Три года счастья. Так мало.

*** Новый Орлеан. События спустя год.***

В Новом Орлеане гаснут фонари и пламенный рассвет предвещает о рождении нового дня. Только вот в душе Кетрин Пирс по-прежнему темнота и мрак. Сердце пронзает острая боль. Не зря же считала, что любовь величайшая слабость и смертный приговор. Ей уже вынесен этот самый смертный приговор и имя у него « Элайджа Майклсон». Страх пропадает только тогда, когда она открывает глаза, жадно глотает воздух и гладит руками округлившейся живот. Не всегда же во снах летают в облаках. Иногда во снах падают и теряют то, что было дорого. Зря же сперва рисовала в своем сознании беззаботную и счастливую жизнь рядом с Элайджей. Знала же, что никогда не познают покоя. Обреченная стерва и вечный спаситель. Обычно она привыкла, что тот лежит на постели рядом с ней, слишком близко и целует ее в губы, когда та открывает глаза и обнимает его. Все так, как желает эта стерва. Она получила все то, чего желала: статус, защиту, взаимную любовь, безопасный дом и семью. А когда такая, как Кетрин Пирс добивается всего чего желает, то ее отпускает, становится слишком скучно и жизнь обретает серый оттенок — скуки и пусты. Пустой день. Пустая жизнь. Пустая постель. Этим утром она просыпается в пустой и холодной постели, а сердце бешено стучит в груди. Она же обычный и жалкий человек. Подобна хрустальной вазе, которую легко разбить и невозможно починить. Уже проходила через это однажды и знает каково это быть жалкой и беспомощной, знать, что сейчас ты дышишь, а в следующую секунду ты можешь не дышать и твое тело остынет. Ты можешь умереть в любую секунду и это пугает. Только вот Кетрин Пирс дышит и борется не ради себя, а ради той жизни, что внутри ее. — Доброе утро, стерва. И Пирс реагирует на голос Клауса Майклсона, который сейчас подходит к ней, садится на постель, а та запускает в него декоративной подушкой. — Проваливай, Клаус… — Тебе стоит быть повежливее со мной и пока Элайджа в отъезде я отвечаю за тебя. Он обещал помощь Ребекки и Марселю с бунтом кучки вампиров, а я пообещал своему брату защищать его семью. Хотя с радостью бы повеселился в Нью-Йорке, но не сейчас, когда у меня дочь подросток. Я должен быть с Хоуп. Меня волнует судьба моего племянника или племянницы. — Я сама справлюсь. — Жалкий человечешка на седьмом месяце беременности. Далеко собралась бежать? — Можем поспорить? Проваливай… Ты еще не видел, как я ножи метаю. — Пожалела бы нервы моего брата… Или лучше Хейли, которая вновь убивает и зачастила в бар узнав о твоей беременности. Она была права, когда сказала, что ты что-то задумала. Прекрасная игра. Даже я не раскусил тебя тогда. Самая коварная женщина в этом мире, все же не потеряла хватку. Браво! — А я всегда считала тебя очень умным мужчиной… — Приму это, как комплимент. — Мне плевать… Правда… Я всегда добиваюсь того, чего желаю и ты это знаешь, Клаус. — Я же знаю, какая ты на самом деле ужасная стерва. Ты не могла просто так отказаться от бессмертия, силы и власти ради этого… Ради ребенка от моего брата… Позволила Элайджи догнать тебя и проиграла в этой игре.Такие не меняются. Расскажешь сама или я просто могу проникнуть в твой разум и все узнать. Вербену ты не принимаешь. — Я и не изменилась, Клаус. Только любить для меня значит никогда не сдаваться. Сгорать в Аду до полного самосожжения. Я просто не сдалась на пути к своему счастью. К милой Елене тебя по подпустить команда спасителей Мистик Фоллс, а я тебе нужна. — Как ходячий мешок с кровью для создание гибридов. — Еще раз назовешь меня мешком с кровью и нашей сделке конец. — Настроишь моего брата против меня? Расскажешь о плане создать армию гибридов? Моя дочь можешь создавать гибридов и без крови двойника. — Возможно и расскажу… Возможно и промолчу. Хейли не позволит этого… А тебе нужна армия послушных рабов и чтобы тебя боялись, никого не подпускать к твоей семье. Тебе нужно, чтобы тебя боялись и ненавидели. Так ты защищаешь то, что тебе дорого… Я поступаю так же… — Мне интересно, как ты объяснишь Элайджи обколотые вены или обмороки. Тебе же с ним каждую ночь ложиться в постель. Мой брат это точно заметит. — Это всего лишь на два года… Я выкручусь… А после я предоставлю возмозможность тебе убить меня. Элайджа не сможет этого сделать. Я знаю… — Неужели судится моя мечта лично убить Кетрин Пирс. — Только приструни волчонка или в игру включусь я. Хейли будет страдать, плакать и молить о смерти. — Я еще помню, как однажды ты молила меня о смерти… Это может повториться, дорогуша. — Только не говори сколько добра она принесла в жизни Майклсонов, скольким жертвовала ради семьи и подарила надежду. На ее месте могла быть любая шавка-оборотень с которой ты бы переспал после снятия заклятия. — Ты права… Но это была именно Хейли, которая считает, что именно ты подтолкнула