» Дорогой брат, я не могу увидеть тебя, но я могу писать тебе письма и там мне легче контролировать своих внутренних демонов. Мы шли рука об руку десять столетий и только ты верил в мое искупление. Без тебя кругом тьма и холод. Ты нужен мне Элайджа». « Элайджа, дорогой мой брат, прошло полтора года и если бы ты видел свадьбу нашего младшего брата Коула. Засранец женился на своей любимой ведьмочке. Ты ведь знаешь, что в тайне я рад за него. Клаус.» « Мне плохо без тебя брат, потому что за тысячу лет моего существование ты был моей путеводной звездой во тьме, только ты верил в искупление для меня. Я не писал два года, потому что все это время я убивал врагов нашей семьи и рисовал картины в пьяном бреду, которые потом сжигал, несмотря на то, что Кол считает их самыми лучшими из моей коллекции. Твой брат Клаус.» « Элайджа, надеюсь ты счастлив. Я видел нашу дорогую сестру Ребекку несколько месяцев назад. Я встретил ее и Марселя в Вильнюсе. Хорошо, что сестра не видела меня в таком состоянии: в порванной одежде, неряшливого, с кровью на губах и бутылкой виски в руках. Они путешествуют и я был ряд увидеть ее, хотя бы издалека. Я столько столетий лишал нашу сестру счастья. Я эгоистичный бастард, ублюдок, который не ценил семью и всего того, что вы делали для меня, я думал, что вы ненавидите меня, что я не нужен вам и именно по этой причине вам только боль. Я не мог смотреть в ваши глаза, наполненные счастьем, потому что я сам был глубоко несчастен. Брат, я столько столетий огорчал тебя и только ты знаешь меня настоящего. Брат, я знаю, что ты не раздумывая умрешь за меня и никогда не оставишь. Ты оставил меня желая защитить мою единственную дочь, свою любимую племянницу Хоуп от темной магией, которая сейчас скрыта внутри каждого из нас, не считая любимую старшую сестру Фрею, которая от природы является ведьмой. Она звонила мне и рассказала, что Хоуп начала рисовать и если бы мой маленький волчонок знал, как я ею горжусь. Только ты заставляешь меня выбирать свет. Клаус.» « Брат, я могу доверять только тебе, потому что мой единственный друг, соратник, тот с кем я могу разделить горя и радость. Ты спасал меня из любой ситуации и прошло столько лет, но благородный Элайджа всегда был рядом со своим братом-ублюком и никогда не предавал меня. Спасибо тебе брат и я попытаюсь бороться ради тебя и своей дочери. В этом году она с отличием закончил класс по колдовству и даже преуспевает в физике, если верить Хейли. Клаус.» « Элайджа, сегодня я проснулся в объятьях горячей испанки и как жаль, что тебя нет рядом. Я помню, что ты советовал мне самых красивых девушек, которые были на балу, а я выбирал для тебя горячую брюнетку или мулатку. Ах, любви скольких прекрасных женщин мы познали и всегда делились своими успехами за бокалом бренди или виски, сидя у камина. Если это прочтет Кетрин, а она прочтет, то будь готов к скандалу, дорогой братец или в худшем случае несколько недель без секса. Обычно ты открывал мне свою душу говоря, что мечтаешь о семье, своем доме, любимой женщине рядом и дочери или легче освободиться от этого бремени и умереть, если все то только в мечтах. Ты так рассказывал, что закрывая глаза я представлял, тихое место во Франции, ваш дом и то, как я приезжаю с Ребеккой навестить тебя и на встречу ко мне бежит девочка, похожая на тебя брат, и крепко обнимает меня, а ты улыбаешься, целуя свою возлюбленную в щеку и я подходя к вам, держа свою племянницу на руках точно уверен в том, что мой брат обрел свое счастье и покой. Сейчас ты далеко от меня. Сейчас ты освободил свой разум от воспоминай о семье и это правильно, потому что бы бросился бы спасать меня. Мне не хватает тебя и здесь я совсем один, но я уверен, что ты счастлив в Маноске, рядом с тобой любимая женщина. Да, я был против вашей любви изначально и считал Кетрин лгуньей и шлюхой, которая желала обмануть тебя, разбить сердце и получить свободу от меня. Я думал так пять столетий и