Три года счастья. Так мало.

And he smiles... И он улыбнулся...

*** Маноск. Франция. *** Что было в начале и что Клаус Майклсон получил в конце? Ничего. Он свыкся с тем, что его роль - красивого ублюдка и подонка превосходна. Вдруг в один момент он потерял все : брата, семью, дочь. Он готов был на все, чтобы спасти дочь и победить врага. Ради временной победы над Пустотой Клаус Майклсон был вынужден оставить единственную и любимую дочь, теперь в нем часть Пустоты, как и в его братьях и сестре. Фрея только свободна от тяготы Пустоты. Только она осталась в Новом Орлеане и рядом с ней Киллин. Майклсонов теперь как бы и не существует, а видеться им запрещено. Может Фрея и счастлива с Киллен, но она не успокоится, пока ее семья не будет едина. Фрея не простит себя за то, что не смогла защитить семью. От ненависти до восхищения. Клаус Майклсон думает, что все изменится. Клаус Майклсон не понимает жив он или мертв. Клаус Майклсон не помнит скольких убил за это короткое время. Клаус Майклсон знает, что его брат не разрушал, а наоборот спасал его, был рядом. Сейчас у него никого нет. Никого. Он не способен любить. Сейчас у него в голове каша, а любить – это больно. Очень больно. Пустота победила их, разрушила семью. Он не выдержал и стер воспоминания только бы Пустота не искусила его Не выдержал бремя и тяжелой ноши плеча, на которое может опереться вся семья. Он не выдержал и поэтому искал брата все это время. Он мало что помнит. А какая разница сколько трупов за его плечами. Какая разница сколько душ он отнял и сколько совершил грехов, ведь совершит еще столько же, а душу его это не очистит. Он остался без поддержки и главной опоры – брата. Клаус был осторожен и чувствовал. Чувствовал, что найдет его. Найдет даже если придётся обыскать каждый уголок мира. После всего произошедшего Клаус Майклсон погрузился в скорбь. Личную скорбь, которую заглушал кровью. Кровь всегда поглощает все надежды на счастливое будущее. В ночи луны ему никогда не спится — от выпитого алкоголя, от боли и от удовольствия, когда отнимал очередную жизнь. Сейчас же он сидит на бетонном ограждении фонтана и плевать ему на брызги воды. Ему нужно переосмыслить все увиденное. Он оказался в Маноске только, чтобы убедиться, что со старшем братом все хорошо. Он не улыбался с тех пор, как случилось непоправимое в Новом Орлеане. Он улыбнулся, когда увидел брата в баре сидящем за пианино. Элайджа свободен, освобождён от внутреннего зверя. Элайджа смотрит на этого мужчину, который положил в чашу для пожертвований стодолларовую купюру, которая выделялась среди этой мелочи. Именно Элайджа хранил тепло в этой семье и следил за ним, искал искупление. Сейчас Клаус один. Он потерял брата. Он потерял дочь. Он потерял семью. Сейчас он только смотрит на Элайджу, который даже не знает, кто стоит перед ним. Для него это всего лишь щедрый незнакомец, который оценил его талант и Элайджа одобрительно кивает ему. Его брат свободен и счастлив, благодарен ему за деньги и Элайджа застуживает этой искренней улыбки Клауса. Этот жест в качестве денег и благодарный кивок. Почему все так вышло? Клаус и не знает, но ничего уже не измерить и Клаус может только смириться с утратой во блага спасения Хоуп. И ему больно… И он улыбнулся… Улыбнулся брату. Улыбнулся через силу и боль. Улыбнулся и эта улыбка отражала всю его боль. И он улыбнулся тому, кто всегда был рядом и прощал. И он готов отпустить убедившись, что его брат свободен и счастлив. И он уходит, а Элайджа просто возвращается к тому, что делал – игре на пианино. Он занимается любимым делом. Он даже не знает, что этот незнакомец – его брат, который искал его. Он просто играет дальше. А Клаус так просто