ее в мою постель и испортила ей всю жизнь. — Я сказала ей это, чтобы еще больше позлить, чтобы она возненавидела меня. Знакомо? — Я так поступаю… — У меня был прекрасный учитель. Пусть Хейли сама разберется со своей жизнью, а не винит меня… Я же не приказала или не внушила ей переспать с тобой, хотя могла бы… — Но это же было частью твоего плана. Ты же знала, что мой брат выберит семью и меня, а не тебя. Ты была готова пожертвовать своим счастьем только, чтобы избавиться от меня и заодно отомстить сделав слабым. Счет этой игры — ничия. Или дело в том, что Стефан Сальваторе замоячил тогда перед твоими глазами, если ты была готова предать моего брата. Ты так сильно любила Сальваторе. Ах, ты еще завидовала Елене Гилберт, которую все любят и скорее умрут за нее, у которой верные друзья, любовь и преданность. У тебя всего этого не было. — Не смей мне напоминать о нем. Не смей… Больше не завидую… Мне плевать на моего скучного двойника. — Потому что ты любила и это было слишком для тебя… Быть отвергнутой и не узнать, каково это быть любимой Стефаном Сальваторе. — Я разобралась в своих чувствах. Я никогда не предам Элайджу. А план « Хейли» был скорее запасным вариантом, чтобы ты не мешался. Можешь я тогда напомню тебе о милой блондиночке Керолайн? — И такие жертвы ради моего брата? Жертвенность во имя любви не так романтична и благородна, как в сказках. Это не похоже на эгоистичную стерву Кетрин Пирс, которую я знал. — Я нашла свое счастье. Я не боюсь умереть. Теперь не боюсь. Я боялась себя в темные дни. Я только боялась проснуться в один день и осознать, что не нашла свое счастье. Элайджа заполнил мою внутреннюю пустоту. А вот если тебе не с кем поговорить, то могу посоветовать тебе нанять нового психотерапевта, который будет печатать твои мемуары на машинке Хеменгуэя. — Ты вполне устраиваешь меня, в качестве собеседника. — Прекрасно… Мое терпение на пределе. И как тебя терпела эта Камилла? — У нее было терпение святой. И Пирс позволяет себе толкнуть ногой Клауса Майклсона, который только смеется. И она прикрывает глаза, когда гибрид садится рядом, касается своими руками ее висков. Она должна открыть свой разум для него. Он же знает только часть истории. Сейчас Клаус Майклсон должен взглянуть на все ее глазами, ведь ясно же, что у каждого своя правда. Стук каблуков и гостиной особняка только двое и этот день он очень хорошо помнит, ведь как забудешь день шестнадцатилетние дочери. Давина Клер вздыхает, когда Кетрин протягает ей бокал шампанского, только вот ведьма не спешит брать бокал из рук Пирс. — Мужчины сегодня решили бросить нас? Где Элайджа? Я искала его и скажу, что ходить на вот таких каблуках не легко… Обычно мой муж до чертиков пунктуален и сообщаем мне обо всем… Иногда это бесит, если быть откровенной… — Мне рассказывали, что ты ужасная стерва и Хейли просила сторониться тебя. Каково это править Адом? Что ты вообще здесь делаешь? Элайджа ушел вместе с Клаусом, которому я обещала сжечь это заклинание. Я видела, как они покинули особняк минут десять назад. Они ищут Хоуп, которая ушла же со своей вечеринке, да еще наложила на себя заклинание скрытия, которое пытается сломить Фрея, как только все гости переместились на улицу. — Точнее он был через чур мил угрожая тебе расправой. Типичный Клаус. Я привыкла к эту. Элайджа всегда рядом со мной и это меня успокаивает.  — Мне было шестнадцать, когда я впервые ввязалась во все это… Марсель спас меня от ритуала Жатвы, прятал на чердаке церкви Святой Анны, но после этого и случился весь тот кошмар… Смерти, кровь, война, предательства. Но и хорошее что-то случилось ведь Хоуп родилась в цереве святой Анны, я вернулась к жизни именно там. Я встретила любовь и обрела семью и счастье.Кол был против ребенка, он вообще считает, что Сумерки позорят вампиров. Я хотела ребенка от того, кого люблю и заклинание сработало только, если один человек. Я рискнула и не сожалею, ведь Хенрику пять и мы помогаем ему с контролем магии. Он прекрасный и сладкий. Мне вообще не верится, что прошло столько лет и весь кошмар позади. Сейчас дочери Клауса шестнадцать и я вспоминаю себя, прожитое глядя на нее. — Время быстротечно. — За это нужно выпить. Что я буду делать, когда Хенрик пойдет на выпускной. Хорошо, что характер у него в меня, а не, а не в папочку. И Клер шумно вздыхает забирая из рук Пирс бокал. Только вот эти несколько секунда решающие для Кетрин Пирс. Она же знает латинский, даже очень хорошо и для такой, как она не составит труда запомнить шесть предложений, прежде, чем Давина бросит бумагу в пламя. Тлящая бумага в камине, как уходящий шанс и Давина Клер смотрит на пламя и еще одно напоминание о том, что все, что мы любим обращается в пепел. Давине кажется, что так и должно быть, что Клаус Майклсон прав и в их мире не должно быть детей, что