пропустили «двойку» под ребра, — Говорит… говорит: «Стиви-и, если я еще раз застану тебя за ЭТИМ делом, — для пущего эффекта Стив выпячивает глаза, копируя свою девушку, — то мы больше никогда не будем встречаться!». Смех одолевает, подступая к горлу, словно приступ — порыв, который невозможно остановить. Глаза Фассбендера темнеют, наливаясь сумраком. Он смотрит на косяк, зажатый между его пальцев, затем смотрит на покрасневшую от смеха Линдси и уже тогда на лучшего друга, сжавшегося в три погибели. В такие моменты он чувствует себя свободным. Как птица, покоряющая вершины Мемфиса. «И правда», — думает он, — «Чертовски хорошая травка». *** Большая перемена окончена. Стив и Майкл бредут по коридору, толкая друг друга в разные стороны. Их смех слышен даже в конце прохода, доносящийся до ушей любого, кто вместо нового материала предпочитает прислушиваться к шагам проходящих мимо классов учеников, которые либо бегут, торопясь на урок, либо кричат, как в случае с Майклом, срывая собственную глотку. Наконец в стельку убитый Стив перестает пронзительно ржать. Он кричит: «Отморозок, да она сама виновата!», и не рассчитав силы, пихает Майкла на дверь. Тот со смехом вваливается в кабинет и все взгляды, включая и учителя анатомии — мистера Дэлавэра — устремляются на него. Он медлит секунду, словно позволяя всем налюбоваться своим неописуемым совершенством, и плавной походкой, с широкой полупьяной улыбкой на лице пробирается к своему месту, на ходу подмигивая Сэнди — пышногрудой заучке за первой партой. Его рюкзак как всегда наполовину расстегнут. Оттуда торчат пара сменных футболок для футбола, поучительная книжка «Радости секса*» для воистину любопытных школьников и смятая, пустая пачка «Winston».  — Мистер Фассбендер, — холодно произносит учитель и его голос, словно молоток, отрезвляюще лупит по стенам, заставляя учеников утихомириться и посмотреть на его бледное, удивительно неприступное лицо, — Какова же причина Вашего, — он переводит взгляд на свои наручные часы, — столь длительного опоздания на сей раз? Фассбендер улыбается, застывая у прохода между учительским столом и первым рядом парт у окна. Обычно в его запасе имеется как минимум несколько метких фраз, которые даже для 50-летнего профессора станут открытием, но на данный момент сказать ему вовсе нечего, и он просто замирает, приоткрывая рот. — Я… Дело в том, Дэл, — Майкл громко сглатывает и мысленно бьет себя по лбу, — Простите, мистер Дэлавэр. Я хотел сказать… — Он хотел сказать, что это не его вина, — выкрикивает голос с задних парт, и все присутствующие, как заранее продуманный кем-то механизм, сортирующий людей в одну разгрузочную машину, оборачивается в его сторону, — Это я попросил Майкла помочь мне. — Помочь Вам, мистер Макэвой? Позвольте узнать, с чем же? — испытывающе переспрашивает учитель и его голос становится на пару октав выше. Внешне профессор кажется спокойным, словно непоколебимое дерево, которому не страшны дуновения никакого ветра, но внутри которого зреет лавина, которую он с огромной радостью обрушит на любого, кто посмеет дотронуться до его листьев. — Помочь с… одной книгой, которая пригодилась бы мне в моем дальнейшем развитии. Все это время Майкл искал ее в библиотеке, — смутившись, говорит парень и опускает голову в тетрадь, которая сейчас кажется куда более захватывающей, чем допросы жадного до разборок Дэлавэра. — И что же это за книга? Прошу, — теперь мужчина обращается к опоздавшему на урок ученику, — покажите, нам очень интересно ее увидеть. Старик изгибает бровь, с вызовом наблюдая за реакцией парней. Никогда Майкл не знал никого, кто бы так сильно, а главное умело, любил измываться над детьми. Кроме него самого. В пределах школы, конечно же. Больше