не уйдет и сейчас, сидя на этой холодной плите он сплевывает кровь, которая течет из его разбитой губы. Она задала ему жару и в голове не укладывает, что стерва Кетрин Пирс жива и не просто жива, но и с его братом. Она просто так его не отпустит. Она подкараулила его, напала и била головой об асфальт и даже разбила губу. Она задерживается в подвале, где воздух затхлый и пыльный, где хранится алкоголь. Она видела его и думала спрятаться в подвале, но был еще один выход. Выход, который требовал от нее воли и смелости, а не привычной трусости и скрываться за спиной других или любовника. Кетрин Пирс всегда могла найти выход. Она всегда находила выход. Она знала выход не только из этого подвала. Она вышла и посмела сразиться с самим Клаусом Майклсоном за что и поплатилась укусом оборотня в руку испорченной прической и разбитым носом, губой. Она никогда не любила новолуние, ведь луна такая тусклая и блеклая. Сейчас она может только сесть рядом со своим злейшем врагом, сплюнуть вслед за ним кровь и смотреть на укус в свете луны. Для Клауса было бы настоящим позором проиграть в особенности женщине. Он ведь сразу и не понял, кто напал на него сзади, и он оказался на асфальте, но он и так на пределе. Он и сразу не понял, что смелости напасть у него хватило Кетрин Пирс, которая просто выместила на нем всю свою злобу и агрессию. Расплатилась за все и отомстила за смерть семьи тем, что расцарапала его лицо и била. Била, что было силы. Это было ее краем. Клаус не убил ее, но и не спешит исцелять, понимая, что им нужно поговорить и сейчас у них одно проклятие на двоих – Элайджа. И Элайджа стал их проклятьем на двоих, потому что даже свою любовь и благодарность брату Клаус может показывать с помощью гнева и злости. И Элайджа стал их проклятьем на двоих, потому что даже свою любовь и преданность этому мужчинами Кетрин Пирс может показывать с помощью ненависти, криков и измен. Она любит и поэтому не отпустит. Но, что она наделала нападая на Клауса, только подписала себе смертный приговор. Он ведь не исцелит ее. Ее вновь ждет забытье и Ад. Они занятно потрепали друг друга. Кетрин не уступит, как и Клаус. Давние и злейшие враги. Кетрин знает, что в Никлаусе сегодня будет говорить его многовековая ярость, которая даже в ней, способна пробудить едва ли не первобытный страх, потому старается не раздражать его. Она все еще боится и он чувствует ее страх, но оценил смелость, ведь она показала свое истинное лицо. Аромат крови щекочет ей нос и Пирс едва может сдержать порыв хищнической натуры, чтобы вновь не напасть на него. Сдерживается вдыхая прохладный воздух, который успокаивает ее. Сдерживаться и сжать руки в кулак слыша хруст костяшек. Она могла мстить и нет этой мести ни конца, ни края, и не будет никогда, даже когда она будет свободна и любима, и не будет слабости. Этой ночь, когда он пришел убедиться, что с братом все хорошо он столкнулся с шлюхой Пирс, которую явно не ожидал здесь увидеть и оставил на ее коже синие пятна. Они заживают также быстро, как появляются, и Кетрин давно уже привыкла не морщиться и не вздыхать от боли. Сейчас он смотрит ей в глаза и ждет. — Да, ты уже можешь… Прошу… И он смеется, громко, заходится безумным смехом, что ей не по себе, она вздрагивает. Клаус осмеивает ее. Великая сучка Кетрин Пирс, которая могла соблазнить, сделать раба из любого мужчины потеряла хватку и сама стала рабыней чувств и любви. Она стоит перед ним в белой, испачканной кровью блузке и черной юбке, на груди бейджик с именем «Catherine » каблуки. Она в костюме официантке и сделала это она ради любви к его брату или же просто устала. — Вернулась из мертвых, чтобы стать официанткой. Стерва Кетрин Пирс точно не унижалась хуже, чем сейчас… Ты потеряла хватку, дорогуша. — Это ради Элайджи… Но тебе ведь наплевать и знай, что он очень расстроится, если я умру. Только она продолжает отталкивать его от себя, хочется сказать ему, но в прошлый раз за свою дерзость Пирс и так поплатилась.