ты же знаешь, я слишком эгоцентричен, чтобы отпустить тебя. Но я отпустил. Знаешь, любовь величайшая сила и слабость. Знай, Кетрин любит тебя, она ради тебя любого разорвёт на куски и никому не позволит причинить тебе боль. Другими словами поступит так, как бы Я осознал, что ты делаешь для нее тоже, что и для меня — спасаешь душу. Верь ей брат, какую бы ложь она не говорила, потому что эта ложь во благо и ради твоей же защиты. Она твоя женщина и ни какая другая не будет тебя любить, как она. Надеюсь ее дочь нашла вас и вы стали семьей, потому что у тебя сердце викинга, а мы ценим семью превыше всего несмотря на возможность иметь наложниц. Вернуть ее дочь к жизни, наверное, один не из многочисленных хороших поступков. Когда все закончится я не буду препятствовать твоему счастью. Я люблю тебя, брат. До скорой встречи, потому что у нас впереди вечность. Клаус.»
Его внутренний демон вырвался на свободу и бесполезно молить о пощаде этой ночью. И кем же в его глазах стала его возлюбленная? Эгоистичной лгуньей? Предательницей? Той, которой стоит доверять исходя из слов его родного брата, но ему нужно молчать и вернуть письма в тайник. Но что с лицом Элайджи Майклсона? Что за эмоция взяла вверх над ним? Злоба? А может отчаяние и беспомощность? Он ведь не может изменить ситуации или повлиять на ход событий. Он может только прикусить губу и стереть слезу со щеки. Он может попытаться встать и спуститься на кухню, где в баре припрятан коллекционный алкоголь. Может алкоголь сможет помочь ему справиться этой болью и успокоится. А может и не поможет? Только как он может прийти в себя и быть спокоен зная, что столько лет слушал он слушал ложь. Он может уйти и послать Кетрин к черту. Он может уйти и ничего не говорить ей. Он может взять и сказав «Прощай» захлопнуть дверь. У него ничего не осталось. Ничего, кроме бутылок с алкоголем. Одну он запускает в стену, вторую разбивает о столешницу, третью Майклсон просто не удерживает в дрожащих руках, ведь до сих пор перед его глазами строки из писем брата. Кетрин выбегай из ванной комнаты слыша звон бьющегося стекла и это определенно преимущество вампирского слуха. Появляется в кухне, мокрая, в незапахнутым черном халате. На паркете остались следы от мокрых ног смешенные с кровью от порезанных пяток. Она всегда придет на его зов, но может слишком поздно, потому что четвертая бутылка с недопитой янтарной жидкостью летит в нее, одной она порезала свои ноги, потому что Элайджа окружен осколками и их, как и его уже не склеить. Потому что слышит треск древесины, когда Элайджа кулаками развивает их кухонный стол. Потому что он позволяет внутреннему крику стать реальным и эхом отразиться от стен их дома. Потому что звук бьющегося стекла бьет пределом по децибелом и ей хочется оглохнуть и ослепнуть, хотя бы на несколько секунд, только бы не слышать и не видеть всего этого. Элайджа ведь убивает не только себя, но и ее. Вдох холодного и пьянящего воздуха. Вдох прежде чем она решиться открыть глаза и посмотреть не только на разгромленную кухню, но и в глаза Элайджи. — Дорогой, что случилось, — Пирс пытает протянуть ему руку и смотря в глаза надеется, что он все еще доверяет ей. В голове миллион мыслей, которые невозможно произнести вслух, потому что внутри его вспыхнула пламя ненависти и недоверия. Внутри душит, земля уходит из-под ног и Элайджа отпускает ее руку. На плечах груз такой тяжести, что Элайджа Майклсон физически не может сбросить его. Этот груз воспоминаний тянет его на дно и пожалуй справедливо, то, что первородный упал на колени. Потому что Элайджа Майклсон не верит, что столько лет он жил во лжи. Элайджа Майклсон не верит, что он оставил свою настоящую семью. Ну кто поверит, что добровольно можно совершить такой поступок, даже во благо. Но Элайджа Майклсон ославил свою семью во благо, Пока только тьма. Потому что он отталкивает ее отпивая виски из горла бутылки. Потому что вся его жизнь оказалась