***
Ноябрь. Лендон Керби закрыл глаза и закрылся ото всех. Ему бы сейчас наслаждаться студенческой жизнью и мечтать о том, что он станет прекрасным управленцем и юристом, познакомиться с симпатичной девушкой, завести друзей, только вот в один день на пороге кампуса появилась женщина, с обрывком фотографии, вторая часть которой была у него. Его мать сама нашла его, спустя столько лет, словно ничего и не было. Не было всех тех лет одиночества, ненависти и скитания по приемным семьям. А кому станет легче? Только он уворачивается, когда мать пытается ее обнять. — Проснулся материнский инстинкт спустя столько лет? Что тебе нужно? — Я ожидала такой реакции… Послушай меня, Лендон. У меня не было выхода. — И что же было важнее новорождённого сына, Сенда? — Моя жизнь… Меня преследовали. Картина на стене написана кровью. Я узнаю стиль художника: это боль и одиночество. Там вероятнее всего есть буква « М» с обратной стороны. Ты же не знаешь, что это означает? М — это Майклсон. Семья первородных вампиров. Кровные братья и сестры. Правда есть еще один сводный брат… Никлаус гибрид вампира и оборотня… Их мать была древней ведьмой, которая посмела изменить мужу с оборотнем, от этой связи и родился Никлаус. Я много лет изучала историю этой семьи, надписи на стене в Мистик Фоллс, древние письмена, свитки, записки ведьм, любые упоминание. Я очень хорошо знаю эту историю. Импульсивный псих, властный, убийца, алкоголик, художник. Он рисовал похожие картины кровью своих мертвых врагов. Он легенда. Может ты скажешь мне, почему он был замечен на твоем выпускном, как и вся его семья? Ты принимаешь вербену и внушить тебе нельзя. — Без понятия. Я даже не знаю, как он выглядит. Мой любимый чай оказывается защищает от внушения, а я думал, что это просто чай. Художница мертва. Это была моя подруга по имени Хоуп Маршалл. Автокатастрофа. — А мертва ли она? Ты уверен? — О чем ты? — Ты же желаешь узнать правду. До твоего рождения я была наемницей, которая отслеживала и уничтожала сверхъестественных существ: вампиры, оборотни, ведьмы. У них есть особое оружие созданное из крови вампира, оборотня и ведьмы. Я работала на секретную организацию « Триада», которая желает уничтожить всех сверхъестественных существ, считая их опасными, монстрами и они очень хорошо вооружены. Твой отец был таким же наемником, как и я. Мы любили друг друга, вот только я ушла, а Пит остался верен своим убеждением и организации. Я должна была умереть, потому что знала слишком многое, но я узнала, что беременна и знакомые скрывали меня, а после твоего рождения я ославила тебя у порога больницы Техаса и обрывок фотографии. Но я следила за тобой и как ты думаешь, кто избил твоего приемного отца, который тушил о тебя сигареты, когда тебе было четыре? Я была на твоем выпускном. — Это была ты. Вампиры, оборотни и ведьмы… Бред… Сказки для детей. — Это реальность. — Да ладно, это чушь… — Триада желает спровоцировать мир сверхъестественных существ, в частности Майклсонов, ведь они на самом верху иерархии, если они потеряют тех, кто был им дорог, связывал с человечностью, то сами развяжут войну и раскроют себя, привлекут остальных существ в эту войну. — Просто уходи… Зачем ты рассказала все это? — Я просто предупредила. За мной больше не охотятся люди из Триады. Я заплатила знакомому генетику и теперь официально мертва для всех, кроме тебя. Я купила уютную квартирку на окраине Нью-Йорка, нашла тебя.