Пирс лишь сильнее прижимается к нему, пытаясь выпить крови, когда он позволяет ей прокусить ей свое запястье. Она спасена и им нужно поговорить. О многом поговорить. Клаус бы не смог насладиться ее смертью не узнав всю правду. Она здесь, чтобы плести интриги и лгать о чувствах его брату или она здесь, потому что любит? Клаус узнает правду и разберется со всем. Расставит все по местам. Клаус узнает правда всю правду ведь вербену она не принимает. Узнает играет она или ее чувства правда. Настало время говорить правду. — Так, что привело тебя сюда? – задает свой вопрос Майклсон точно зная, что на него последует правдивый ответ. — Я желала скрыться от всех и приехала сюда, встретила Элайджу, несколько месяцев назад, а он ничего не помнил о семье. Я была зла на него, даже била, в грудь, плакала, но чувства взяли верх и оставить его просто не могла. Не могла, я оставить его, потому что люблю его. Судьба та еще стерва, если все это время сводит нас вместе. Думая, я знала, где найду Элайджу, - и ее пальцы скользят по сильным плечам, Клауса и не надо видеть его лицо, чтобы знать, какое недоверие на нем написано. — Я никогда не оставлю Элайджу. Еще я ждала тебя и учитывая всю твою ненависть и паранойю я не принимала вербену. Еще твоя дочь красавица. Я видела ее с Хейли в школе Сальваторе. Теперь твоя очередь отвечать на мои вопросы? Что случилось? Почему Элайджа стер воспоминания? Это из-за Пустоты? Я права? — Откуда ты знаешь о этой чертовой ведьме-духе? В своей звериной ярости Клаус совсем не замечает, что с сверхъестественной силой сжимает руки на ее шеи. Настолько больно, что та хрипит, словно этот всхлип кажется последним. А это ее самый страшный кошмар. Они настолько нуждаются друг в друге, что еще сами не понимают это. Насколько Кетрин Пирс нуждается в нем. Насколько Клаус Майклсон нуждается в ней. — Я много чего знаю, Клаус. Я все это время была в разуме Элайджи и не знаю, как так вышло, - задыхаясь всхлипывает он, а Клаус нахмурившись все же опускает руки с ее шеи. — Ты лжешь! Как такое возможно? – выкрикивает он. — Я не знаю, Клаус, но я была там, в разуме Элайджи. Коридор с белыми дверями – воспоминания. Я была скрыта за черной, той, что хранит похоть . Думаю, наши души связаны. Я даже не ожидала, что вернусь в мир живых. — Пустота внутри каждого из нас. Эта ведьма прямой потомок Хейли и проклятие оборотней ее рук дело. Мы были вынуждены разделиться, а это был рискованный шаг, но единственный способ спасти Хоуп от ее влияния. Я сделал все, чтобы спасти свою дочь – мою душу и сердце. Даже, если никогда не увижу ее и всю семью. Никогда... — Хочешь сказать, что часть души этой чокнутой, помешанной на власти в Элайджи. Клаус, вы с ума сошли! Когда я пыталась защитить Элайджу будучи духом она уничтожила меня, поместила за Красную дверь, думая, что это прикончит меня. — Значит, ты знаешь о Хейли? — Элайджа рассказывал, я видела некоторые воспоминания и слышала ее, когда та была в его разуме. — Волчица под моей защитой и это было предупреждением, если вздумаешь мстить. — Я ее не трону, но отомщу по своему, по-женски и тебе лучше не вмешиваться. Считай, что это было моим предупреждением. — Стерва... — Я знаю… Она сумела отнять у меня Элайджу и ей повезло быть любимой им, но счастлив он с ней не был. У нее не хватило сил принять его темную сторону. Теперь перейдем конкретно к Элайджи и знаешь эта любовь к семье и Хейли не принесла ему ничего, кроме проблем. А Хейли его что, не использовала? Не поверю я в это, Клаус. Только ноги об него и вытирает. Нашел"достойную" или у вас принято пользоваться остатками? Ты был с ней, а Элайджа побрал остатки за братом.