это неправильно и изначально же заложено, что вампиры не могут иметь детей. А сейчас бумага обратилась в пепел. Бокалы пусты, а Давине Клер нечего бояться ведь она выполнила свое обещание и уничижила заклинание, не догадываясь, что вышло же так, как хотела стерва. Об этом говорит только самодовольная ухмылка на лице Пирс, когда та ставит свой пустой бокал на каминную полку. — Кажется, я знаю, где искать Хоуп. Прошу меня извинить. Может есть секреты, которые умрут вместе с нами, но есть и те, которые обязательно будут озвучены и перестанут быть тайной. Для Кетрин Пирс мало что остается тайным, от этой дьяволицы вряд ли что-то можно утоить, а если кому-то и удавалось узнать ее страшную тайну, то всех их жлало одно — смерть. Не возможно хранить тайну, если ее знают двое. Остаться должен был один и это всегда была Кетрин Пирс. Хоуп Майклсон вернулась туда, где все началось. И Кетрин набирает в легкие больше кислода, прежде чем открыть деревянные двери церкви, переступить через одного из вампиров, который вавялся прямо перед входом, еще несколько из людей Клауса валяются по разным старонам сабора. Кетрин это даже не удивляет, ведь те пришли за Хоуп, чтобы отвести ее к отцу. Не секрет, в глазах дочери самого Клауса Майклсона чертята пляшую и использует Хоуп жестокие, координальные меры. И Кетрин Пирс находит ее, лежащей на алтаре, смотрящей в потолок, сжимающий в руках нож украшенный фиолетовыми камнями. Юная Майклсон только хмыкает и подминает руку вверх, готова щелкнуть своими тонкими пальчиками. — Сделаешь еще шаг и я отаправою тебя обратно в Ад. — Убить меня у тебя не выйдет, малютка Майклсон. Ты не такая, как твой отец. — Все только и боятся, что я стану копией своего отца. — Может уже и стала судя по масштабу бедствия. — Я хочу чтобы ты заткнулась, а лучше ушла. — Я никуда не уйду, Хоуп… Я нашла тебя первой и имею право на минуту, прежде, чем ты сломаешь мне шею щелчком пальцев. В этой игре я победила. Нет ничего плохого в том, что ты желала побыть одна. Иногда, одиночество настоящее спасение. Иногда нужно остаться наедине с собой, своими мыслями. Но тебя ждут на улице, семья, которая любит и готова умереть за тебя, парень, музыка, ночной свет, искусство и вкуснейший торт со взбитыми сливками. — Вообще-то мне запретили с тобой общаться. Хоуп упряма, как и ее отец, так просто не сдаться и не откроется, но поднимает голову, садиться на этот алтарь. Она же должна была умереть в день своего рождения, если бы не семья, которая сражалась за нее. И может не все так плохо, как думала Хоуп Майклсон? Сейчас она может рассмотреть стоящую Кетрин в лунном свете, на которой сегодня закрытое бархатное платье нефритового оттенка, лаковые черные туфли на толком и высоком каблуке, в ушах серьги с изумрудом. — Ты очень красивая и теперь я понимаю, на что купился мой дядя Элайджа. Но все равно моя мать красивее тебя. — Как скажешь, юная принцесса. — Здесь началась моя история и мне больно, внутри словно прошелся ураган. Я пришла, чтобы узнать правду. Может скажешь, мне, что моя семья задумала, чтобы меня приняли в ковен? Война? Пытки? Ты же ненавидишь моего отца, не упустишь такую возможность, ты всегда крутишься рядом с дядей Элайджей и похожа на ту, которая подслушивает. Именно ты скажешь мне правду. Я хотела все исправить. — А нужна ли тебе эта правда, Хоуп? А что ты увидишь, если прочтешь заклинание? Муки своей матери и то, как ей пеперезали горло, разряренного отца, его крики, алую кровь и боль, которую он не смог сдержать. Но уверена, что твой отец появился во время, чтобы спасти тебя и твою мать. Он всегда приходит во время. Запомни, что я не приченю вреда твоей матери, как бы сильно я ее ненавидела. Я сдержала свое слова. Твоя мать часть семьи. Она будет свободна. — Моя мать говорит так, что отец всегда появляется во время. Спасибо, что спасла ее тогда. Марсель спас меня прежде, чем ведьма готова была воткнуть нож в мое сердце. — В любом случае ты увидишь только боль… Вот и все… Некоторые тайны должны остатать погребенными, поверь мне. Пусть так и будет. Твоя семья никогда не прекратит сражаться за тебя. — Я Майклсон, а значит проживу и без невинности. — Ты еще юная и много не понимаешь. Со временем жизнь научит тебя многому. Жизнь научит тебя любить этот прекрасный мир, восхищаться рассветом и проважать закаты отпуская тяжесть прожитого дня, а другая часть тебя всегда будет ждать удара в спину и научит быть готовой к войне. Знаешь, я не знала, как жизнь будет жестока ко мне… Элайджа верит в то, что сломаное можно починить, но некоторые вещи слишком сломаны, чтобы их починить. Я просто сломаная вещь. Он все еще пытается спасти меня, починить и верит, что любовь может нас спасти. Эта крепкая любовь, такая, которая отдаёт столько же, сколько принимает. И я рада, что судьба послала мне