фейковой. Все дни и ночи, счастливые и беззаботные моменты их жизни, запах лаванды и ее непринуждённую улыбку. Все меняется. Все счастье затягивает воронкой тьмы. Вся жизнь и свет, которыми прежде были заполнены радужки его глаз, блекнут. Но она будет здесь, чтобы спасти ее, потому что несмотря ни на что она обнимает его лицо своими холодными ладонями. — Что случилось, Элайджа? — говорит, садясь рядом с ним на пол и отнимая бутылку из его рук. — Я вспомнил, о своей семье, — пытается произнести Майклсон. — Что ты вспомнил? — язык заплетается, и он видел, как бегают ее глаза и это означало только то, что она напугана и страх пробрался глубоко под кожу. — И что ты вспомнил? — проглотив подступивший к горлу ком шепчет вампирша. На его душе и так слишком тяжелый груз и почему бы Элайджи Майклсону не закричать, не убить случайного прохожего, не ударить ее или закричать, во весь голос, что она лживая и эгоистичная стерва, которая лгала ему столько лет и от этой всей лжи и своего поступка на его глазах слезы. Почему бы ей не рассказать правду и тем самым Почему ему не выбрать отпустить эмоции, а не сдерживать их внутри себя. Но он сдержит ради будущего. Их совместного будущего он доверится ей и словам брата. Кто он? Предатель семьи или так было нужно? Он не понимает ничего и слезы — это факт. Он примет решение поступить так же как и она, ответить тем же — ложью. Ложь ведь губит абсолютно все. — Я вспомнил, что вся моя семья мертва, наверняка мне было тяжело принять этот факт и я попросил знакомую ведьму очистить мой разум, тихо, опуская голову на ее грудь, а она в свою очередь гладит его по волосам и тем самым пытаясь успокоить. — Доверься мне, — на ухо, придерживая за плечи. И он доверился, зная, что она поможет подняться на второй этаж и уложит в постель, будет рядом, сжимать его руку в своей. И он помнит черные небеса, когда посмотрел в окно. И он помнит, как погрузился во тьму. И он чувствовал, как иголка проткнула его кожу. И он ощущал разжигающуюся во всем теле боль от вербены. И они оба знают, что так лучше. И они доверяют друг другу. Элайджа Майклсон прощает ей и этот проступок, потому что, когда он открывает глаза, то первым что видит — ее силуэт. Первый запах, который улавливает его нюх — кофе и свежая выпечка, лаванда. Она стоит у окна, поправляет копну темных волос, которая в лучах солнца переливается цветом янтаря. Элайджа и так заметил, что сегодня на ней классический черный шелковый комплект от agent provocateur: топ украшенный изящным французским кружевом и трусики украшенные игривыми разрезами по бокам. Она не ушла, не отвернулась от него после вчерашнего, а осталась рядом и может прав был его брат говоря в письме, что она действительно любит его и цепляется за эту любовь, как за спасительную нить. — Катерина… Она оборачивается в его сторону, натягивает одну из самых милых улыбок из ее коллекции, садиться на постель, подвигает к нему поднос с приготовленным завтраком. — Ты наверное голоден? Я приготовила омлет и кофе, а Надя успела сходить в пекарню за свежей выпечкой. — Нужно будет лично сказать ей спасибо и надеюсь, что она не знает о вчерашнем… — Я внушила все убрать на кухне и она вернулась только утром. Ее понравилось в Париже и она привезла мне туфли. Кушай, пока не остыло. — Нет, сейчас я должен извиниться за свое недостойное поведение вчера. Ты всегда будешь спасать меня… Элайджа заглядывает ей в глаза, прежде, чем взять за руку и поцеловать тыльную сторону ладони. Правда от него пахнет алкоголем и одежда помята, а на рубашке и брюках остались коричневые пятна от пролитого алкоголя. — Поверь, если бы я узнала о том, что вся моя семья мертва, то отреагировала бы куда худе. — Видимо мне настолько было больно, принять этот факт, что я попросил ведьму вмешаться в мой разум и вчера все вспомнил. — Зная тебя все так и было, Элайджа. Теперь все будет, как прежде. — Потому что у меня есть вы — моя семья. Любимая женщина и ее