Прости за всю боль, но я надеюсь, что ты придешь ко мне на выходных? — Нет… Явно не на этих выходных. А легче ли от правды? И он же попросил свою мать уйти, ведь не может же держать рядом с собой сына, которого же сама и бросила. И конечно же он поверил, потому что Лендон Керби уходит следующей ночью, покупает билет на автобус до Нового Орлеана. Ведь он прекрасно помнит, как выглядит Клаус Майклсон и что его Хоуп называла своим отцом. Хоуп же просила его не идти назад, ведь там ничего нет. Только его звонки на ее старый номер остаются незамеченными и без ответа. Неужели же так занята? Но теперь он знает во что ввязывается. Ему нужны ответы. За эти два дня парень намотал десятки километров по Новому Орлеану и окрестностях в поисках ее. Он спал под городским мостом, не ел и отвечал что-то невнятное на вопросы полиции Нового Орлеана, еле переплетал ноги уходя от них. Дойти бы до нее. Найти бы ее — девушку с глазами дождя. Промокшая одежда и его кеды порвались, ткань разбухла и ноги свело от этого холода. Промок насквозь и не только внешне, но и в душе. Отчаялся. Молчит. Хлюпанье, когда тот ступал по лужам и знал же, что его ждало здесь. В Новом Орлеане несколько дней шел проливной дождь, небо затянуло серым и это так напоминало ему о ней. Небо цвета ее глаз. С неба капает дождь: мокро, ветрено, сыро, противно, невыносимо. Он же просто желал хотя бы увидеть ее в последний раз и предупредить. Мог бы быть просто счастлив вдали от всего этого. Для него она всегда была жива и знал это, только для остальных она должна быть мертва. У него желание только поговорить с ней и обнять в последний раз. У него жар, сильный кашель, отдышка и боль в груди, губы синие, падает без сил. Он мало что соображает, когда дошел до одного из старинных особняков города, открывает железную калитку и еле бредет во двор. На удивление сегодня выдалась погода получше и прекратился этот невыносимый дождь. Он просто услышал знакомые голоса или ему уже показалась? Галлюцинации? Дошел. Нашел. Готов упасть, только вот Клаус Майклсон ловит его, удерживает изо всех сил, смотрит прямо в глаза. Узнали друг друга и Майклсон молчит, а тот пытается рассмотреть мужчину в костюме с ребёнком на руках и стоящую рядом с ним женщину в черном спортивном костюме. И теперь может умереть, упасть во тьму зная, что дошел, успел. Теперь ему не страшна смерть. — Спаси ее… Спаси Хоуп… Триада… И это были последние слова, которые прохрипел Лендон глядя в серые глаза Клауса Майклсона. Он даже попытался улыбнуться ведь глаза мужчины напомнили ему ее серые, полные боли и грусти глаза. У Хоуп глаза отца и теперь Лендон Ккрби знает это. Она навсегда останется в его сердце. И знал бы паренек, какой момент он нарушил. Узнал бы, если бы забрел сюда несколькими минутами ранее.Обращение в вампира далось Кетрин Пирс не так просто, как будто переживает все снова: подавлена и слаба. Кетрин уворачивается, от очередного удара Клауса. Он тренирует ее уже два месяца, после их возвращения в город, но видимо она не слышит его, как и его брат, который злиться на его, а ее желудок все еще привыкает к крови. Она и так откладывала обращение, а Элайджа же просто промолчал, смирился с ее выбором. Он бы любил ее даже, если бы она утратила свою молодость и красоту. Элайджа бы с уважением принял ее выбор состарится и умереть. Боялся потерять.Боялся, что ее не станет и Кетрин чувствовала этот страх, каждой клеточкой своего организма. Любящая женщина чувствует своего мужчину, изучила наизусть и чувствует интуитивно. Если бы она тогда умерла, то умерла с любовь в сердце, если бы ее тогда не стало, то она бы покинула этот мир зная, что Элайджа Майклсон станет лучшим и любящим отцом, справится с болью от утраченной любви и у него есть веская причина, чтобы жить — ребенок, которому нужны родители. Но она не умерла, а открыла глаза и открылась для новой, вечной жизни. Она помнит, что его лицо было первым, что она увидела открыв глаза, лежа на полу в одной из комнат особняка Майклсонов. Кетрин Пирс всегда выживает да и чему удивляться. Они искали любовь и друг друга, чтобы спасать и быть рядом. Только вот в разуме Элайджи Майклсона свежи не только те, моменты, когда он впервые увидел своего новорождённого сына на ее руках, завернутого в бело-голубую пелёнку, серой шапочке. Усталый взгляд Кетрин которая улыбалась смотря на спящего ребенка и вправду подумывала о том, чтобы вырвать из своей руки катетер и отключить эти приборы. Милый, теплый комочек с пухлыми