одну такую любовь. Кстати, ты знала, что тебя хотели назвать Зои, Кейтлин или Кетрин, явно в честь меня. — Моего отца явно бы схватил удар, если бы меня назвали Кетрин. Я знаю эту история. В День моего Рождения дядя Элайджа подрил мне белого плюшевого кролика и когда он думал, что моя мать умерла, он сказал, что мы потеряли единственную надежду…Надежду семьи, поэтому я Хоуп Андрэа Майклсон. — Да… Идем на вечеринку, пока люди твоего отца или он сам не ворвались сюда и не разгромили здесь все. Он явно расстроится не увидя тебя во дворе особняка. Мне будет жаль тех денег, которых я потратила на эту прекрасную церковь. И Кетрин Пирс протягивает ей свою руку ожидая ответного жеста от Хоуп. Она же понимает, что боль пронзила сердце Хоуп и ей тежело. Но сейчас страх отпускает Хоуп, словно морской отлив и ей вправду спокойнее после этого разговора, ведь та улыбается, отвечая на жест брюнетки и позволяет Пирс помочь спрыгнуть ей с этой с этой плиты. Сейчас Хоуп Майклсон знает, что всегда будет чувствовать боль, только как бы больно не было ей нужно всегда улыбаться, прятать свой страх и так проще и легче, так никто и никогда не сможет сломить ее. Клаус Майклсон всегда появляется вовремя и Хоуп успевает только вздрогнуть, видя отца перед собой вместо Кетрин, которая исчезла, растворилась в ночи. Ночь точно время такой, как Кетрин Пирс. Ночь может скрыть многое, страхи, Ад, кровь, смерть. Она же знает, что у ее отца особое чувство юмора и паранойя. Клаус Майклсон никогда бы не перетупил порога церкви, чтобы поведать святому отцу о своих грехах, покатимся на коленях, перед святыней. Он же бессмертный и вряд ли его ждет кончина, перед которой обычно люди и исповедуется, прощают грехи. Сейчас Клаус осматривается, видя разбросанные тела доверенных ему вампиров, которые должны охранять его любимую дочь, все же Хоуп Майклсон не в силах убить, не желает крови. Она еще слишком молода и прекрасна. Мужчина разводит руки в стороны, прежде, чем Хоуп крепко обвивает его шею своими тонкими руками, оставляет невесомый поцелуй на его щеке. — Меня распирает гордость. — Не злись, папочка. Я хотела побыть в одиночестве и вежливо объяснила это своим охранникам. — Сломав им шеи и разбросав по церкви. — Да… — Можно было просто сказать мне или матери. Мы твои родители и всегда будем волноваться, Хоуп. — Вы бы пошли за мной или устроили бы допрос, еще не хватало, чтобы психотерапевта притащили… Неужели ужасно желать побыть наедине с собой хотя бы пару часов? Я не сломана, а просто устала от всего. Мне нужно было подумать закрывшись ото всех. — В этом нет ничего ужасного Хоуп.Правда, я закрывался ото всех минимум на два столетия. Одиночество не считают грехом. Твой отец рядом. Я люблю тебя. — Я знаю… Я тоже люблю тебя. — В каких грехах еще желаешь покается, если мы уже в церкви? — Я скрыла нашу семью придуманным мною заклинанием и вряд ли даже тети Фреи удасться его сломать. Я знаю, как поступить с регенством. Я украла один из ножей из твоей коллекции и хотела узнать, что произошло здесь в день моего рождения… Но я не сделала этого. И так стишком много боли и правды в моей жизни. Хватит и того, что я знаю. Начало моей жизни было жестоким, но ты не хотел этого, как и моя мать, вся семья. Ты сражался за меня, за семью. — Этого вполне достаточно, милая. — Подаришь мне этот нож для ритуалов? — Конечно же… — Надеюсь, Роман тебя не разочаровал. Он планирует сюрприз для меня и подарок. Я сильно люблю его, открыла свое сердце. — Я буду весьма терпимым и голантным с твоим парнем, но если он не оправдает мои ожидания, то я внушу стать ему священником. — Идет. — Идем, нас ждет вечеринка и торт. И Клаус же чувствовал шлейф духов, только не предал этому значения, а зря. Клаус Майклсон, который сумел одержать победу над столькими врагами не обратил внимание на Кетрин Пирс, ведь выйдя из церкви он видит своего брата, позади которого стоит брюнетка. Видимо из-за этого сумел уловить ее запах. Знает же, что стерва до сих пор дрожит при упоминании его имени и всегда, словно тень следует за Элайджей, вот и сейчас не отпускает его руку. — Все хорошо? — интересуется Элайджа. — Твоя мать только что вернулась в особняк. Я сообщил ей, что мы нашли тебя. — Да, я просто хотела побыть одна, дядя Элайджа, — отвечает юная ведьма и машет смотря на брюнетку, стоящую за спиной первопрдного. — И тебе привет, Кетрин. — Привет-привет, малютка Майклсон, — ухмыляется Кетрин. — Расслабься дорогуша, и идем в особняк, пока все гости не разошлись так и не дождавшись виновницы торжества и кусочка торта, — Кол Майклсон ведь не отказался помочь семье в поисках Хоуп и ему пришлось последовать за Элайджей, а сейчас он подхватывает племянницу, кружит над землей. — Там где ты всегда веселье, дядя Коул, — смеется Хоуп. — Ты еще мой подарок не видела, — подмигивает