дочь. Почему я прежде не спрашивал тебя о твоей семье? Расскажи всю правду… — Иногда, правду говорить куда хуже и больнее, чем солгать. Ложь — сладка ведь от того, что отрывает тебя от реальности и возносит на облако мечтаний. Их убили, чтобы просто отомстить мне. Пять столетий назад, когда обратившись в вампира я вернулась домой они все были мертвы: отец с мечом в груди прикован к стене, у матери и сестры перерезанны горла и я помню, как плакала на груди мертвой матери и мое лицо было испачквнно ее кровью. В ту ночь я действительно повзрослела и мне нужно было научиться жить в мире без них, в темноте, с пустой болью в сердце. Надя выжила только потому являлась моим позором и ее отдали в приемную семью. Вот она горькая правда… Поэтому я сумела простить тебя. — И поэтому я выбрал сладкую ложь… Один монстр может простить другого. — Возможно… Завтракай и в душ, а я пока оденусь. — Да, душ мне не помешает. — Вот, ты сам признал это, дорогой. Ложь порождает еще куда худшую ложь. Тьма порождает нескончаемую тьму. Тогда Элайджа Майклсон солгал, желая сохранить то, что имея. Тогда он знал, что есть тайник, который время от времени пополняется письмами. Тогда он знал, что не пришло еще время хлебнуть горькой и соленой правды. Тогда он знал, какая она в реальности, сумел рассмотреть ее насквозь, только она не знала. Он знал, что ему она открыла душу и желала быть откровенной. Тогда он знал, что все будет иначе. Холод приходит с наступлением зимы и ночи. Кетрин Пирс не могла не заметить, что после того случая Элайджа стал замкнутым, решил, что лучше играть в двух барах и главное — он перестал стать ночами. Майклсон списывал все на бессонницу, но она докалывалась в чем дело. Ему нужно было достаточно времени, чтобы простить ее и проглотить правду. Ночами у него голова кругом и кажется, что Элайджа Майклсону не хватает воздуха. Иногда он садился в кожаное кресло и наблюдал за черным небом усыпанным звездами и луной, которая выглядывает из серых облаков. Иногда он наблюдал за светом в чужих окнах мечтая, что и у него все будет как прежде: семья объединиться и он сможет быть с любимой женщиной. Так он находит полную гармонию с собой. Кетрин привыкла к бессонным ночам, ведь она вампир и синяки пол глазами не являются для нее такой уж и проблемой. Она смотрела на лежащего рядом Элайджу и только тогда могла спокойно уснуть, тревоги покидали ее и она знала, что утром все будет, как прежде. — Знаешь, я где-то читала, что кошка вьется у ног хозяина в знак любви, — тихо шепчет кладя голову ему на грудь. — Что думаешь об этом? — Засыпай, Катерина, а я все равно не усну, — вздыхает Майклсон отбрасывая ее на вторую подушку и отворачиваясь. — Как и я, — отвечает вампирша укутываясь одеялом. Холод пробрался не только в их дом, но и сердце Элайджи. Он охлодел к ней и она чувствует это душей. И для женщины любимый мужчина, который охладел к ней худшее наказание, уж поверьте. Если раньше ее счастье было наяву, то сейчас стало только ее снами и мечтами. Кетрин уже привыкла отворачиваться от него и смотреть в потолок или на шкаф. В этом плане у нее определенно был выбор. Она стала задумываться о прошлом и той любви и связи, что была между ней и Элайджей столько столетий. Она думала, что сейчас он смотрел на нее с холодом, а раньше в его глазах проскальзывали огненные искорки. А что сейчас? Спят отвернувшись друг от друга, словно чужие. А сейчас изменилось то, что он знает правду и как бы Элайджа Майклсон не пытался убедить себя принять ее и простить Кетрин за всю ту ложь, но даже спустя столько времени у него не вышло.