губками, маленьким аккуратным носом, складками под глазами, как символ доброты и бесконечной любви. И они верили, что настанет тот самый день, когда они будут счастливы. И этот день настал, ведь Элайджа сидит рядом с ней, на больничной постели, в этой закрытой частной клиники Лондона, ведь Пирс настояла на отъезде из Нового Орлеана ведь не нужно ей было, чтобы Клаус и во время родов нервировал ее. И пусть она ненавидит клиники, но это место станет одним из любимых, ведь в этом месте появился на свет их малыш и сейчас, тот кого она любит рядом с ней, целует спящего малыша и спокоен глядя на стабильные показатели приборов. Она ведь дала ему то без чего Элайджа Майклсон не может жить и появление ребенка многое меняет. Сейчас все хорошо, потому что они счастливы и думают о том, что жизнь прекрасна и им всего лишь нужно было продержаться до этого момента. — Как себя чувствуешь? Надя скора приедет сюда. Я ей позвонил. — Меня волнует только Эван и ты, еще Надя, но она взрослая и все понимает, еще я голодна, а когда очнулась то чувствовала, что ребенок рядом, раздражающий писк приборов. Я подумываю, чтобы выдернуть эту капельницу. Любовь вправду разрушительна. — Эван? Когда ты решила дать имя нашему сыну? — Это сделал твой любимый младший брат, задницу которого ты всегда спасаешь, а я согласилась потому что это справедливо, ведь ты дал имя его дочери и это имя мне понравилось. Можешь позвонить и обрадовать Клауса, который стал дядей. — Это имя обозначает добро. И когда Вы спелись с моим братом? Я никому не позволю разрушить нашу семью. Тебе нужны эти лекарства, пока ты слаба. — Я не слабая. На самом деле ей был нужен он и их сын и лекарства. Ведь какой смысл во всем этом, если бы Кетрин не попыталась измениться ради них. Они рядом с ней и Пирс может обсудить с Клаусом важное дело, когда те возвращаются в Новый Орлеан с новорожденном с которым любит возиться Ребекка, приехавшая из Нью-Йорка вместе с Марселем и детьми на несколько месяцев, а может и лет, после случившегося бунта вампиров. Только вот изменилась Кетрин Пирс далеко не в лучшую сторону, как хотел Элайджа. У нее же нет путей бегства, особенно сейчас. Но обрела ли она покой живя рядом с Элайджей и сыном? Просто Кетрин Пирс и так преодолела слишком многое и не может выбросить из головы мысли о врагах и том, что пойдет на все, чтобы защитить малыша, который должен жить в этом сером и жестоком мире, а ее тело обтянутое кожей пусть положат в гроб и закопают в землю. Не могут же Майклсоны жить спокойной и мирной жизнью, а Кетрин теперь Майклсон, часть семьи, как любит повторять Элайджа. У нее синяки под глазами от бессонных ночей, а из еды та предпочитает остывший кофе и горсти успокоительных и это заметно, когда Элайджа в тысячный раз говорит, что ей нужно поесть, на что та отвечает, словно автоответчик, что все хорошо, но Майклсон же знает что это самая наглая и распространённая ложь на Земле. Все нехорошо ведь Кетрин бежит в детскую на каждый шорох малыша, а себя считает хрустальным, пылящемся предметом, на полке, в каком-нибудь старом особняке, точнее лишенной воздуха, свободы заточенной в бетонных стенах. Потеряла покой и сон. Все нехорошо, ведь сделку нужно выполнять или последствия не заставят себя ждать и Кетрин выполняет ее лично прокалывая иголкой тонкую кожу, попадает в вену, ведь не может же она допустить то, чтобы медсестра, которую любезно привел Клаус придя « навестить» племянника, пока Элайджа решает проблемы фракций, исколола ее ища голубую вену. Кетрин слишком ведома гордыней. Кетрин ненавидит быть человеком, слабой и хрупкой. Она же в отчаяние и избегает выхода из дома без Элайджи или в худшем случае охранников, Ребекки и Клауса. Ей не к чему встречаться с королевой оборотней, которая разорвет ее на мелкие кусочки за все, включая два года сотканные из тьмы и крови, при этом наплевав на всякие последствия, а уж тем более Майклсонов. Ведь сила теперь на стороне Хейли и это ее утешает. Утешает, тот