ей Коул. И Кетрин Пирс учит малютку Майклсон тому, что ложь может быть во благо и иногда лучше пожалеть свои нервы и не убивать себя правдой. Хоуп Майклсон осознает это, когда разрезает праздничный торт в окружении семьи и гостей, которые поздравляют ее, аплодируют и улыбаются. И Клаус Майклсон отшатывается, отпускает свои руки от ее висков. — Это была ты… Ты уговорила Хоуп. — Это была я… Знаешь, она мне нравится и мне не наплевать на нее. У меня взрослая дочь и я знаю, как сложно наладить отношения, как сложно быть достойным родителем и сейчас я готова к этому, потому что рядом со мной Элайджа. Он помог мне в этом. Знаешь, проблема Хейли в том, что она считает Хоуп малышкой, которую нужно ото всех оберегать, но она уже выросла и сама справится. У нее не плохо выходит для ее возраста. Я жуть, как хочу выпить кофе. Ты со мной? Кетрин медленно встает с постели, обувает черные кожаные тапки, подходит к зеркалу и собирает волосы в хвост, прежде чем уйти на кухню, где полный порядок и записка вложенная в корзину с фруктами: красными апельсинами и гранатами, киви, манго, груши, яблоки, а рядом стоит пузырек с витаминами. — Никогда не откажусь от хорошего кофе и это одна из причин, почему я не спешил убивать тебя в Мистик Фоллс. — Неужели не было кого-то столь достойного для готовки кофе для самого Клауса Майклсона. — Нет. *** Вспышка света и сейчас Клаус понимает, что оказался на кухне квартиры своего брата, наблюдает за тем, как Кетрин, на которой только длинная, белая клетчатая мужская рубашка, явно из спального комплекта, ведь она слишком свободная и брюнетка закатывает рукава, прежде, чем взять графин с апельсиновым соком из холодильника и поставить его на обеденный стол, на котором уже стояли тарелки с едой традиционной для завтрака, даже тушеная фасоль и омлет с сыром, томатом и сладким перцем. — Завтрак. Клаус понимает, что эта рубашка точно из ночного костюма его брата, когда тот появляется в двери кухни и из одежды на нем только свободные штаны для сна. Кетрин Пирс улыбается садясь напротив него, а тот берет в руки столовые приборы и смотрит прямо в глаза. — Когда прекратишь таскать мои вещи, я появлюсь за завтроком в подабающем виде, Катерина. — Без рубашки ты еще сексуальнее. И Элайджа смеется, а ей приятно видеть его таким беззаботным и даже саободным и просто завтракать вместе с ним не думая о проблемах и тем, что будет завтра. Ведь есть сегодня. Ведь есть только он и она. Они нужны друг другу, как воздух, как вода, как еда. Они стали смыслом существования и любовь вправду может стать спасением и защитой. Только вот надвигается шторм, когда Элайджа роняет из рук нож, сжимает руки в кулаки и под натиском этой силы трескает прозрачная стеклянная тарелка. Кетрин бы начать беспокоится, но она продолжает свой завтрак и даже не реагирует, когда тот запускает в стену тарелку с кукурузными хлопьями с молоком. Она просто знала, что этот день настанет и была готова к этому. День, когда он услышит сердцебиение. Нет, не ее сердцебиение, ведь к этому сердцебиению его слух привык. Сегодня он услышал слабые пульсирующие сокращения. Он услышал биение новой жизни. Была готова к тому, что тот встанет из-за стола, около часа будет молчать, ходить из комнаты в комнату. Он ведь и ударить может, чтобы привести в чувства или преподать урок. Проходила через это. Но, если бы Кетрин Пирс не была готова и не понимала, какой груз ответственности взваливает на себя, каковы будут последствия и как она рискует, то никогда бы пошла на это. Она же умная женщина, которая все просчитывает на несколько шагов вперед. Спокойная, собранная, сохранит хладнокровие и просто возьмет в руки свежий номер газеты. Свежие новости очень важны, позволют узнать много интересно, расширить кругозор и не зря же Элайджа Майклсон каждое утро читал популярные газеты. Сучка ведь даже под страхом смерти будет неприступной как битонная стена, твердой, как гранит, острой, как шпага, без всяких сомнений и эмоций. Эмоции и чувства ведь величайшая слабость. И если Элайджа Майклсон поддался чувствам, отказывается верить в это, считает безумием, невозможным, то Кетрин Пирс абсолютно спокойна сидя на кухни и допивая свой кофе с газетой в руках, слыша звон стекла из соседней комнаты. Она же пыталась любить. Сперва Стефана Сальваторе и эта безумная одержимость убила его. Она пыталась любить дочь, только вот Кетрин Пирс не знала, каково ценить семью и стать хорошей матерью. Она пыталась любить себя и это у нее не плохо выходило за исключением того, что она стала ужасной, эгоистичной и манипулирующей стервой. Она пыталась любить и каждый раз падала лицом в грязь. Так было до встречи с Элайджей Майклсоном, который никогда не сжавался сражаясь за свою возлюбленную и доказывая, что любовь — это ответственность, боль и страдания. Всю