« Тебя можно ждать тысячу лет, чтобы прожить с тобой один день.» -1931.
*** Маноск. Франция.***
Оливи знала, что между новым пианистом в их баре и новой официанткой все довольно-таки серьёзно: у Элайджи так — все серьезно до последнего вздоха его Катерины, влюбленность и прочие чувства к этой стерве, которая скрывается за надежной маской. Он уверен, что как мужчина, к тому же викинг обязан сражаться за сердце любимой женщины и оберегать ее от любой беды, никому не прощать пролитых ею слез. У него тяга к музыки и в голове столько мелодий, которые нужно сыграть и посвятить ей. А что чувствует она? Пускай перед ней Элайджа и со стертыми воспоминаниями, но искренней, не ранящей ее больше, чем какая-нибудь там безответная любовь к Стефану или то, что он был с Хейли и попытался любить другую, открыть свое сердце для другой, не для Катерины. С волчицы проблемы начались и Хейли стала проблемой Пирс. Ведь, что будет, если он вспомнит? Побежит к Хейли, как к суррогату его мечтаний о воссоединении семьи? Или все будет иначе? Все равно основная проблема Хейли и Пирс пообещала себе, что волчице будет еще больнее, чем ей. Дважды она не проиграет и если будет нужно, то пойдет не только против Клауса, но и судьбы. Она будет только с Элайджей и в этот раз даже смерть не разлучит их, хотя в прошлый раз даже смерть не стала помехой. Она поняла, что может быть счастливой только с Элайджей и никем другим. Только с ним она настоящая, а все те знакомства, мужчины, разбитые сердца в прошлом. Сучка и так потеряла все в прошлый раз: любовь, дочь, жизнь. В этот будет бороться еще яростней. Кетрин Пирс обожает борьбу, которая у нее в крови. Очередной вечер в баре. Кетрин сильнее обхватила руками талию Элайджи, уселась рядом с ним, после того, как стерла тряпкой пыль с фортепиано и бра освещавшего музыкальный инструмент. Может она стала бледной тенью самой Татии. Такие как Кетрин должны разбивать мужские сердца, а не быть влюблёнными и слабыми. У нее же был и будет стержень внутри. Тот, который помогал ей всегда выживать и бороться. Кетрин Пирс всегда была и будет именно стервой Кетрин Пирс, которая всегда выживает. Просто, рядом с Элайджей не может надеть маску. Рядом с ним, та самая маска, что помогла ей выживать просто не склеивается с лицом, не срастается, не подходит. — Я готов! — прошептал Элайджа. — Надеюсь, ты услышишь, как я играю для тебя. Вчера придумал новую мелодию. Надеюсь выйдет. — Мне нужно работать, Элайджа или нас обоих уволят, на нас и так пялятся все, — пытается сказать Пирс. — И больше тебе сказать нечего? — вздыхает Майклсон. Ей и вправду больше нечего сказать, ведь Кетрин Пирс сейчас совсем другая, какая-то потрепанная, изношенный и никому не нужный товар, вся из трещин, сколов и изломов острого стекла, а Элайджа снимает с нее слой за слоем, маску за маской, добираясь до той личины, что заливала волнами спокойствия, что дарила радость и покой, смех. Он доберется до Катерины. Он ведь помнит, что обещал спасти ее. Он ведь помнит, что жестокий милорд любил и любит Катерину. Она напомнила ему, что нужно жить, бороться и улыбаться, чтобы ни случилось. Просто жить нужно ради любви. Просто за один такой день с ним она готова отдать тысячу прожитых ею дней. — Элайджа, — она шепчем ему на ухо так сладко, так спокойно, что он улыбается. — Ты ведь любишь меня? — Откуда этот глупый вопрос, Катерина, — вздрагивает плачами Майклсон. — Ты сомневаешься? Но знай одно, что никто не посмеет забрать у меня мою любимую. — Нет, просто хочу, чтобы ты говорил это только мне, — требует Пирс. — Только ты смогла принести покой в мою душу, — говорит медленно, поправляет вьющейся локон ее волос, который опустился на лицо. Звук поцелуя, оставившего сладость на ее губах и улыбку на его губах. Она еще раз коснется его лица прежде, чем подняться с его колен, взять в руки тряпку. Новая порция ярости накрыла Оливи с головой, заставляя провалиться в глубокую, черную и бездонную яму, которую еще называют ревностью. — Посмотри на них целуются на глазах всего бара… — буркнул девушка ставя на барную стойку