не остается ничего, кроме как стянуть с плеч рюкзак и выудить из глубины книгу. Ту самую, которая еще минуту назад просто валялась на дне портфеля — блестящая и чистая. Как глаза недоумка Макэвоя, загоревшиеся в странном желании помочь. И почему Майк никогда не замечал их раньше? «Наверное потому, — он мысленно фыркает, — что нахрен никому не сдалась эта блядская анатомия». Ирландец еще секунду крепко сжимает ее в ладони и все-таки протягивает седоволосому учителю, вытянувшему руки вперед в приглашающем жесте. Он зыркает на белую обложку с большими черными буквами, которые главным образом складываются в не двузначно вопиющее слово «СЕКС» и густо краснеет. Прежде чем сесть за свой стол, хорошенько откашлявшись, он произносит: — Лучше бы Вы с мистером Макэвоем так анатомию изучали, как то, что и так упорно обсуждается в нынешнем обществе. Поэтому к завтрашнему дню я жду от вас общий проект на тему болезней сердечно-сосудистой системы. И Вы, мистер Фассбендер, должны приложить к его подготовке максимум усилий, потому что успехи Ваши, мягко говоря, заставляют желать лучшего. По классу прокатывается рокот коротких смешков, который через секунду подавляется молчанием, покачивающимся из стороны в сторону, словно маятник. Ирландец пробирается мимо парт очень медленно и на незримую секунду тормозит у чужого стола. — Не обязательно было помогать мне, — злобно шипит он и сильно задевает плечом Макэвоя, выплевывая ему в ухо: — Ты только выставил меня идиотом. — Всегда пожалуйста, — в тон отвечает парень, хотя мурашки, вызванные чужим голосом, табуном несутся по спине. Он сжимает в руках шариковую ручку и паста неровной линией пачкает открытые страницы учебника. Черта с два он еще хоть раз кому-то поможет. Звенит звонок и ученики, словно муравьи после наступления рассвета, покидают кабинет биологии. Макэвой нарочно копается в рюкзаке слишком долго, пока не фиксирует двух последних учеников, выходящих за порог класса. Он неуверенно плетется к учителю, строит самый умоляющий щенячий взгляд и долго извиняется перед ним за свое дурное поведение. В особенности за то, что из-за его невнимательности пришлось пострадать Майклу, который ни в коем случае не хотел опоздать. Макэвой телится, как перед важным экзаменом, назойливо хрустит пальцами, а потом вдруг выпаляет: — Можно мне сделать проект одному? Майкл не виноват. Так пусть и наказание понесу только я. Мужчина лишь странно щурится, сводит брови в удивленном жесте, отчего на лбу проскальзывает сразу шесть глубоких морщин и на выдохе произносит: — Джеймс, Вы хороший парень, — старик хлопает Макэвоя по плечу, крепко сжимая пальцы. Шотландец переводит на них взгляд, а потом нахмурившись, смотрит в глаза профессору, который в свою очередь продолжает: — Я не говорю, что Майкл плохой, но лучше бы Вам держаться от него подальше, — он странно усмехается, как будто из-под губ сейчас вылезут клыки, которые вцепятся Джеймсу в шею, и добавляет: — Сразу после того, как закончите проект. Мистер Дэлавэр дергает за ручку, едва не выталкивая Джеймса из кабинета и тут же запирает дверь на замок. Оглушительный звук проносится у Макэвоя перед носом. Он выдыхает, почти трется лбом о несчастную дверь и поворачиваясь, натыкается глазами на чью-то вздымающуюся грудь. Он смотрит на нее внимательно, подстраиваясь под ритм чужого дыхания, а затем осторожно поднимает глаза вверх и видит Майкла. На его лице сияет наглая улыбка. Да и стоит он не лучше — левая рука опирается о стену, голова с интересом наклонена чуть в сторону, а глаза — выжидающие и дикие, жадно ощупывают фигуру Джеймса. Они синие и ясные, как небо, но Макэвою кажется, что в них зияющая дыра; темнота, наступающая на пятки.  — Чего тебе? — Джеймс буквально брызжет ненавистью. Он понимает зачем пришел Майкл, но думает, что если корабль и пойдет ко дну, то только со всем экипажем. — Мы оба слышали, что сказал старик Дэл, — усмешка, не сползая, покоится на лице Фассбендера. Он тянет время, хочет насладиться всеми переливами его звучания, — Ты сделаешь проект за нас двоих, и мы вместе покажем его классу. Понял? — Я не собираюсь делать его один! Понял? — перекривив Фассбендера, говорит Джеймс, — Если бы ты не опоздал, ничего бы не было! В глазах Майкла вспыхивает искра. Он наступает на Джеймса быстро, словно зверь на измученную, загнанную добычу, и крепко прижимает к стене, обжигая своим коленом его бедро. Некоторые проходящие ученики обращают на них внимание, но особого значения не придают. Все-таки в Теннеси такое поведение — норма. — Если бы ты не раскрыл свой рот, мы бы не влипли в это дерьмо. — Может быть, — нахально улыбнувшись, говорит Джеймс, — Но я все равно не буду работать один. Мистер Дэлавэр заметит, что ты понятия не имеешь, о чем говоришь и мы прогорим. Оба. Фассбендеру не нравится эта затея и уж тем более ему не нравится сама мысль о том, что придется провести время наедине с этим ботаном. Чертовски привлекательным голубоглазым ботаном, надо заметить. — Я буду ждать тебя у главного входа сразу после уроков. Будем заниматься у меня. Макэвой ошарашенно смотрит на довольного собой Майкла и со злостью выдыхает: — С какой стати я должен переться к тебе домой?  — Потому что мой дом — это райское гнездышко, птичка, — он смакует на языке новое слово, пока шотландец сжимает пальцы в кулаки, будто булавками прикрепленные по швам, и Майкл дотягивает: — А если тебе не хочется идти ко мне, то можем пойти к тебе. Все-таки это ты накосячил. Макэвой выдыхает через нос. Каким бы кретином не был Фассбендер — он прав: Джеймса никто не тянул за язык. — Ко мне нельзя. Мои родители не любят незваных гостей. — Так я и думал. Встретимся после школы, ковбой, — коротко подмигнув, на прощание говорит Майкл. Исчезает он, впрочем, намного медленнее, чем появился: его фигура еще долго маячит перед глазами Джеймса, пока длинные ноги, широкая спина и самая макушка головы не пропадают в потоке людей, смешавшихся в безликую кучу. Вдали он ничем не отличается от тех, что снуют повсюду из угла в угол, но вблизи — призывные огоньки-глаза, поразительно обалдевшая, пьянящая и сама расплывающаяся, словно под приливом экстази ухмылка, просто не могут не свести с ума. Правда, Джеймсу некогда об этом думать. Он слишком зол, чтобы выдохнуть сбившийся в легких воздух и разом разжать пальцы. *** Фассбендер встречает его у школы. Точно по расписанию, как заведенный по утрам будильник. А на лице у него… Кто бы мог подумать? Все та же улыбка. Маньяцкая. Как у педофила Харви из фильма «Милые кости». — Чувствую себя папашей, — подшучивая, заключает Майкл, поджидая Джеймса на стоянке. Белыми пятнами люди прорезают воздух, но никто и пальцем не трогает Фассбендера. Он стоит посередине, будто обласканный Божьим светом, который отражается в его глазах, сверкая, — Милая, ты хорошо сегодня покушала? — Иди к черту, — шипит Макэвой, мысленно гадая, когда закончится этот Ад. Он спускается по ступеням и рыщет в поиске машины, хотя не имеет ни малейшего понятия о том, как она выглядит. — Мамочка разозлится, если узнает, что ты выкинула ее пирог собакам, — вдогонку кричит ирландец. Он ровняется с Джеймсом и, небрежно указывая пальцем на мотоцикл, заявляет: — Моя ласточка вот. Шотландец останавливается. Его взгляд приковывается к черному байку, приятно выигрывающему на фоне потрепанных и даже новеньких, блестящих от чистки машин. Джеймс хочет подойти и прикоснуться к нему, но его ноги остаются прибиты к дороге. — Что такое, зубрила? Испугался? — Фассбендер