факт, что Кетрин, рано или поздно умрет, а Хейли будет жить. Кетрин даже полюбила возвращаться в их с Элайджей квартиру, после прогулки с малышом, которому необходим свежий воздух и она даже пыталась выдавить улыбку, когда ее рука соприкасалась с рукой Элайджи держа ручку черной детской каляски, ведь здесь она в безопасности и ей так спокойно, когда она наблюдает за тем, как Элайджа, закатав рукава свой фирменной рубашки, отбросив пиджак на один из стульев в детской, возится с сыном и во всем помогает ей: запросто просыпается среди ночи, чтобы приготовить бутылочку со смесью или меняет одежду, рассказывает истории сидя в кресле-качалке, помогает купать. Та ведь знала, что этот мужчина станет идеальным отцом и оттого ей спокойно. Он освободил ее любовь. Кетрин же знает, что ложь то, что мужчины ничего не бояться. Только вот если она позволяет Клаусу выкачивать из себя кровь, замазывать следы ведьмовской ядовито -зеленой мазью из алое, только бы Элайджа не узнал, не увидел следы от уколов, когда та в полуобморочном состоянии держалась за ближайший предмет мебели, только бы не упасть на его глазах. Пирс ненавидит быть слабой и списывает все на то, что у них маленький ребенок, который требует слишком много внимания и зря он верит ей. Если она позволяет Клаусу выкачивать из нее кровь, то это не значит, что она смирилась и покорилась, нет, Пирс просто уверена, что у ее сына никто и никогда не отнимет то, что принадлежит ему по крови и что Эван вырастит таким же храбрым и достойным, как его отец. Только ведь для Майклсонов человеческое сердце — субпродукт, а для Кетрин Пирс сердце — это орган качающей кровь и если, однажды оно остановится, то та уже никогда не откроет глаза и не увидит восход солнца. Она же проходила через все это, когда умирала от старости, а сейчас этот кошмар повторяется, только в более изощрённой форме в стиле драмы Майклсонов. Сейчас в ней больше от Майклсонов, чем от самой себя, ведь так просто придерживаться девиза этой семейки « Всегда и навечно» и ей страшно от этого. Страшно от мысли, что правила этой семьи ясны и просты: люби до безумства и обращай в горстку серого пепла все, что тебе дорого, убивай врагов во имя семьи. Все нехорошо, ведь в ванной появляются новые пузырьки успокоительных и ей привычнее ощущать кисловато-горький вкус таблетки, а не привычный еды, да и она в шаге от того, что ее вкусовые рецепторы отключатся и позабудут вкус еды. Элайджу утешает то, что она еще не опустилась до пустых шприцов и тяжелых наркотиков, да и пузырьки с новыми лекарствами тот отправляет в мусорную корзину. Не простит же себе то, если однажды она наглотается этих самых таблеток и он станет причиной смерти любимой женщине и матери его ребенка, но как известно смерть танцует перед Майклсонами. Они обязательно будут счастливы, просто нужно пережить темные времена. Она и так не знает покоя, а когда он покидает их квартиру она готова кричать и рвать на себе волосы. Все умирают рядом с Майклсонами и Элайджа кашляет, не верит, когда выламывает железную входную дверь в их квартиру, задыхается гарью наполняющую квартиру и слышит надрывистый плач из детской. Она не выключила газ, забыла, да и вообще не помнит как земля ушла у нее из-под ног. Она слаба. Все нехорошо, потому что она не помнит, как оказалась на границе жизни и смерти, шагнула в это затягивающее море тьмы. Она до последнего держалась за « Все в порядке. У нас счастливая семья, как ты и хотел, Элайджа» и лгала ему « Все хорошо». Все нехорошо, ведь ворвавшись в детскую тот видит, как клубья серого дыма сгустились по всей комнате, кроме детской кроватки в коротой сейчас рыдал его сын, а рядом лежало ее тело. Все нехорошо ведь в этот раз она не успела использовать мазь и видя следы от уколов Майклсон понимает абсолютно все. Понимает, почему так спокоен его брат и о чем она лгала все это время. Все нехорошо, ведь открыв глаза Кетрин чувствует только тьму, пустоту, которые тянули