свою сознательную жизнь Кетрин Пирс убегала: от себя самой, чувств, врагов, Клауса. Всегда ускользала оставляя после аромат ее духов, алую кровь и звук стучащих каблуков на асфальте. В конце концов она же всегда выживает. Но благодаря Элайджи даже такая испорченная чувствует что-то. Он смог украсть ключ от ее сердца и достучаться до разума. Из-за этих чувств ее хочется остаться с ним навечно, разделясь счастье и горести, быть любимой только ним, ведь знает же, что он никому не позволит тронуть ее и с каким восторгом он любуется, когда шелк скользит по ее коже, когда он позволяет себе медденно снимать его. Кажется, надвигается шторм, когда Кетрин слышит нечто подобное на крик. Ей вообще повезет, если переживет этот день, ведь знает, что в гневе Элайджа еще хуже Клауса. Знает, что тот не простит измены, не поверит в то, что та могла изменить ему, ведь она же поклялась ему быть верной и укоротить кое-что, если тот посмеет взглянуть на другую. Рядом с ним ей больше не придётся убегать. Пришло время остановиться. Любовь и ненависть — это с чем суждено столкнуться лицом к лицу каждому, кто откроет свое сердце. Она делала все это ради любви, а он возненавидел ее за это. Сейчас она должна столкнуться с ним лицом к лицу. И она столкнется, как только допьет кофе и закроет газету положив ее на стол. Столкнутся пройдя в их спальню и заметив его сидя на их постели и смотрящем в одну точку. Он даже не переоделся, а кровь не засохла на его руках. Элайджа Майклсон впервые откатывается принимать правду и верить в то, что такой монстр, как он не достоин такого чудо и искупление. У него голова кругом и кажется еще секунда и он просто утратит последние силы рухнов на этот пол. Любовь и страдание могут прикончить. Ведь что такое любовь без боли, без страданий? Ничто. Кетрин же пыталась унять дрожь в коленях, когда переступила порог их комнаты, ведь такого его нужно бояться, села перед перед ним.Их связь с годами стала теснее, глубже. Она чувствует и знает, когда ему плохо, не по себе, как сейчас, знает когда утешить, расмешить, когда оставить в одиночестве или сказать, чтобы тот простил себя. Она это все чувствует. Он чувствует ее. Кетрин бы все равно осталась с ним, потому что он спаситель, надежный мужчина и она любит его не боится всех трудностей и последствий, ее бы не пришлось даже уговаривать. Она понимает его и в этой игре они вместе. Она воин, а он ее личный рыцарь и вечный спаситель. Их ведь могла спасти только любовь и глубокие, искренние чувства. Вот и сейчас она рядом, а тот слышит, как бешено стучит сердце в ее груди. — И когда ты планировала сказать мне это? О ребенке. Как это вообще возможно. Давина уничиожила заклинание. Я не ожидал, что моя возлюбленная вновь солжет. Я устал от лжи. Только не об этом. — Я пять веков скрывалась от твоего братца-ублюдка и запомнить шесть предложений на латыни для меня не сложно, как и найти доверенную ведьму.Все сложно и одновременно так просто, дорогой. — Так вот зачем тебе нужно было прощение моего брата и весь тот спектакль в Мистик Фоллс. Уничтожение Ада и обращение в человека, мир между фракциями в Новом Орлеане и ты заставила всех принять и полюбить тебя. Не о покои души ты волновалась. Заклинание действует только если один человек. Вот чего ты добивалась. — Ну, о покое я тоже думала, дорогой. Никогда не хотела, чтобы наш ребенок родился в зоне боевых действий, особенно, зная сколько врагов у твоей семьи. Можешь ненавидеть меня. Запомни этот день, Элайджда и это тихое сердцебиение. Меня не волнует, мое сердцебиение можешь потерять его, мне плевать, но его никогда не потеряй. Никогда. — Я всегда считал себя недостойным подобной радости. Не после всех ужасных поступков и пролитой крови, пусти и по благо семьи. Такие монстры, как мы недостойны прощения и покоя. — Мы не изменимся, но ведь есть такое чувство, которое может спасти и убить одновременно. Это чувства любовь. Настоящая любовь. Мы достойны спасения и искупления. И больше не нужно слов, ведь Кетрин видит слезы на его глазах, а это значит, что эмоции взяли верх, что он чувствует и все прекрасно осознает. Слезы это не всегда вода и слабость. Слезы — это величайшие проявление эмоций и доказательства, что ты жив и все еще чувствуешь боль. Осознает, что вскоре станет отцом и как это изменит его жизнь полную тьмы и крови, что именно маленький комочек и есть свет и шанс на лучшее. Осознает, что взяв руки Кетрин в свои он целует холодными и влажными от слез губами, преклоняет голову перед матерью своего будущего ребенка, в знак покорности и почтения. И Кетрин же не хотела, чтобы Клаус видел, ее счастье и потаенных страхов, боялась, но все же впустила его в свой разум и закрыться от него не может. Он и так увидел слишком много, а сейчас он видит ее стоящих в дверях детской комнаты, видит причину, почему она согласилась позволять ему выкачивать из нее кровь. Его брат сидит на полу, рукава его темно- серой рубашки закатаны и сложив инструменты в кейс, тот оставляет его на пелинальном столике, ведь Элайджа только что закончил сборку колыбели и Кетрин поправляет белую легкую ткань. В этой комнате много света и белая итальянская мебель, да и не станет же Пирс выбирать жалкую дешевку. Открытый шкаф заставлен мягкими игрушками, детской одеждой, книгами, косметикой, пеленками и махровыми полотенцами.