Элайджа Майклсон не в силах забыть все так быстро и особенно простить. У нее в планах было все не так, как это происходит сейчас. В плах у нее было сидеть с ним, рядом с лавандовым полем и пить красное вино. У него в планах была крепкая семья и покой. Он ведь чувствовал, что она именно та женщина, один взгляд которой способен растопить лед в его сердце. Он знал, что даже, если Земля сменит свои полюса, то чувства к ней все равно будут жить внутри его. Видимо Элайджа Майклсон ошибся, а полюса сменили свое местоположение. Но ложь все разрушила. Разрушила до основания и теперь остался только фундамент и Майклсон понимает, что сейчас все зависит от него. Внутри у нее все пылает и чувствуя его дыхание и то, как его холодные губы касаются ее плеча она вздрагивает, желает спрятаться. — Не беспокойся обо мне и засыпай, Катерина. Это все моя бессонница. — Но я не могу, Элайджа. Мне холодно. Ты впустил холод в нашу спальню и пожалуйста, закрой окно, когда посчитаешь это уместным. И он понимает, что у произнесенных ею слов двойное значение. И он встает с постели, покидает их спальню и от дверного скрипа ей хочется кричать, скрыться, крушить все, что попадется ей под руку, но вместо этого Пирс просто утыкается носом в подушку набрасывая на себя одеяло. Ей холодно, а ему все равно и брюнетки выгодно думать именно так. И почему-то сегодня она задумалась над одним очень важным вопросом: « Зачем он ей нужен? Для чего Элайджа Майклсон появился в ее жизни?» Ему легче смириться с тем, что его любимая женщина лгунья, которая делает все, чтобы защитить его. Но защитить от кого? От семьи? Врагов? Самого себя? Элайджа Майклсон не знает о том, что она скрывает, но он знает о потраченных годах. Он верит в то, что в один день она расскажет ему всю правду и только тогда ему будет еще больнее, но он справится. Элайджа Майклсон возвращается с подносом на котором стоят две чашки с чаем. Меньше слов, а больше действий, ведь Майклсон просто стягивает ее одеяло и впервые за столько месяцев он видит ее улыбку и сейчас он осознал, что это все нужно ему. Ему нужна ее непринужденная улыбка и любовь, ведь нужным он себя чувствует только рядом с ней и готов все делить только с ней. Он ходил по краю пропасти, но она всегда цеплялась и вытаскивала его, заставляла бороться и жить. Когда в его внутреннем мире собирался густой туман только она могла осветить эту тьму и спасти его душу. Сейчас он сидит рядом с ней и прижимая к себе передает чашку, а после набрасывает одеяло на плечи и кладет голову на плечо, крепко охватывает ее талию своей рукой и она верит в это маленькое счастье и все ее мнимые мысли беспочвенны. — Чай с мятой, без сахара, как ты предпочитаешь, Катерина. — Спасибо, но с чего бы все это? — Ты сказала, что тебе холодно и я решил согреть тебя. И больше ей не нужно было ничего слышать, потому что они так и просидят ценя эти секунды счастья позабыв о часах. И они будут готовы встретить рассвет сидя на постели, а на плечах будет набросано одеяло, смотря в окно. И внутри уже не пусто, потому что он и не думает отпускать ее руку. И внутри уже не холодно, потому что поцелуй в багровых лучах солнца, станет предзнаменованием чего-то нового, как рождение нового дня. Может все еще возможно? *** Флешбек. Два года тому назад. Хельсинки. *** Едкий запах алкоголя алкоголя и Кетрин Пирс не ожидала ничего другого, ведь это же Клауа Майклсон. Она находит его в своем гостиничном номере в Хельсинки. Майклсон сидит перед мольбертом и из одежды на нем только черные джинсы, а в постели труп блондинки и по едкому запаху Пирс констатирует, что прошло уже пару дней. Она уворачивается, когда Майклсон запускает в нее баночку с кистями и грязной водой. — Похоже это у вас семейная черта, — констатирует Пирс. — Убирайся! — крикнул Майклсон не трудясь даже обернуться в ее сторону. — Ты сам позвал меня, — разводит руками. — Но видимо тебе куда более интереснее в компании блондинистых трупов и холстов. — У-б-и-р-а-й-с-я, — Клаус говорит медленно, появившись перед ней и протыкает о голову холст с еще не засохшей краской и даже обнажает клыки. — Какое теплое приветствие, — на выдохе, и Пирс сконцентрировала свой взгляд на полотне и прядях волос, которые окрасились в бирюзовый. — Уходи, — рявкает Майклсон подойдя к стеклянному столику