поднос. — Честно, ты же ревнуешь нашего нового пианиста к Катрин? Они приехали вместе и как я поняла встречаются не один год, — хихикает Уиди. — У тебя нет шансов, подруга. — Но сердце болит. А если и так, то, что она может сделать мне, сучка? — хмурится официантка. — Признай, что Элайджа горячий. Чуть сбавляя шаг и отставая от впереди идущего клиента, брюнетка останавливается у барной стойки где ранее говорящие девушки замолчали, как только к ним присоединилась Пирс, сверкнула глазами, крепко схватив Оливи за руку, оставляя синюю отметину и царапину. Кетрин Пирс всегда требует жертв. Кетрин Пирс может быть и идет по головам всегда добивается своей цели, слишком стерва, черная кошка с гордо поднятой головой, в сердце пусто и лед, притупляет чувства и не знает боли. Может лучше первой причинить боль, чтобы тебе не причинили боль. Кетрин Пирс не замечает других и ей плевать на то, что думают о ней другие. Важно, что когда она оборачивается все закрывают свои рты. Она за столько столетий научилась затыкать рты сверкнув только глазами или просто пролив кровь несогласных. За ее спиной столько жертв, тех, кто погибли по ее вине или во имя ее спасения. — Осторожно, Оливи, потому что у меня на руках есть коготки. Поняла? Если она и гордая, черная кошка, то сейчас ослабела, упала на колени из-за любви. Гордая и сильная, но все же нуждается в любви, понимании и заботе. Не важно, ведь она предупредила и с такой, как она стоит быть осторожнее, ведь она с легкостью разорвет плоть и сожмет в своих окровавленных ладонях сердце, которое еще совсем недавно билось в груди, билось от любви. Кетрин Пирс предупредила и наплевать на последствия. Не верит, не хочет верить Оливи, что за жемчужной улыбкой скрывается такая стерва, с силой смахнула ее ладонь, отворачиваясь и вновь беря в руки подготовленный барменом поднос с алкоголем, который нужно отнести и как можно скорее. Точнее Оливи скорее нужно сбежать от Кетрин, которая пронзает ее своим взглядом, словно уже убила и наслаждается тем, что расчленяет ее плоть. Она убьет любого посмевшего отобрать у нее Элайджу и ее счастье. Раньше было проще. Не было это поглощающей ревности и чувства любви, отчаянного страха и холодящего кровь ужаса от осознания, что Элайджа может вновь уйти, оставить, и она своими руками ведёт себя к концу. К концу их счастья, как в прошлый раз. Страшно, собственные мысли выбили весь воздух из лёгких, она бы задохнулась, только ее отвлекает голос молодого бармена. — Прости, Китти, но я не знал, что ты такая дикая, черная кошка. Ох, уже завидую Элайджи, ведь что ты вытворяешь в постели! Вероятно носишь Victoria’s Secret? Разоришь бедного пианиста, — Кенни смеется, ставит на ее поднос чистые бокалы и бутылку белого вина, а она облегчением выдохнула, когда слышит его голос. — Не ревнуй, ведь он любит тебя и это читается в его взгляде. — Agent Provocateur тебе не по карману, — усмехается она. — За какой столик? — Для пары за двенадцатым столиком и сразу возвращайся за закуской к вину, — говорит тот. Она красива, держится с величием, даже в белой блузке и короткой черной юбке, верна себе, идет на этих высоких каблуках к столику, чтобы отнести заказ и натягивают одну из своих обворожительных улыбок, никогда не ответит грубо, на нее смотрят с интересом и кому же не понравится такая? Она скорее разобьёт очередное сердце. Ей не спиться по ночам. — Красивая и горячая, но ужасная стерва, — тихо шепчет ей вслед Кенни, при этом зажигает стоящие на стойке свечи, ведь темнее и свечи придают особую атмосферу уюта и домашнего тепла этому заведению.*** Сан-Франциско, Калифорния***