Мне смешно просто. Да любая из его женщин, включая куртизанок, лучше этой "достойной". Да неужели? И сколько же счастья ему выпало с ней? Конфликт с братом, разлад в семье, волки, лишняя кровь на руках, чтобы выгородить эту "воительницу" и стоит упомянуть бедную Джиа? — Тогда Элайджа заслужил наказания. — Тогда он переживал и Джиа была добра к нему. Я видела несколько воспоминаний и ее смерть. Будь я на ее месте давно бы сбежала, а ты чудовище. — Это ты только и умеешь – сбегать. Так почему все еще сидишь рядом со мной? — Клаус, ты ведь понимаешь, к чему привела Элайджу одержимость и преданность семье? Это погубило его, сломало психику. Хейли вытирает об него ноги, как о коврик. Он растоптал свою гордость ради нее, втоптал себя в грязь, а она ничего не дала ему взамен. Ничего. Я отдала ему свою свободу – лекарство, а ведь я запросто могла убить тебя, попытаться отомстить, даже если бы сама умерла. Я могла использовать лекарство против тебя, использовать Хейли. Джиа отдала жизнь. А что сделала Хейли? Только использовала. И что из этого счастье? Быть ковриком? Ты допустил это, как? Я не понимаю, но если желаешь говорить откровенно, то я знала, что Хейли побежит к тебе молить о защите, еще я знала о возможной беременности. Софи Деверо нашептала мне об этом. Можно сказать, что в этом замешена я. Вот и правда… — То письмо ты не спроста отправила. — Я все просчитала. Я отомстила тебе сделав слабым. — Теперь я вдали от Хоуп и почему бы мне не убить тебя прямо сейчас? Внушить снять защитный браслет и сгореть на глазах Элайджи? Он все равно не помнит. — Он не выдержал разлуки с вами и поэтому стер воспоминания, Клаус. Он пожелал забыть Хейли, семью, но меня помнит. Я здесь только ради него. Если бы я не любила его, то была бы здесь? — Мне одиноко и без Элайджи я вернулся к поливанию крови. Я скучаю по дочери. Мой брат нужен мне.. Вся семья… — Надя, моя дочь, все это время была вампиром и искала свою непутевую мать, которой оказалась я. Она умерла, от укуса Тайлера Локвуда. Я ведь узнала, что ты приезжал в Мистик Фоллс, наверняка, чтобы посмеяться над Кетрин Пирс, которая умирала человеком. Я переселилась в тело Елены и ее спасители заманили меня в ловушку. Моя дочь умирала и я была в отчаяние, но я так боялась выдать себя, попросить твоей крови, что приняла решение проститься с ней, а затем умереть. Я умерла вслед за Надей и оказалась в Аду. Даже в Аду я выжила, Клаус. Я мать, а ты отец. Теперь ты понимаешь меня. Очень хорошо понимаешь. Тебя тяжело быть вдали от дочери, а моя вообще мертва, что оплакивать ее уже слез нет. Я даже не знаю, где ее могила. Только Метт Доновон знает. Я жива и теперь желаю только тихо существовать неся в себе все свои грехи и расплачиваясь за них. Больше никаких игр. Никто не знал, что так будет, Клаус. — Мне нравится твоя рассудительность, когда ты не используешь ее против меня. Ты достойный враг, наверное поэтому и жива. Как Элайджа? — Он не помнит вас, думает, что всегда был одинок и блуждал по миру, прятался от всех. Он думает, что он определенно проклят, что в его жизни были женщины, знакомства, кровь и все это стирало время. Он даже не помнит, как стал вампиром. Все это время ему казалось, что он был одинок. Я рядом с ним, поддерживаю и никому не позволю навредить ему. Я убью любого врага, если они попытаются навредить ему. Я принимаю все в нем. Он играет в баре, я официантка, наш дом в конце соседней улицы. Мы в тишине. Мы счастливы. — Может