на котором стоял графин с виски и пару бокалов. — Тебя точно нужно спасать, — кивает Пирс, как только смогла избавиться от холста. — Не нужно меня спасать, — отмахивается Майклсон поднося к губам наполненный бокал. — Ей ты тоже так скажешь, — ухмыляется Пирс отнимая бокал. — Кому ей? — спрашивает, нахмурив брови. — Своей единственной дочери — Хоуп, — говорит брюнетка. — Ей ты скажешь, что ее отец алкоголик и убийца. — Хоуп, — и шепча имя дочери он опускает голову, потому ощущает вину перед ней. — У нее День Рождения через восемь дней, а я даже не выбрал подарок. Я сказал Хейли, чтобы не и искала меня в одиннадцатый День Рождения нашей дочери, я не разговариваю с ней, потому знаю, что ей будет больнее. Я скучаю… — Сперва нужно сменить страну и убрать все это, — Пирс указывает на труп. — Оденься, а я решу вопрос с билетами на ближайший рейс в Германию. — Еще скажи, что рейс в Африку, Египет или Автралию, — ухмыляется Майклсон. — Я не летаю эконом классом и тем более не полечу рядом с эгоистичной шлюхой, которая бегала от меня пять веков. — Заткнись и слушай! — даже сам Клаус вздранивает после этих слов и звона трескающегося бокала, который был в руках Пирс, а в следующую секунду вампирша просто прижимает его к стене: одной рукой сдерживая его руку, а второй придерживает лицо, буквально вдалбливая его в стену гостиничного номера. Она знает, что Клаус Майклсон ее злейший и заклятый враг, что он сильнее ее и она может не выйти живой из этого номера, не вернуться к дочери и любимому мужчине. — Слушай, Клаус Майклсон, потому что ты жалок и удивительно, что я не нашла тебя на городской свалке. Может тебе нравится рыть самому могилу и наслеждаться процессом. Тебе может быть плевать на себя и ты можешь продолжать вязнуть в крови и рисовать свои пьяные никому не нужные картинки, потому что ты все равно сжигаешь их. Поверь, я бы с радостью наблюдала за твоим процессом самоуничтожение и еще бы станцевала стриптиз на твоей могиле, но ты нужен своему брату, потому что без тебя Элайджа не сможет жить в этом мире. Он в любом случае последует за тобой, потому ты его смысл жизни и все, что он делает ради тебя, веры в твое искупление и он жертвовал всем ради тебя! Всем! Любовью! Счастьем! Радостью! Ты нужен своей дочери, потому что самое ужасное остаться без родителей. Ты нужен ей, просто потому что ты ее отец, в ней течет твоя кровь и поверь, что ей будет наплевать: хороший ты или сущее зло. Она любила и будет любить тебя, только потому что ты ее отец. И Клаус Майклсон упал на колени, а на глазах слезы, а внутри пустота. И лучше бы его душу вырвали и бросили в огонь. И лучше бы его мир разрезали на миллион тончайших кусочков. И Клаус Майклсон осознал, что сам потеря все. И Клаус Майклсон осознал, что во всем он сам. И Клаус Майклсон осознал, что она права, а у Кетрин Пирс стальной характер, ведь ночью он вынужден сидеть в эконом классе одного из бортов следующего до Берлина, терпит пустые разговоры сидящих рядом с ним подруг и мило улыбается стюардессе и соглашается выпить кофе И через два дня он сидит в одном из кафе столицы Германии с той, которую называл врагом столько столетий.странно, но Клаус Майклсон улыьается, ведь он отправил в подарок своей дочери картины со столицами Европы, которые подписал весьма необычно оставляя на каждой по одному слову, которые складывались в такую важную фразу для юной Хоуп: « your dad loves you». Клаус Майклсон любит свою дочь и для Хоуп эти картины самый значимый подарок из всех приподнесенных ей в тот осенний день. Вешая картины в гостиной особняка Хоуп была счастлива и улыбалась Хейли, которая помогала дочери вешать картины. В тот момент Хоуп Майклсон была слишком счастлива, потому что знала одну важную вещь — ее отец очень сильно любит ее и она важна и нужна ему. Кетрин Пирс не переделать. Клаус Майклсон неисправим. Только как произошло так, что злейшие враги сидят за одним столом и даже разговаривают, как будто не было всех лет и нескончаемой боли. Пирс пьет капучино и ест Немецкий сливовый пирог пока Майклсон допивает экспрессо ведь Баумку́хен он уже съел и как бы он желал отказаться от десерта, Кетрин Пирс заговорит даже Дьявола, а ведь когда-то подобное говорил и сам Майклсон.