Колу Майклсону не по себе от сказанных Давиной слов. Не по себе, его все раздражает словно вода капающая ночью из незакрытого до конца крана, которая мешает спать. Капает, действует на нервы и не позволяет уснуть. С каждой каплей, которая ударяется о раковину Кол Майклсон теряет всякое самообладание. Терпение ведь чем-то похоже на воду. Оно, как и вода, по капельки утекает. Всякому терпению приходит конец, такой же, как и в ситуации с раздражающем краном. Только вот с протечкой мы в силах справиться: подняться с постели и закрыть кран, обратиться за помощью к сантехнику. С терпением все иначе. С терпением все гораздо сложнее. Кол Майклсон, который никогда не отличался сдержанностью и терпением сейчас глубоко дышит и мысленно считает, ведь это должно помочь. Это должно помочь. Подобная витающая тишина в их с Коулом доме всегда её угнетала, вынуждая осунуться и ступать как можно тише, осторожнее, лишь бы избежать этой пугающей густоты мрака. И этот мрак, казалось, окутывал не только комнаты их просторного жилища, но и весь Сан-Франциско, который кажется погружается во мрак ночи и город даже не спасут тысячи огней. Давина сжимает в пальцах, перебирает тонкие звенья золотого браслета и ей кажется, что у Кола сейчас закипит кровь. Он будет её мужем. Тем, кто назвал ее своей королевой, что научил её быть свободной, что заботится о ней, что научил её летать и верить в собственные силы. Благодаря Колу она познала любовь. Любовь, что соединяла их души, делая единым нерушимым целым. Она знала, что сможет выстоять, что сможет преодолеть эту тьму и разогнать её для него. Она знала, что они могут быть счастливыми. Она спасет его и если потребуется, то будет ждать и бороться за их двоих. В подобные дни Кол Майклсон мог причинить боль любому и сам невольно становился, частью той тёмной ночи, что заполняла каждую клеточку тела, что кровью испачканы его губы, что окружат его растерзанные им тела. Эмоции накатывали Майклсона непрерывным потоком, вынуждая её сердце беспокойно биться в груди. И всему этому виной был их разговор, обостряющий вспыльчивость и давящий неподъемным грузом на Кола плечи, бередя старые раны раз за разом, вынуждая их кровоточить. Зачем Давина Клер заговорила на эту тему? Она знала, каким Кол может быть монстром. И ведьма знала, что это гложет его в глубине души. Она знала, что это сжирает его изнутри, обнажая оставшиеся на душе шрамы, полученные за мучительные годы свободы или заточения в гробу по воли Клауса, которого он за это долгое время Попытался даже возненавидеть своего брата. Клаус Майклсон причинял столько боли клинком в сердце и Кол всего лишь желал, чтобы Клаус почувствовал, каково же это было быть заколотым. Но сейчас Кол понимает, что его брату гораздо сложнее, чем ему. Кол даже с трудом понимает, каково это Клаусу быть вдали от дочери. Жестокости, которую после себе оставляют Майклсоны было много. Сейчас еще больше жестокости и боли. — Кол, послушай и пойми я бы хотела нормальную семью и ребенка. Я ведьма Нового Орлеана, которая дважды возвращалась к жизни. Я уехать из того города, с тобой, ради любви. Я вообще мечтаю покинуть эту страну и оставить все. Просыпаться утром в маленькой квартирке с открытым окном и видом на море. Чтобы мои часы остановились раз и навсегда, и я не могла следить за временем — только шум моря и дыхание любимого человека рядом. Я хотела бы не знать, какой сегодня день, год, потому впереди нас ждет тысяча дней вместе. Я бы отдала тысячу прожитых дней за один с тобой, Кол. Смотреть на восходящее солнце, сидя на прохладном песке, и знать, что ты вернешься и принесешь мне теплый плед, а рядом босиком бегает наш ребенок, как история нашей любви и всего пережитого. Я бы хотела отказаться от кофе и пить поутру свежий апельсиновый сок. Жить вдали от прошлого, а в закате видеть будущее. Отказаться от магии и быть совсем не идеальной, не накрашенной и сонной и, уткнувшись в его плечо, чувствовать себя любимой, чувствовать, что я тебе нужна и смотреть на нашего ребенка, который улыбается нам. И мне двадцать пять и я желаю от тебя ребенка. Нашего ребенка. Я думаю о нас. Разве это так много? Она видела и ощущала отголосок всех граней той боли, что ему довелось пережить тогда там, когда она умерла в Новом Орлеане и потому знала, что нужно делать, чтобы отогнать от него этот мрак и подарить частичку собственного света, вновь заставив губы изогнуться в привычной усмешке. Ощущала его раздражение и гнев, видела как напряжены были мускулы на его спине и руках, а желваки на скулах выделялись особенно