скалится, дважды хлопая по шлему, лежащему у него между ног, — Садись. Я буду осторожен, — и припевая, заключает: — Обеща-аю. — Я ничего не боюсь, — тихо отвечает Джеймс, но его голос почти не слышен. Он разжимает почему-то вечно сжимающиеся сегодня пальцы и садится сзади, надевая на голову шлем. Майкл оглядывается на него лишь раз, а затем рычит двигатель, клубы дыма вьются у глаз, застилая взор и Фассбендер подается вперед, разгоняя байк. Макэвой понимал, что такой поворот событий может настигнуть его, упорно продолжая надеяться, что в самый решающий момент схватиться за мотоцикл, а не за талию Майкла, сжав пальцами его расстегнутую куртку. Он и сам не знает, откуда взялась эта катастрофическая боязнь скорости. По такому случаю, в дурные компании стоило влезать чаще. Когда проходят первые пять минут, Джеймс немного расслабляется. Дискомфорт от езды не развеивается до конца: мысль о том, что Майкл запросто может скинуть его руки со своего тела — несколько пугает, однако убрать пальцы и схватиться за что-то более устойчивое он так и не решается. Он оглядывается по сторонам все чаще. Замечает людей, проходящих мимо, тогда как машины больше напоминают размытые точки, появляющиеся и тут же исчезающие на трассе. *** — Поверить не могу, что ты уломал меня остановиться здесь, — Фассбендер ворчит и часто оборачивается назад, боясь наткнуться на кого-то из своих знакомых. Они стоят у фургона вдвоем посреди многолюдной улицы. Майкл вспоминает, как покупал себе мороженное «У Фрэнки», когда ему было восемь. Ладонь становится липкой от потекшего пломбира и Джеймс просовывает язык между пальцев, чтобы вылизать белые капли. Одна стекает ниже, до кисти и Макэвой подхватывает ее ртом, вбирая оставшуюся влагу. У Майкла от этого зрелища все внутри сворачивается и даже кровь, стремительно разливающаяся по венам, вдруг сгущается. Ему не то, что говорить — даже думать не хватает сил. Шотландец поднимает свои большие глазищи, в которых читается легкая насмешка сродни: «Я вижу тебя насквозь, гребаный-Майкл-извращенец-Фассбендер» и сам нарушает тишину: — Так мы едем? Куда ты там говорил… Мм, на Беал-стрит? — Мг, — отмирает Майк, — Я там живу. Лучи солнца пронзают кожу. Хочется стянуть с себя футболку и с головой искупаться в фонтане, чтобы домой добрести уже мокрым, со стекающими струйками воды по телу, чтобы жара не вспаривала жилы, не давила на нервы, и мысли не превращались в кашу. — Не думал, что мы уже настолько близки, — улыбаясь, говорит Джеймс и его улыбка — такая искренняя и в то же время хитрая — как выжженное на коже клеймо. — Ты просто помогаешь мне с проектом. Не больше, — холодно бросает ирландец, выдерживая короткую паузу, а после цедит сквозь зубы: — Я не трахаю зубрил. Не хочу заделаться хреновой репутацией. — Расслабься, — Джеймс смотрит как-то странно, но спокойно, — Я пошутил, — и коротко пожимает плечом, мол «и не такого наслушались». Фассбендеру не смешно. Ему бы расслабиться наконец, вздохнуть жизнь полной грудью и затянуться свежей порцией травки, прежде чем натянуть очередную недалекую девочку. «Из-за тебя у меня оборвался секс с Линдси» — хочет было сказать Майкл, но молчит. Он просто садится на мотоцикл, включает зажигание и гонит домой максимально быстро, в надежде, что Джеймс просто не выдержит и отпадет где-нибудь на шоссе — разобьется. И больше не будет держать Майкла за талию, потому что ошметки его тела будут соскребать с извилистой дороги, а голову найдут в чреве едва не умершей от голода собаки. Макэвой оказывается куда выносливее. Даже когда уходящий из дома старший брат Фассбендера налетает на него с расспросами, а за пазухой держит пистолет — он остается терпелив, приветлив и дружелюбен, словно болтает