счастье моего брата заключается в стерве с невыносимым характером. — Он может терпеть мой ужасный характер. — Думаю, мы учли ошибки прошлого. Мне пора… Береги его, Кетрин и звони мне, если что-то случиться, - Клаус вздыхает, встает и протягивая ей бумажку с номером телефона, которую достал с кармана куртки. — Звони. Я волнуюсь за Элайджу. — Я позвоню, - отвечает Пирс крепко сжимая бумажку в руках. — Знаешь, по моим подсчетам мы были счастливы три года. Три года нашего счастья. Я учла ошибки прошлого. Позволь нам быть вместе и решать самим, даже, когда он вспомнит все. — Три года счастья? И тебе мало, как всегда, - хмыкает Майклсон. — Так мало, - улыбается та. — Я пойду или Элайджа что-то заподозрит. Тебе все еще можно спасти и мы оба знаем имя то барби-вампирши, что может спасти тебя. Просто, ты не желаешь, чтобы тебя спасали и все хуже отдаляешь от человечности, заглушаешь ее проливая кровь. Мы похожи больше, чем ты думаешь. Мы одиноки и ненавидим это. — Если ты все еще здесь, то выбери мне ужин? Я голоден, а ты отвлекла меня. Я уеду до наступления рассвета, – разводит руки в стороны. Маноск спит давно. Темно. Так тихо. Сказанное друг другу не ложь. Кетрин Пирс все еще здесь и переборола свой главный страх. Кетрин уходит первой, кивая, проходя мимо одно мужчины и не видит довольной ухмылки Клауса. Она выбрала ему жертву на сегодня. Она уходит не слыша криков жертвы и не видя брызг крови. Ночь скроет кровь. Ночь скроет разорванную зверем плоть. Только вот зверю больно и так он справляется с этой болью. Каждый вздох этому монстру дается с трудом. Этот монстр не может дышать без семьи и дочери и так хочется кричать. Сердца обливается кровью и ему хочется кричать. Но, что это значит? Это значит, что монстр брошен в одиночестве. Этот монстр покинет Францию с наступлением рассвета. Этого монстра может спасти только светлая душа. Она уходит улавливая едва ощутимый запах кровь.

Он сидел в баре, за фортепиано. Он ждал ее ведь оставалось полчаса до закрытия бара, а девушки так и не знали, куда же она пропала. Он ждал в серой майке, поверх которой была накинута куртка, удобные брюки и туфли. Элайджа гасит лампу над фортепиано. Но, теперь он смотрит на мир иначе. Элайджа сжимает в руках мелочь из чаши для пожертвования, аккуратно складывает деньги в карман куртки, только вот смотрит на сто долларовую купюру, которую ему щедро пожертвовал незнакомец, только вот почему-то сердце сжалось. Теперь он живет словно мечтали, с душей поэта. Несмотря ни на что, – на одежду, благо Пирс успела переодеться и выбросить испачканную кровью блузку, а на юбке не так видны пятна крови, синяки, испачканные кровью туфли, волосы, собранные, наспех, в неаккуратный пучок, – в ней было что-то волшебное и теплое. Такое домашнее. Как кресло, стоящее около камина, горячий чай или какао, теплый плед. Такая теплая. Такая его Катерина. Только с ней шагать по жизни, любить, дорожить и делить горячий ужин. Просто быть нужным. Просто быть с ней. Он неотрывно наблюдал за ней. За каждым движением тонких бледных пальцев, за появляющимися на лбу морщинками и веной, когда она давала указания одной из официантки, которая сегодня должна была убрать бар. Его жизнь наполнена пустотой и бессмыслицей. Подъем с утра, игра на фортепиано и бесконечное ожидание времени,когда вновь нужно будет ложиться в кровать с ней, возвращаться с бара в их дом, разжигать камин, когда холодно, обнимать ее и все делить с ней. Ему так много нужно сказать ему. Война с Пустотой уничтожила его изнутри. Теперь это никому не нужно – влияние его семьи улетучилось, растаяло в один миг. Семья пала, а люди в Нью-Йорке прячут глаза, переходят на другую сторону улицы