ярко, заостряя черты его лица и обращая в пугающую ледяную маску. Но это не вызвало в ней страха. Больше нет никакого страха. — Давина, ты Сумерок пересмотрелась? Огорчу тебя, дорогуша. Мы не Эдвард с Беллой. У нас не может быть детей, но я буду рядом. Всегда… Забудь. Поняла? И никогда не смотри глупые мелодрамы для подростков. Подойдя к нему ближе со спины, она коснулась нежно ладонями его напряженных плеч, вынуждая его едва заметно вздрогнуть от неожиданности и слегка повернуть голову в её сторону, накрыв горячей ладонью тут же её тоненькие пальчики. Он слегка кивнул ей, вновь возвращаясь взглядом к просторному окну, смотря на ночной город. Мыслями Кол был далеко отсюда, там, где слышал ее крики, где разорвали ее душу, где стоял на кладбище и прощался с ней. Долгие пять лет, а потом, когда был пробужден страдал и проливал кровь невинных думая, что это поможет ему заглушить боль. Кол вспыльчив и не сможет отпустить это так быстро, стать тем, кого его желает видеть Давина. Не так быстро, не мог отпустить от себя, хотя должен был. Должен был отпустить все свои страхи. Кол Майклсон позволял ее быть быть так близко к его телу и к его сердцу, потому что в этом мире у него никого больше не было кроме Давины и любви. — Кол, твоя мать обратилась к Далии, чтобы у нее были дети. Я нашла одно из заклинаний и могу попробовать, скорректировать, — прошептала тихонько на ухо. — Не сегодня, не завтра, никогда, Давина, — скривив губы в напряжённой улыбке, он отвёл поспешно взгляд, сделав глубокий вдох. — Ты ведь знаешь, какую жертву принесла Эстер. Давина, ты ради нашего ребенка желаешь принести в жертву другую душу? Я отнял множество жизней даже не задумываясь, но сейчас рядом со мной та, кто изменила меня, заставила поверить в любовь, заставила прожить один настоящий день из тысячи фальшивых, пустых, серых, не наполненных теплом и любовью. Такие заклинания требуют смерти ради жизни. Я боюсь за тебя. — Хейли родила Хоуп и осталась жива, ей Моник горло перерезала и так она обратилась, -вздыхает Клер пытаясь посмотреть ему в глаза. — Так что этого бояться не нужно и ты можешь напоить меня своей кровью. Просто позволь мне использовать шанс на наше счастье. Позволь найти заклинание. Я верю… — Все равно Сумерки нужно запретить, потому что там одна ложь. Они унижают вампиров, — пытается усмехнуться Майклсон. Она все же пытается улыбнуться смотря на его. Может у нее получится склонить его свою сторону? В этом была вся она — Давина Клер, нежность и хрупкость которой переплеталась плотно с непоколебимостью ее духа. Его Давина, которую он так старался оградить от своей опасной любви. От любви бездушного монстра, хранящего на руках столько отнятых жизней, не контролирующего себя. Но противиться их связи было попросту бессмысленно и слишком болезненно. Бесполезно идти против любви. Она потерлась носом о его шею, оставив на холодно коже свое тепло. Он не простит себе если она умрет. Без нее он погрузится во тьму. Без Давины Клер наступит беспросветная тьма.*** Нью-Йорк.***
Жить ведь нужно. Жить вдали от семьи. Марсель понимает Ребекку, то, как ей тяжело. Понимает, через что ей пришлось пройти и как это тяжело. Марсель просто желает быть рядом и во всем поддерживать ее, не позволить сойти с ума, ведь не легко быть вдали от тех, с кем был связан тысячу лет. Ребекки не легко и ей нужно отвлечься поэтому Марсель и предложил ей пройтись по магазинам, освежить интерьер их пентхауса. Правда, спустя несколько часов Жерард пожалеет. Ведь идти за Ребеккой по Таймс-сквер с тяжелыми пакетами в руках, пока та улыбается, пьет кофе из стаканчика, рассматривает все эти яркие вывески, невыносимо даже для такого сильнейшего существа в мире, как он. Марсель только может вздохнуть, пока та остановилась у одного из магазинов. Ребекка казалась счастливой, а вот Марсель уставшим, выбитым из сил. — Откуда в тебе столько коварства, Ребекка? — прошептал хрипловато Марсель. — Хм-м-м, я думаю, что это семейная черта, — протянула она с тихим смешком, — Ты ведь сам предложил, так что заткнись и идем. Он едва заметно