Рядом с комодом стоит высокий торшер, пара кресел обитых белой кожей и как не странно у колыбели выполненной в форме сферы стоит кресло — качалка и еще одна кроватка — более традиционная, только вот изголовье обшитое белой кожей. Клаус не может не заметить подвешенных под потолок звезд и зеркал, навесных полок и пеленального комода у стены. За тысячу лет Клаус редко видел своего брата таким счастливым и верящем в счастье, обретенное прощение за грехи и пролитую кровь. Но Кетрин Пирс и так слишком долго ждала это. Просто смотреть на то с какой заботой и любовью Элайджа собирал мебель и помогал ей оборудовать детскую, а сейчас оказывается рядом с ней. Ребенок — это такая радость и счастье, особенно для этой семьи. Зря она не сказала ему о своих планах сразу, мучилась и были моменты, когда бы с радостью умерла, чтобы покончить со всем этим, ведь получила все, что желала и ей стало скучно жить обычной и спокойной жизнью. Но она вспоминает начало и любовь, это чувство, которое испытывает рядом с Элайджей и как много он для нее значит, что он вернул ее к человечности. Кетрин ведь не потеряет это. Не сейчас. Кетрин же жила во лжи и крови, одиночестве и боли. У Элайджи были ключи от ее одиночества. Пирс же столько столетий врала самой себе, но не в состоянии врать о том, кто такой Клаус Майклсон и как он может поступить с семьей, как может разрушить собственный дом и счастье всех, кто рядом. Ей нужно собраться с духом и сказать, что должна сказать глядя в глаза Элайджи, который сейчас улыбается, коснулся ладонью ее живота, чтобы почувствовать шевеление малыша в животе, подобное трепету бабочек, заставляющее позабыть обо всех бедах и заботах. В такой момент не важно все остальное. В такой момент понимаешь, значение клятвы оставаться верным до смерти. Они просто решили остаться счастливыми, единым целым и окрасить их мир белым, пока это возможно. Судьба и так была жестока к ним. Время- их злейший враг. Важен тот день, когда они впервые встретились. Сейчас важно только то, что их лбы соприкоснулись, а ее губы коснулись его руки. И может этот жест и странный, но весьма значащий. Жест покорности и благодарности за все, что он принес в ее жизнь: покой, любовь, веру в семью.  — Может я жалкий человек, дорогой, но я не оглохла. Я слышала твой разговор с Ребеккой. Останься, Элайджа… — Я нужен Ребекки. Мое вмешательство необходимо. — Этот бунт очень странный. Может заговор врагов? Будь осторожен. — Меня невозможно убить и я очень скора вернусь домой, к тебе, к нашему будущему ребенку. Я всегда возвращаюсь. Ты же знаешь, как вы важны для меня. Пока я буду в отъезде Никлаус присмотрит за тобой. — Тогда, по возвращению ты найдешь мой труп в городском морге. Уж слишком я хорошо знаю твоего братца. — Не говори так, Катерина. Он изменился с появлением дочери — надежды и света в мире тьмы. Он стал терпимее и проявляет добродетель. Мой брат и наша семья шла на многие жертвы, чтобы защитить и позволить Хоуп вырастить. — А разве твой брат способен проявить доброту? Он считает добродетель слабостью и не поверишь, но я считаю так же. — Именно поэтому ты столько лгала мне, предавала… Ты считала любовь слабостью и бежела от нее. — Да… Я не знаю, что правильно сейчас… — Значит правильно будет признать слабость. Пусть сейчас, но признать. — Тогда я признаю слабость и то, как сильно боюсь потерять нашего ребенка, боюсь быть плохой матерью, сделать что-то не так, но хуже что я готова умереть, оставить тебя с тупой болью в груди, только бы наш ребенок жил. Не нужно было мне лгать тебе и вообще затевать все это. Я столько лгала тебе и даже тогда, в Мистик Фоллс, именно я манипулировала Деймоном сказав, что если тебя заколят, то я никогда не выйду из гробнице. Я знала, что тот поступит совершенно иначе ради защиты Елены и я буду свобода. Я стояла в подвале и смотрела на твое тело с клинком в груди. Я сомневалась. Я боялась тебя, потому что знаю, каков ты в гневе. Я проклинала себя и это чертово чувство — любовь. Это чувство может прикончить. — Когда Елена вытащила клинок из моей груди я думал о тебе, вспоминал нашу первую встречу, которая и озарила мой разум, когда я пришел в себя. Я думал о себе и та вина, как я поступил с тобой, словно щелочь разъедала меня изнутри. — Клаус был прав, что детям не место в нашем мире полным тьмы и крови. Пока в городе мир и покой, за который мы так долго боролись.