со старым закадычным другом, с которым решил повидаться после долгих лет разлуки. В доме, кстати, ведет он себя не менее сдержанно, хотя знакомые, которые бывают у Майкла в гостях, обычно стремятся пощупать, облапать и захапать все, что блестит и существует. Джеймс же только бросает мимолетный взгляд на окружающий дорогой интерьер, над которым явно потрудился не один работник. Поднимается на второй этаж, сразу после того, как это делает Фассбендер. — Можешь сесть на кровать, — сообщает Майк, запирая за собой дверь. Он опускает жесткие шторы и включает свет, чтобы освещение в комнате стало ярче. Открывает заляпанный какой-то засохшей жижей ноут, тут же достает салфетки и протирает экран. — Можно вопрос? — подает голос Джеймс. Он сидит на мягкой двуспальной кровати, вглядываясь в черную футболку Майкла. Он хотел бы провести по ней ладонями и разгладить до идеального состояния, чтобы ни одна неровность не смогла испортить его рельефную спину. — Валяй. — Твой брат, похоже, крупная шишка. Это из-за него ты стал таким популярным в школе? Майкл едва не прыскает от смеха, вовремя зажимая кулаком рот. Ему хочется быть серьезным и это получается плохо. Теперь он понимает, почему не натыкался на глаза Джеймса раньше. Макэвой — новенький. Фассбендер не заметил его прихода, потому что прогуливал анатомию так много раз, что порядком подзабыл, как выглядят не то, что учащиеся с ним подростки, но и кабинет, а также состарившееся лицо преподавателя в целом. — Кто тебе сказал, что я популярен? — равнодушно спрашивает он. — Лично — никто, — отзывается Джеймс, и Майкл оборачивается, чтобы краем глаза словить его у стенного стеллажа, держащим в руках кубок по футболу. Всё-таки любопытство у каждого в крови, сколько не отрицай, — О, прости, это нельзя было брать? — Майкл кивает и Джеймс кладет запылившийся приз на место, а после снова возвращается на кровать, — Все и так говорят о тебе. Особенно девчонки. Прямо пищат, когда произносят твое имя. Вот я и подумал, что в школе ты — знаменитость. — Я себя таким не считаю, — резко отчеканивает ирландец, — Тренер как-то сказал, что я прирожденный квотербек*, что футбол у меня в крови! Как оказалось, многие с его мнением согласны. В этом году я снова отстаиваю честь школы, веду команду под своим крылом, как верных птенцов и за это удостаиваюсь некоторых привилегий. — Каких, например? — Ну, например… могу свободно опаздывать на уроки, а потом втирать преподам всякую хрень. Типа: «физрук весь день гонял меня в спортзале, чтобы подготовить к очередному матчу», — Майкл клацает языком и холодно смотрит на Джеймса, заставляя его опустить глаза. — Прости, — щеки шотландца вспыхивают, а яркое освещение придает им светло-бордовую окраску. Фассбендеру нравится наблюдать, как решительный Макэвой вдруг плавится под его взглядом. Это так раззадоривает, что Майклу хочется осыпать его десятком грязных словечек, чтобы еще раз увидеть его виновато-смущенное лицо. — Хочешь, я открою тебе еще один секрет? — Ирландец отталкивается от стола и в долю секунды оказывается у подножья кровати. Он садится медленно, чувствуя, как жалобно прогибается под ним матрас, — Отчасти, я заработал популярность не только из-за того, что являюсь любимчиком школьного тренера или потому, что у меня крутой старший братец. Есть еще кое-что. Кое-что интересное, — шепчет Майкл, как будто собирается раскрыть одну из главных тайн Вселенной. Макэвой хмурит брови. В его глазах плещется неподдельный интерес. Он подвигается к информатору ближе, приоткрывая плотно сомкнутые губы. Ему не терпится спросить в чем подвох. Фассбендер опережает его: — Я — «Король Траха», — тонкая ухмылка искажает его лицо, а затем и вовсе растягивается в оскале. Майкл довольно откидывается