усмехнулся и поспешил пройти в магазин цифровой технике вслед за ней. Марсель думает, что она присмотрела новый телефон или еще какой-нибудь новый гаджет. Но Ребекка удивляет даже его выбирая фотоаппарат моментальной печати Fujifilm Instax Mini 8 Raspberry. Зачем ей вообще фотоаппарат? Марсель даже не спрашивает, а она просит продавца — консультанта не запаковывать покупку, а наоборот настроить ее. Марсель только натягивает улыбку и протягивает кредитную карту. Вежливый продавец благодарит за покупку, прежде чем пара покидает магазин. Ребекка точно знает, что делать дальше и дорогу ей подсказывает не только вывеска кафе Hard Rock, но и сердце. Она прекрасно видела, что Марселю нужно отдохнуть и то, как же он терпелив к ней. В этот раз он сдержал свое слова. В этот раз им ничто не мешает быть вместе, слушать Bon Jovi и есть бургеры. Им ничего не мешает быть вместе. Их никто не осудит. Они держатся за руки и просыпаются в одной постели. Им мало друг друга. Может, это больше чем любовь или эти они просто сошли с ума в этих чувствах. Может это и безумие, но сев рядом Ребекка направляет на них камеру фотоаппарата, целует Марселя в щеку и тихо шепчет: — Спасибо… Это их первая фотография за это долгое время. На той фотографии они счастливы, обнимают друг друга и ее губы касаются его щеки. Они выбрали жизнь полную ярких моментов и это один из таких моментов. Их история только начинается. История полная любви. — Спасибо, что отвлек меня. — Я просто желаю всегда видеть тебя такой Ребекка. Ребекка протягивает ему руку и так благодарна ему за этот день. Жерард вздыхает и сильно-сильно сжимает ее пальцы так же, как и до этого в мечтах своих. Все же их любовь победила и пережила трудные времена, недопонимая, пять лет разлуки и личной, тайной злобы. Что будет с ними дальше — неизвестно. Но для любовной истории начало неплохое, для истории в Нью-Йорке, и отныне это уже не кажется глупостью. Глупостью, что именно любовь — величайшая сила. Сила, которая всегда одерживает победу и иначе быть не может. Позже, ночью, когда Марсель уже уснет в их постели Ребекка, поправит пояс короткого, шелкового розового халата с кружевными рукавами, сядет за туалетный столик и возьмет в руки ручку, бумагу, запакует в конверт с выбитым фамильным гербом Майклсонов, аккуратно выведет черной гелиевой ручкой на конверте « For Hope ». Она не знает почему, но ей хочется, ей станет легче, если она напишет письмо племянницы.« Дорогая Хоуп, твоя тетушка Бекс очень любит тебя и скучает. Ты даже не представляешь, что переживаю я сейчас, вдали от всех вас. Вдали от семьи, тех кого люблю. Я переживаю за каждого из вас. Я схожу с ума. Я готова рыдать и разрывать всех на части. Уверена что твой отец переживает за тебя и ему плохо без тебя. Ты изменила своего отца. Все мы принесли эту жертву ради тебя и никогда не вини себя. Ты лучшие, что случалось с нашей семьей за тысячу лет. Ты наше наследие. Ты Майклсон и не бойся всей силы, что приходит с фамилией » Майклсон«. Ты будешь лучше нас, милая. Ты будешь милосердна и справедлива. Те восемь месяцев, что я была рядом с тобой самые лучшие. Поверь, я всегда желала познать радость материнства, иметь свою семью. Я была готова все отдать все за любовь, даже предать семью, но сейчас, когда перестала искать любовь она сама нашла меня, я готова принять ее. Я готова принять Марселя. Я просто люблю. Я сейчас не представляю, что было бы со мной не будь рядом Марселя. Наша семья только причиняет боль, убивает. Сколько раз за эти два столетия мы причиняли с Марлесем друг другу боль? Мы жестокие монстры и я признаю это. Вся наша семья проливает кровь, убивает и однажды ты тоже столкнешься с этим, но ты поймешь, что любовь то, что заставляет жить, сердце биться чаще и бороться. Я надеюсь, увидя эту фотографию ты улыбнешься понимая, что любовь — единственное, что заставляет жить. За один этот день с Марселем я готова отдать тысячи прожитых без него. Я желаю тебе встретить настоящую, всепоглощающую любовь. P. S Если твой отец будет против, то ему придется дело с твоей сумасшедшей тетушкой.