Дар убеждение еще одно сходство заклятых врагов. — Хейли написала, что Хоуп очень понравился мой подарок в этом году, — говорит Майклсон. — Кто бы сомневался, — ухмыляется Пирс. — Я нужен своей дочери, но вместо этого я сижу здесь и пью кофе с той, кого считал своим врагом, — неожиданно начинает Майклсон. — Но она все равно любит меня, потому что я ее отец. — Она всегда будет любить тебя, только потому что ты ее отец, — одобрительно кивает Пирс. — Знаешь, Надя может и желает, чтобы я горела в Аду, но она столько столетий искала меня, прощала и любила только по той причине, что я ее мать. Только за это я тысячу раз готова умереть ради своей дочери. — Если бы мне месяц назад сказали, что я буду сидеть с тобой за одним столом, то я выдавил бы глазные яблоки тому, кто посмел это сказать, — произносит гибрид глядя в глаза Пирс. — Люди меняются, — вздыхает вампирша. — Я бы горло себе перерезала или поперхнулась собственной кровью, чем согласилась сидеть рядом с тобой, а тем более спасать. — И что же изменилось? — спрашивает гибрид не отводя от нее взгляда, ведь ему проще читать людей, когда он смотрит прямо в глаза. — Я нашла любовь, благодаря тебе вернулась моя дочь и за это я благодарна тебе Клаус, еще, я приняла тот факт, что Элайджа всегда будет следовать за тобой, прощать и спасать. Он бы не простил меня узнав о том, что я оставила тебя вставшего на путь саморазрушения, — опускает голову. — Я скучаю по своему старшему брату, которому свойственно перегибать палку с нравоучениями, да и Элайджа столько столетий мечтал о своей семье, а я не понимал как важна семья и не чтил так семейные узы, как это делал он, — медленно, на выдохе. — Я не ценил его. — А теперь понимаешь, потому что у тебя есть дочь, есть что терять, — уголки ее губ содрогаются в еле различимой ухмылке. — Я же не желаю терять Элайджу. Он тот с кем я желаю провести свою вечность. Я не желаю расставаться с дочерью. Я желаю жить, а не выживать и это может значит только то, что мне придется забыть тот момент прошлого, когда ты убил всю мою семью, а тебе принять то, что я сбежала с ритуала и ты сполна отмстил мне за это. — Езжай во Францию и в этот раз я позволю своему брату быть счастливым столько, сколько это будет возможно, — закончив фразу Майклсон ставит чашку на фарфорое блюдце. И Кетрин вернется во Францию через два дня точно зная, что на пороге дома ее встретят дочь, которая броситься обнимать ее и любимый, который подарит ей сладостный поцелуй способный перечеркнуть всю усталость после долгой дороги, поможет занести чемодан и приготовит чай с мятой и даже ужин. — Сегодня я приготовлю ужин, Катерина, — шепчет Майклсон держа ее лицо в своих руках и смотря в глаза. — Как твоя подруга, Кларисса? Надеюсь все хорошо. — Да, все хорошо, но я думала, что будет хуже, — ухмыляется Пирс, а после целует Майклсона в щеку и спешит уйти в дом, голова кругом, но Элайджа думает, что в ее сердце поселилась пустота и его любви недостаточно и теплоту, . Но она убегает потому что боится, что по ее взгляду Элайджа прочтет только одно — лгунья. И она ненавидит себя за это. И она бы захлебнулась своими слезами, только не может, потому что слишком сильная, потому что привыкла сбегать. В ее сердце и так застряло острое лезвие ножа и может быть еще больнее? И Клаус знает, что нужно продолжать сражаться и жить веря в то, что однажы он сможет обнять любимую дочь, быть рядом с семьей. Ему остается только верить, потому что больше у него ничего нет.