ее на самое дно, вдыхает плесневелый запах увядших цветов и пыль. Все хорошо, ведь она видит Ребекку с Эваном на руках, которая говорит, что случилось и что Кетрин проспала около суток и что именно Эван спас ее и страх стал катализатором для активизации магии малыша, а Элайджа напоил ее своей кровью и принес сюда. Тогда-то Кетрин и вспоминает о включенном газе и таблетках, которых наглоталась и в которых находила спасения от боли и всего происходящего в ее жалкой жизни, только вот покончить с собой у нее не вышло и в этот раз. Вечность тоже одно из проклятий Майклсонов. Все нехорошо, когда в комнате появляется Элайджа в разорванной в клочья одежде и красующимися укусами оборотня на шеи, плечах, запястье. И видя его таким, Кетрин вжимает руки в дорогущие простыни, прекрасно понимая, что ничем хорошим это не закончится, ведь тот явно подрался с братом узнав о их маленьком тайном заговоре и хорошо, что он не знает сколько таблеток она наглоталась в этот раз. Смерть ведь всегда неподалеку от Майклсонов. Для Элайджи же безграничная любовь значит быть рядом и любить несмотря на то, как бы тот не был зол и не пытался ненавидеть за причинённую боль и ошибки. И почему всегда во всем винят женщину? И почему Кетрин должна терпеть то, как тот схватив ее за руку вытаскивает из постели, заставляет посмотреть в глаза и кричит так громко, что кажется вот-вот рухнут стены этого особняка, обрушаться на их головы, клянется, что та больше никогда не увидит их сына, что они уезжают из города, как можно быстрее, а та может делать, что пожелает и что собственными руками прикончит ее, что все это время она только лгала ему и играла его чувствами. И Кетрин верит в то, что он убьет ее за все ее проступки, когда тот сжимает свою руку на ее шеи, прижимает к стене, а та задыхается и будет рада умереть прямо сейчас, ведь ей не нужен такой необходимый для жизни кислород. У Элайджи Майклсона один минус — он всегда дает шанс. Шанс на жизнь и спасение, но Кетрин Пирс верила, что смерть и тьма — это итог знакомства и плата за любовь к Майклсоном. Кетрин Пирс все это время только и ждала, когда смерть придет за ней и была бы даже рада этому. Мужчина порой виноват в произошедшем не меньше женщины. Ведь именно Элайджа довел ее до состояния близкого к грани самоубийства. Человеку просто проще завершить свои страдания, а монстру не так просто умереть. Элайджу же ждет несколько дней блуждания во тьме и галлюцинации от укуса оборотня, которым его наградил Клаус, чтобы напомнить о том, как опасно идти против его даже с такими благими намереньями, как защитить свою семью. Страдания Кетрин Пирс завершает появившейся Клаус, который без капли сомнения ломает брату позвоночник. И внутри ее все дрожит, ведь набухшие под глазами черные венки и сверкающие желтым глаза не предвещают для нее ничего хорошего и Клаус Майклсон никогда не прощает. Элайджа ведь изрядно потрепал брата и не собирался уступать ему в этой схватке, который сейчас испачкан кровью и его одежда изорвана. Говорил же, что настанет момент, когда она будет молить его о смерти и этот момент настал, и Майклсон только ухмыляется медленно приближаясь к ней. Он же, откровенно говоря, наслаждается загнанной в угол жертвой и ждет подходящего момента, чтобы убить ее. Клаус Майклсон всегда внимательно слушает и сейчас наслаждается ее тихим жалостливым писком, всхлипом, когда прокусив запястье он поит ее своей кровью, и позволил ей насладиться последним глотком воздуха, прежде, чем сломал ей шею отправил тонуть в море тьмы, зная, что та выберется к свету, ведь кровь Элайджи исцелила ее, привела в чувства, и ее тело упало на пол, рядом с телом Элайджи. Клаус Майклсон именно так решил проблему и исчерпал конфликт возникший со старшим братом и вернул доверие Элайджи. Не станет же женщина причиной ссоры братьев, которые сражались бок о бок столько столетий. Ребека же просто рада, что ушла во время и малыш не стал свидетелем этой сцены, а Марсель