на смятые подушки и смотрит вверх так, словно вместо белого потолка видит мириады звезд или какие-нибудь космические летающие корабли, прилетевшие из совершенно неизведанных галактик, — Так меня прозвали мои соратники, потому что я перетрахал почти всех тёлок в «Мемфисе», но так ни разу и не кончил. — Да ладно? Неужели ни одна не зацепила? Не проникла в сердце Великого, кхм, «Короля Траха»? — Сердце? — Да, оно самое, — подтверждает Джеймс, ближе подвигаясь к Фассбендеру. Этот разговор кажется ему забавным. Ему нравится думать, что у них с Майклом нашлась какая-то общая тема. Полгода назад — с тех пор, как он переехал на юго-запад Теннесси, он так и не смог завести друзей, разве что пару знакомых, с которыми иногда таскался по школе или зависал в столовой. О том, чтобы ходить к кому-то домой даже и речи быть не могло. Поэтому само пребывание здесь, в стенах чужой и совершенно не знакомой ему комнаты, казалось настоящим безумием. — С этим все просто, — отвечает ирландец, — У меня его нет. — Как нет? Вот же оно, — Джеймс тыкает Майклу пальцем в грудь, а у того внутри будто клетка от давления крошится, — Есть, — говорит, и всю ладонь прижимает, — Бьется, как сумасшедшее. Майкл молчит, а затем перехватывает чужую кисть, плавно отводит в сторону и глядя в глаза, спрашивает: — Джеймс, только честно, ты веришь в Бога? — Да, — сглатывает Макэвой. В горле так сухо, что даже вязкая слюна не помогает смочить горло, — А ты? — Нет. Но если ты вдруг увидишься с ним, передай, что он по ошибке покрасил небо и твои глаза в один цвет. Майкл кладет свою руку на шею Джеймса и приподнимаясь, нежно целует в губы. Совсем не так, как привык. Он изучает. Ему хочется видеть его реакцию, хочется чувствовать, как дрожат его пальцы, и как из губ вырывается стон, когда Майкл целует его тело, вырисовывая на нем алые дорожки. Джеймс не может пошевелится в ответ. Он даже не может открыть глаза. — Мне страшно, — шепчет он, — Я… я никогда не… не с парнем. — Тише. Все будет хорошо, — улыбается Фассбендер, страстно впиваясь в губы шотландца, на этот раз сплетая с ним языки. Джеймс подхватывает его настрой, ощущая, как сливаются в нем сразу несколько противоречивых чувств: смущение и желание. Фассбендер с трудом отопревает от пухлых губ Джеймса, который недовольно стонет. Ему хочется, чтобы их губы срослись, а поцелуй длился вечно. Майкл смеётся и целует его в шею, покусывая мягкую кожу. Макэвой открывает для себя целый мир, неизведанный, полный прекрасного и нереального. Даже отвратительно занудный серый потолок приобретает привлекательные оттенки, и вдруг кружится, вертится, как в стихийном водовороте. — Ох, — с губ Джеймса слетает полувздох полустон, и Майкл не может не откликнуться, подхватив его своим, — Я и не знал, что может быть так хорошо. — Скоро будет еще лучше, — ухмыляется ирландец, а после укладывает Джеймса на постель, рассматривая всего, как сверкающий диамант, как солнце, от которого внутри все плавится. Фассбендер проводит пальцами по подбородку шотландца, стаскивает с себя футболку и снова целует, удивляясь, насколько нежной и гладкой может быть кожа. Теперь ему отчаянно нужно потрогать его всего, измять, измучать. Он помогает Макэвою избавиться от лишней одежды, не переставая касаться его хрупкого, подрагивающего и прогибающегося под ним тела. Когда нижнее белье становится ненужным и откидывается прочь, Майкл сжимает тонкими пальцами бедра Джеймса. Проводит языком линию от пупка до волос в паху и целует его член. Он поднимает глаза, чтобы увидеть лицо Макэвоя, но тот закрывает глаза рукой и сходит с ума от стыда; от всех эмоций, которые переполняют его. Майкл стягивает с себя штаны, а затем снова целует возбужденное достоинство Джеймса. Взяв его