даже не зная, что перед ними сама Ребекка Майклсон – первородная вампирша, сестра, ярая феминиста, да и просто стерва, которая пусть может предать семью ради любви, но любит каждого члена семьи и сражается за них. Сейчас ей не нужно предавать ради семьи, ведь ее любовь – Марсель рядом. В Сан-Франциско на Кола и его деньги смотрят так, будто они все омыты кровью или прокляты. Какой в этом был смысл? Смысл рушить семью? Но рядом с ним Давина, которая готовится к свадьбе, а на ее безымянном пальце красуется кольцо в центре которого большой бриллиант в форме квадрата, а рядом множество маленьких. Кол может убить любого, кто посмеет косо посмотреть на его или нее. Но сейчас это не важно. Сейчас важнее их личное счастье и свадьба. Давина даже не думала, что такое возможно, но Кол рядом и впереди счастливое будущее на двоих. Фрея запускает в стану очередной гримуар матери, ведь неужели шанса нет? Неужели Пустую не победить? Благо рядом с ней Киллин, которая вытирает слезы с ее лица, крепко обнимает, говоря, что нужно верить, что семья будет едина. Хоуп остается в пансионате, пока Хейли возвращается в Новый Орлеан. Она привыкает жить не только в общей комнате, но и жить без отца, скрывать слезы. Она словно принцесса, которую изгнали из ее же королевства. А что король-отец? Клаус просто заливает кровью Европу, словно мстит за разлуку с дочерью, разрушенное счастье. Мстит судьбе отнимая жизни невинных, вырывая сердца, расчленяя трупы. Да, война коснулась всех, изменила все… Мир прогнил еще больше, и Майклсоны уже не такие сильные. Мир не крутится вокруг знаменитой вампирской семьи. Они утратили свое могущество. Клаус чувствовал себя слабаком, был сам себе противен. Ни враг, ни друг. Ничто. Пустое место. Словно даже нет его отражения в зеркале. Без убеждений, без будущего, но зато с прошлым, груз которого сдавливает кости, внутренности, заставляет орать во весь голос, когда никто не слышал. Клаус не смог понять, что думает, что чувствует. Элайджа же четко знал, что испытывает абсолютно все к Катерине. Он любит и дорожит. И вот перед ним стоит она, садится на его колени, взъерошивает волосы и целует в губы. Привлекательная, желанна, правильная, добрая, пережившая ужас и страх, оставшаяся верной себе и своим убеждениям. Элайджа ведь не знает, что она изменилась и набралась смелости. Впервые она не сбежала, а столкнулась со своими страхами. Сейчас такая идеальная сидит на его коленях, а он обвивает своими руками ее талию. — Катерина, я хотел тебя спросить. Здесь был очень странный незнакомец и мне он кажется таким знакомым и в тоже время чужим. Он положил в чашу сто долларов. Ты не знаешь кто он такой? Не видела его? Подняла глаза, нахмурилась, поджала губы. Может это даже сочувствие ведь сказать ему, что это его брат она не может, хотя видит, как тот страдает. — Нет, я не знаю. Скорее всего щедрый турист. Идем домой? И внезапно Элайджа понял, что, возможно, она и права и тот незнакомец просто щедрый турист. Сейчас он не одинок и в его сердце любовь к этой женщине. Поэтому он вновь посмотрел на Катерину. Он касается пальцем гладкой кожи её запястья, но не находит шрамов ведь последний синяк затягивается благодаря регенерации. После всех страданий, что довелось пережить. Она сильнее, чем он, он это знает. — Je t'aime, Cathy. * Потому что она нужна ему, думает он, потому что, возможно, он нуждается в ней даже чуточку больше, чем. И она рассмеялась, вместо ответа и поцеловала его в щеку. Ее ответ последовал позже. — Je t'aime, Elie. * И он улыбнулся. И она улыбнулась в ответ.

Примечания * : фран. ж. Catherine (Катрин) - Кетрин, фран. м. Élie, Hélie (Эли) - Элайджа. Французское : Je t'aime - Я тебя люблю.