Каждый мечтает о чем-то личном, сокровенном. Клаус Майклсон не знает, что оказался в лабиринте. Клаус Майклсон сосредоточен на том, что ему нужно вести машину и на соседнем сиденье сидит его единственная и любимая дочь — Хоуп. Ему было необходимо сбежать из Нового Орлеана, после всех тех трагических событий, которые привели к смерти Хейли. Ему нужно принять тот факт, что ему одному нужно будет воспитывать дочь и сейчас вся ответственность за Хоуп на его плечах и именно он тот кому она доверяет и тот, кто поможет ей справиться с болью и яростью разрывающими его дочь изеутри. Она ведь потеряла мать — единственного дорого и любимого человека на этой планете. Хоуп тяжело смириться с тем, что теперь все будет иначе и даже ее мать обрела покой, то ее не будет рядом, когда Хруп закончит обучение в пансионе Сальваторе и получит диплом, когда возможно решит набить тату или поссорится с Романом и будет плакать в своей комнате, а Хейли не сможет быть рядом и утешить ее. Именно этот факт м съедает изнутри юную Майклсон, ведь ее мать заслуживала того, что жить и улыбаться, а не смерть. Хоуп считает смерть матери несправедливостью, но в жизни случаются и куда большие трагедии и несправедливости. Хоуп винит себя в смерти матери. Хоуп оплакивает дорого ей человека на этой планете, ведь только мать всегда будет рядом и поддержит. Сейчас Хоуп столкнулась: с болью, грустью, тьмой, слезами, пустотой. Она даже не знает зачем согласилась уехать с отцом, но все говорили, что так лучше, а Клаус обещал показать ей мир и вернуть вкус к жизни. Он ведь знал, что сейчас весь мир ей кажется серым, еда и вода пресной, невкусной. Конечно же он волновался за ее психологическое состояние и сейчас намерен сделать все ради спасения своей единственной дочери. Клаус Майклсон знает, что каждый несет свой крест и теперь на плечах его дочери тяжелая ноша. — Если ты предпочитаешь Porshe, как твой дядя Элайджа, то могла бы просто попросить, — говорит Майклсон пытаясь поддержать разговор и хоть как-то отвлечь дочь смотрящую в окно. — Но, он считает Bentley произведением искусства, — отвечает Хоуп. — Поэтому я не против. — Я понимаю, как тебе тяжело, но нужно развеяться Хоуп, — убедительно твердит Майклсон. — Ребекка встретит нас в Рио-Де-Жанейро. — Мою мать это не вернет, — вздыхает отворачиваясь к окну. — Я понимаю это, мой маленький волчонок, но у тебя есть я, семья и что бы не случилось мы всегда будем рядом: « Всегда и навечно», — продолжает убеждать дочь Майклсон крепко сжимая ее руку. — Но вечно ничего не длится, пап, — настаивает на своем юная ведьма и ему бы согласиться со словами дочери, только Клаус Майклсон принимает совсем другое решение. — А я буду рядом, пока наша вечность не закончится, — и в голосе Клауса Майклсона нет нот сомнений, потому что всегда будет рядом с дочерью. Клаус Майклсон верит, что после тьмы всегда наступает рассвет и виден яркий свет. В это его научил верить старший брат и когда Элайджа был рядом, то он не чувстовал себя одиноким.Он верит, что отпустив прошлое его дочь будет в силах принять этот яркий свет и жить ради будущего. — Все, меня сейчас стошнит… Пора убираться отсюда. В его глазах темнеет и он может поклясться, что слышал он голос самого Дьявола и сейчас перед ним сидит не его дочь, а лично Кетрин Пирс. Все мечты разрушились вдребезги. Все разбилось в тот момент, когда он вывернул руль и машину занесло в кювет. Он помнит свет и удар. Вверх или вниз? Клаус Майклсон даже подумал, что это конец. Он подумал, что конец близок в тот самый момент, когда осколки стекл падали на его лицо. Что он надела? Собственноручно уничтожил все? Уничтожил свой собственный мир и обратил в перел все то, что было ему дорого. Клаус Майклсон надется, что этот свет принесет ему покой. Клаус Майклслон не знает, что этот свет — спасение. Это его спасение, потому что открыв глаза и сделав первый вздох, он осознает, что-то, чего ему не хватало — кислород. Ему и сейчас его не хватает ведь все окутано едким густым дымом, а в глазах отражается пламя. Он оказался в огненной ловушке Пустой и единственное, чем он должен сейчас думать — бежать.