вместе с их приемными детьми остался в пентхаусе. Ему уж точно точно не должно быть дела до семейных проблем Майклсонов, особенно когда есть она, та которая может присмотреть за братьями и остановить их. И они вправду пытались уехать из этого города. Уехать из Нового Орлеана полного тьмы, уехать во Францию забрав сына, как только пришли в себя. Элайджа зол на брата и Кетрин, сосредоточен на серой полоске дороги, а та наоборот благодарна Клаусу за то, что она теперь вампир и правильно сделала то, что не выбросила свой солнцезащитный браслет. Пригодился, как и пакеты с донорской кровью. Ведь так проще. Проще быть мертвой, ведь у монстров нет души и есть особый выключатель, которым Кетрин никогда не пользовалась, ведь всегда боролась с эмоциями, а зря. Майклсоны умеют только хоронить. И сидя в машине, смотря на малыша спящего в автомобильном кресле, она вздрагивает, когда рука Элайджи касается ее спины и его голос вдалбливает в тысячный раз, что все будет хорошо, что он раскаивается за тот поступок в порыве гнева, что ему жаль, но Кетрин не жаль и ответить она не может, потому что ощущает свою вину, глотка пересохла, а слезы не ее удел, да и ушла бы от него, если бы не была парализована любовью к этому мужчине, потому что она слишком Майклсон и живет по законам этой семьи с того момента, как приняла черное кольцо.
Только вот они уехали, чтобы вернуться в Новый Орлеан — город тьмы и вечных мук который и умеет только хоронить и погребать под землю вдали от звуков джаза и нескончаемых вечеринок. — Элайджа, она только тратит мое время, — только и может сказать Клаус разводя руки в стороны и слизывая кровь с уголка губы. — Она слабая и жалкая… — Посмотрите, кто проснулся, — начинает Элайджа спускаясь с лестницы. — И прошу вас… Никакой жестокости сейчас. — Эван, сынок, проголодался? Сейчас пойдем завтракать, я приготовлю твою любимую кашу, — Пирс поправляет бледно-голубую шапочку. — Отрабатывай удар слева, — говорит мужчина. На улице прохладно, но Кетрин никогда не отменяла тренировки и Клаус понимал почему она так поступала. Такая, как Кетрин Пирс всегда добивается желаемого и ей невыносима мысль о том, что слабая и жалкая. Она разбита и сломлена, но ей лучше, когда рядом Элайджа и их сын и клялась же ему, что одумается и прекратит лгать. В их присутствии хотя бы забывает о том, что пережила ради этого и какая она слабая сейчас, не готовя о том, что ее можно убить палкой. Раньше же не была такой. Раньше была взрослым вампиром с силой и иммунитетом к вербене. И сейчас слыша голос малыша на ее лице проскальзывает еле заметная улыбка. Элайджа опускает сына на асфальт, держит за руки, несмотря на то, что малыш верткий и готов сделать свои первые шаги. Готов сделать свои первые шаги. Он готов и Элайджа, как хороший отец должен понять и отпустить, позволить упасть и совершить ошибки, если это потребуется. Он и отпускает своего годовалого сына, который медленно и неуверенно ступает вперед, по еще не высохшему после дождя асфальту навстречу не матери, а Клаусу, который опускает и протягивает руки вперед тем самым привлекая его. Конечно же первые шаги ребёнка медленные и полные сомнений, в отличает от уверенно и ровной походки взрослого с жизненным опытом. Ноги малыша расставлены широко, руки вытянуты вперед для поддержания опоры. — Он ходит… Элайджа… — Наш сын начал ходить. Эти редкие и счастливые минуты покоя. Они же просто счастливые родители, которые стоят обняв друг друга и наблюдают за первыми шагами ребенка ведь сколько боли они пережили ради этого момента, а Клаус с радостью, в тайне, выпьет пару стопок скотча этим вечером за радость своего брата, за первые шаги племянника, ведь при каждом удобном случае Элайджа демонстрирует то, что все еще не простил его. Любовь вправду единственное, что может спасти таких монстров. Никогда не поздно спасти, ведь дети могут быть лучше своих родителей. Но вопреки радость сменяется болью и разочарованием, ведь услышав