в руку, он заглатывает только наполовину, чтобы обвести кончиком языка головку. Джеймс протяжно стонет, спасительно хватаясь за белую простынь. Фассбендер выпускает уже эрегированный член, на котором тянется тонкая полоска слюны, оставленная его губами. Он засовывает собственные пальцы в рот, облизывает и вставляет один в анус Джеймса. Идет туго и не больно, пока ирландец не добавляет второй, а после и третий палец. Макэвой выгибается дугой и мычит, кусая раскрасневшиеся губы. Внутри него все буквально полыхает, горит синим пламенем и он не может дышать, шалея от нахлынувших ощущений. Майкл стаскивает с себя боксеры и коротко целует Джеймса в живот, в выпирающие ребра, в грудь, которую ему подставляют. — Майкл, — из-под опущенных век пронзительно тянет Макэвой. Раскрасневшийся и желающий почувствовать что-то кроме не самых приятных, а вместе с тем и сладких, абсолютно новых ощущений, — Я хочу… хочу чувствовать тебя. Сейчас. Пожалуйста… Майкл не может больше тянуть. Он расставляет ноги Джеймса шире и нависая над ним, так, чтобы видно было каждую эмоцию, проскальзывающую на лице, заполняет его собой. Он движется осторожно, пока шотландец шипит, прикрывая подрагивающие глаза. Сдерживаться выходит плохо, поэтому уже после первой минуты его фрикции становятся размашистыми и быстрыми; такими бесчеловечными, как будто он пытается закрыть пустоту внутри себя, пожирающую его кусками. — Медленнее, — Джеймс говорит тихо и Майкл на секунду замирает, прислушиваясь к его голосу. Макэвой хватает его за плечи, плавно ведет пальцы к шее и наконец касается коротко остриженных волос, заставляя Фассбендера томно выдохнуть. На этот раз ирландец двигает бедрами осторожно и Джеймс больше не хмурится, он смотрит Майклу в глаза, встречая каждый его толчок — ласковым стоном наслаждения, смешанным с примесью боли. Комната вокруг меркнет. Слишком яркий свет расплывается в несметном количестве светил. Остаются только тепло-голубые глаза Майкла, которыми Джеймс никак не может налюбоваться. Он тянется к нему за поцелуем, прижимаясь к его телу своим, чтобы быть еще ближе. Касается затвердевшими сосками его груди, царапает ногтями его напрягшиеся плечи и идеальную спину. Он надрачивает собственный член уже быстрее и когда терпеть больше не остается сил, кончает. Его протяжный стон тонет в крепком поцелуе. Майкл разрывает его случайно, упираясь лбом в лоб Макэвоя. Он приоткрывает тонкие губы и когда Джеймс сжимает его естество своей потрясающей узостью, извергается следом, изливаясь в раскрывшееся перед ним тело. Он падает на грудь шотландца, прерывисто выпуская потоки воздуха, скопившиеся в грудной клетке. Он не чувствовал ничего подобного уже несколько лет, а сейчас… Сейчас это тянется в нем сладкой патокой, заставляя дрожать от кончиков пят и до макушки, ощущая палитру невиданного ему уже давным-давно удовольствия. Минут десять уходят на то, чтобы отдышаться и унять вибрацию всего тела. Только тогда Майкл перекатывается на другую часть кровати, чтобы разделить ее с Джеймсом. — Могу я кое-что спросить у тебя? — улыбаясь, говорит Макэвой. Они смотрят друг другу в глаза, вместо того, чтобы в спешке натягивать на себя одежду или безразлично исследовать взглядом комнату. — Опять? Ну, спрашивай, — пытается как можно увереннее ответить Фассбендер. Голос непростительно дрожит, потеряв привычную тональность. — Что мы скажем мистеру Дэлавэру? Сейчас ночь, а проект мы даже не начинали. Фассбендер ухмыляется, проводя пальцами по плечу любовника. — Скажем, что собака съела. Они же у нас всеядные. — Как акулы, что ли? — вопросительно поднимая бровь, интересуется Джеймс. — Именно, — широко и хищно улыбаясь, отвечает Майкл, утягивая шотландца в новый, мучительно-сладкий поцелуй.