С любовью, Ребекка.
„*** Мистик Фоллс. ***
Матери не было. Отца не было. Хоуп Майклсон тоже не было. Уже несколько месяцев она живет в пансионате " Сальваторе ", кажется она сдружилась не только с девочками живущими с ней в одной комнате, но и сверстниками в классе. Она обожает мягкие игрушки, болтать, рисовать. Только вот Хоуп Майклсон отказывается от сладостей, даже банье с большим слоем сахара. Еще бы Хоуп Майклсон стала есть сладости, которыми ее кормил отец. Ей предстоит прожить еще тысячи дней без отца и матери. Джереми говорит, что она была отважна, ведь из всего класса не побоялась взять в руки нож. Бонни говорит, что она очень способна и ей не показалось, когда та вместо одного цветка оживила все цветы в комнате. Керолайн уже несколько месяцев наблюдает за дочерью Клауса Майклсона. Форбс вернулась в Мистик Фоллс, полная желания жить. Она заставляет себя снова чувствовать счастливой, после смерти матери, Стефана и рождения дочерей, о которых теперь заботится сама и они растут на ее глазах. Она любит близняшек не меньше Аларика. Она даже планировала свадьбу своего друга Метта Доновона с Брианной. Именно эта девушка с локонами цвета пшеницы и серыми глазами покорила его своей искренностью.Поддержка, быть рядом и нужной для этого и нужна жена. Метт полноценно отдался отношениям, как и Брианна и Форбс лично подарила им путешествие в Швейцарию на горнолыжный курорт. Брианна обустраивала особняк Локвудов. Метт ведь не может быть одним. Клаус исчез из её жизни лишь потому, что желал сдержать свое слова данное ей, не хотел подвергать любимую опасности, которая подстерегала его и всех близких ему людей и даже его дочь — Хоуп. Опасность, сложившаяся от его прошлых ошибок. Но всему приходит конец. Только не пришло время ему вернуться. Впервые, смотря на Хоуп Керолайн задумывается, что же было между ней и Клаусом Майклсоном? Что было между ними? Вспышка чувств и он желал получить ее, как трофей в свою коллекцию женщин или же между ними было что-то то, что не объяснить никому. Никому невозможно объяснить то, что предначертано судьбой. Может она и разбила сердце Тайлера, но и он сейчас мертв и она может только нести в себе раскаяние к тому, кто стал ее первой любовью. Стефан был ее другом и тем, кто всегда поддерживал, был рядом и неудивительно, что такая дружба переросла во взаимную любовь. Только Стефан умер, как герой и она может только, словно вдова, носить обручальное кольца на тонкой серебряной цепочке. Она носит цепочку с кольцом на своей шеи и похоже единственная, кроме Бонни, кто не думает об отношениях. Только впервые задумалась о Клаусе, пытается проанализировать то, что было между ними. Керолайн уничтожила его рисунок, но важно то, что она сохранила подаренный им браслет. Она думала, что отвязалась от этого, когда после того бала обнаружила коробочку, в которой лежал рисунок. Только вот в прошлом году она нашла тот самый браслет, который был застегнут на руке одной из ее старых мягких игрушек. Керолайн разбирала их, чтобы принести в пансион. Еще бы Керолайн Форбс не волновалась о детях живущих в школе " Сальваторе " Ей было сложно поверить, но браслет оказался реальным, как и телефонный разговор, их танец, разговоры, смех, боль, письмо и чек на щедрую сумму. Все было реальным. Может те чувства были реальными и настоящими. В реальности всегда тьма будет связана с тьмой, а значит Клаус Майклсон всегда будет связан тонкой нитей судьбы с Керолайн Форбс. Только сегодня она поняла это и задумалась над этим, над своей судьбой и тем, что она хочет для себя. Клаус был прав « Не стоит недооценивать привлекательность тьмы. Даже самые чистые