Но маятник может кочнуться не в нашу сторону. Бесчисленные враги твоей семьи. Я боюсь проснуться и узнать, что с тобой сделал твой брат во спышки ярости. Я боюсь зная, что есть оружие способное убить тебя, а меня может убить простуда или сердечный приступ. Но знай, что я все равно попытаюсь обратиться и вечно быть рядом с вами.Ты меня не остановишь и я разговорю ведьм. Давина обратилась без всяких последствий. — Я сделаю все, что потребуется, чтобы защитить вас. — Я сама сумею защитить нас. Но я боюсь, что наш ребенок может расти без родителей. Мы можем уйти защищая нашего ребенка. История твоей племянницы яркое тому подтверждение. — Тогда мы уйдем точно зная, что не стоит бояться за его будущее. Моя семья раз за разом будет объединяться. Уверен, что Никлаус никогда не оставит своего племянника или племянницу и будет защищать, бороться, как борется за свою дочь. Я всегда боролся за него, за то, что ему дорого, а он борется за семью, за то, что дорого нам.Ты ведь узнала, кто у нас будет? — Да, я ходила к той ведьме и узнала, но ты узнаешь только, когда вернешься из Нью-Йорка. А пока я хочу чай с мятой и печенье. Выпьем чай прежде, чем пойти в город. Это поможет мне успокоить и смириться с обществом твоего брата. Сегодня Фрея приезжает на выходные. Нужно организовать семейный ужин. Ей же хочется так вернусь тот миг, когда только он и она. Знает же, что Элайджа уйдет, даже не предупредив, потому что скажи он ей, то та только будет считать часы до его ухода и возвращение, а лишние переживание ей не к чему. Уйдет, чтобы вернуться с очередной победой. Сейчас же он исчезает на кухню и та слышит шипение чайника, и вполне довольна своей очередной победой, ведь Элайджа исполняет любую ее прихоть. Только вот, она подходит к окну детской комнаты, прислоняет голову к холодному стеклу и тихо вздыхает. Элайджа же думает, что дарует ей душевное тепло и покой, но как он может даровать ей то, чего лишен сам? Ведь он нервничает и ему невыносима мысль, что у него могут отнять, то что ему дорого. Отнять малейший шанс на счастье и покой.Кетрин Пирс устала лгать самой себе и всем окружающим ее людям, сидеть в комнате, в запрети и пытаться уснуть, не может жить в постоянном страхе и ожидать смерти, внутри все сжимается, как будто должно произойти нечто непоправимое и ужасное, не может казаться неприступной, сильной и холодной, как это стекло, которое можно разбить на осколки и после его уже ничто не склеит. Вот и она разбита. И теперь, отпуская ее руку, сидя за кухонным столом, Клаус Майклсон видит, как она изменилась в лице, отошла к напольному шкафчику, чтобы взять чашку с кофе и поставить ее перед ним, на барную стойку. — Ты и так увидел слишком… — Минусы жалкого человеческого существования. Теперь я понял к чему твое предложение и сделка. Теперь я все понял. Ты боишься меня и потерь. Ты в таком состоянии. Ты очень боишься. Ты боишься быть ужасной матерью и никудышной женщиной, что у тебя ничего не выйдет и ты не обретёшь счастье, что мой брат оставит тебя. Ты сломлена. — Вот и все… Я не разочаровала тебя. — Ты сломлена, как Майклсон. — Это был лучший комплимент, Клаус. — Знаешь, когда родилась моя дочь и Элайджа думал, что Хейли мертва он сказал, что мы потеряли надежду. Надежду нашей семьи. Он подарил ей плюшевого кролика и дал имя. Хоуп. Хоуп Андреа Майклсон. Надежда этой проклятой семьи. Надежда на мое спасение. Надежда и свет. Она и вправду спасла меня. Только ради дочери я готов убить любого или даровать пощаду. Ты и ребенок добродетель в жизни Элайджи. Вы его будущее и искупление. Благодаря твоему гениально-идиотскому плану, лжи в его жизни полной тьмы, зла, вечных попыток спасти меня и семью. Он забывал о себе и всегда даровал прощение. Благодаря тебе в его жизни появилась добродетель. В западном христианстве добродетель — это благоразумие, мужество, справедливость, умеренность, вера, надежда, любовь. Это те качества в которые верит мой старший брат. Вы дороги ему, он любит тебя и будет сражаться за вас до конца, как сражался за семью, за мое искупление, за его племянницу. Я сражаюсь за то, что дорого моему брату. Мы тысячу лет шли рука об руку, сталкивались со всем вместе. Поэтому я принимаю твою сделку на год. Не хочу, чтобы мой брат страдал и тем более увидел твою смерть или еще хуже ребенка. Он только обрел покой и счастье. — Это мальчик. — Мой брат дал имя моей дочери, а я дам имя его сыну. Элайджа будет очень горд узнав, что это мальчик. Эван… Его имя Эван, что означает добро. Он принесет добро и докажет, что проявлять добродетель не слабость, что даже я такой, как я может проявить добродетель, не как слабость, а как величайшую силу. — Думаю, это справедливо и в этот раз ты прав, Клаус.