сердцем тянутся к ней.» Ее всегда будет притягивать его тьма. Ее свет будет манить его, освещать путь день изо дня. Ее сердце всегда будет тянуться к нему и это не объяснить. Любовь не знает объяснений, а Керолайн Форбс все еще чувствует что-то к Клаусу Майклсону. Чувствует то, что сложно объяснить. Она готова вернуть судьбе тысячу прожитых дней только бы прожить с ним еще один день. Счастливый день. Пока рядом с ней стоит Аларик Зальцман, который живет только ради своих дочерей, созданный им с Керолайн школы и пожалуй воскресенье, когда он может выпить бурбон в компании старых друзей, в особенности Деймона Сальваторе. — О чем задумалась? — Рик, я, если честно о многом. Могло ли быть иначе… — Да… Думала о Клаусе? — Прости? С чего бы… — Я не идиот, и ты смотрела на его дочь. Ты все еще любишь? — Да как ты можешь так говорить, Рик! Черт! Я просто наблюдала за детьми, которые обедают. За те несколько месяцев это пансион и дети стали всем для меня, а потом здесь появляется его дочь. Ты ведь знаешь, сколько врагов у Майклсонов и я боюсь за каждого здесь… Так нельзя. — Я знаю. — А знаешь что? Мне не жаль. Мне не жаль, что я переспала с Клаусом. Не жаль, что вышла за Стефана. Может я и не идеал того, как нужно вести себя женщине, но это моя жизнь и я не собираюсь жалеть о чем-то только потому, что я желала просто быть счастливой, искала счастье, а в итоге потеряла все и стала матерью, благодаря чудо-беременности, твоих детей. Я люблю Лиззи и Джизи и ты знаешь это. Потом я уехала, но вернулась в город, в котором познала только боль и слезы, ничего не говоря, и я ожидаю получить извинения! — Прости, Керолайн… Может так и правильнее. Тебе тяжело и нужен выходной. — Да, думаю ты прав… Прости Рик… Нужно отвести детей по их комнатам. — Да, только у нас особенный посетитель. — К кому это интересно? День посещений суббота и воскресение. Аларик не отвечает Керолайн, а только подзывает к себе Хоуп, малышка отлаживает столовые приборы, встает из-за общего обеденного стола и спешит подбежать к нему. — Я слушаю вас, Мистер Зальцман. — Хоуп, кое-кто ждет тебя за дверью. Беги, милая. Аларик гладит ее по волосам, прежде чем малышка спешит открыть дверь. Она так ждала и надеялась на эту встречу. Спустя столько месяцев она скучала и верила, что за дверью ее ждет отец. Она с улыбкой открывает дверь еще не зная, что ее сердце будет разбито. Она ждет именно отца, которого ждала долгих пять лет, слушая истории матери о сказочном принце или короле волков. Она желает сейчас увидеть только его. Она так скучает. Отец нужен ей и она верит в то, что он вернулся, а ней. Он уходит, но всегда возвращается. Хоуп верит, что за дверью ее ждет отец. Открывая дверь столовой она верит, что за ней ее ждет именно отец. Хоуп Майклсон все еще верит. — Папа?! Керолайн слыша голос Хоуп вздрагивает, сердце уходит в пятки и она боится обернуться. Боится, что обернувшись она увидит его, посмотрит в глаза и утонет. Нет, шторм снесет ее. Она и так дрожит и еле стоит на ногах, думая о том, как пройдет их встреча и что они скажут друг другу в глаза спустя столько лет? Керолайн Форбс боится обернуться, сжимает руки в кулачки, но почему-то верит в то, что там за дверью именно он — Клаус Майклсон. Она верит в это. Она желает увидеть его. Она желает верить, что очередной враг побежден и все худшее позади. Верит и поэтому открывает глаза только, когда оборачивается лицом, к открытой двери и тихо шепчет его имя. Шепчет желая верить в то, что это реально, ведь им столько нужно сказать в лицо друг другу. Керолайн Форбс желает верить и именно поэтому с ее уст тихим шёпотом срывается его имя: — Клаус…