скрип железной калитки и уловил чье-то сбитое и слабое дыхание, тот подхватывает племянника на руки и оказавшись рядом с братом передал ему на руки Эвана. Загадка решается с появлением Лендона, который сейчас лежит на мокром асфальте, а Клаус прокусывает свое запястье и пытается напоить его своей кровью. Элайджа же и Кетрин прекрасно слышали о чем сказал этот парень, прежде чем потерять сознание. — Никлаус, — пытается выкрикнуть Элайджа, но на его руках напуганный ребенок, которые пытается прижаться к груди отца и найти в этом покой и защиту. Хоуп кажется, что небеса упали ведь она появляется во дворике особняка только в серой рубашке. Всхлипывает, не ожидала же увидеть кровь на губах отца и своего друга в таком состоянии: грязного, измоченного, в порванной одежде и испорченной обуви. Изо всех сил прижимает голову к его груди. Привязана к своему другу и не готова терять, глаза мокрые от слез. — Катерина, сейчас же уходи в дом вместе с нашим сыном, — четко, в приказном тоне, передавая плачущего ребенка ей на руки. — Ага, мечтай и дальше, потому что я никуда не пойду, — после этой фразы брюнетка переключает свое внимание на напуганного и рыдающего сына, крепко держит его на руках, гладит по позвоночнику, целует сына в щеку, пытается успокоить, ведь какой она будет матерью, если не сможет успокоить своего ребенка, — Мамочка рядом. Все будет хорошо. А будет все хорошо? Роман, который последовал за Хоуп отказывается верить в это, верить своим глазам, ведь Лендон Керби всегда появляется в их жизни, чтобы разрушить их счастье и спокойную жизнь. Поэтому ему проще скрестить руки на груди, закатить глаза. Еще двадцать минут назад он верил в абсолютное счастье и спокойную, мирную жизнь, когда открыв дверь комнаты Хоуп и застал ее стоящей за мольбертом с кистью в руках, выводящей контур птицы, одетой только в его майку. И Хоуп смеется, когда тот крепко удерживает ее на своих руках. Он ведь никогда не отпустит ее, всегда словит ее, удержит изо всех сил, когда та прыгнет в его объятья, как сейчас, коснется его губ. В такие моменты есть только они и желание никогда не отпускать друг друга, каждый раз касаться губ друга, момент, когда Роман нес ее на постель, а его руки медленно скользили по ее спине, медленно поднимая хлопковую ткань майки и Хоуп же улыбается, прикрывает глаза от удовольствия и влажных поцелуев, которые парень оставляет на ее лице: целуя нос, щеки. Сейчас падая на постель ведьма думет только о том, что их унесет эта свобода, юность и необузданная страсть, желание обладать друг другом и сладострастие. — Интересно, что твой отец сделает со мной, если услышат, он же может быть настоящим чудовищем, — оторвавшись от ее губ говорит парень. — Тебя это волнует сейчас? Я не обещаю, что буду тихой, — ухмыляется Хоуп притягивая его к себе. — Никогда не оставлю тебя, -обещает тот и Хоуп верет ему ведь он никогда не подводил ее. — Я люблю только тебя одну. — Кровь. Я чую кровь, — и Хоуп отталкивает его, никогда не забудит этот запах. — Что-то произошло внизу. И кажется Роман понимает в чем дело, следуя за ней он уже знает, что впереди их ждет только боль и страдания. Все ведь страдают и он не преувеличивал, когда оказавшись во дворе особняка видя Лендона на руках Клауса. Ведь Лендон всегда появляется, чтобы отравить их жизни. Должна вернуться в реальность. Мир перевернулся. Должна смириться и жить в реальном мире, с тем, что Лендон если потеряет своего лучшего друга. — Хоуп, уходи, — Клаус касается плеча дочери, помогает подняться и взгянув на отца, на его нахмуренные брови понимает, что вряд ли стоит ждать чего-то хорошего. — Почему ты в таком виде? Сейчас же переоденься! Не выводи меня из себя… — Это Лендон, мой друг, он мертв? — дрожащим голосом спрашивает она. — Что случилось? На него напали? Пап… — Он жив, но слаб, скорее всего воспаление легких из-за переохлождения и его виду. Я напоил его своей кровью и скора он очнется, — отвечает Клаус. — Он хотел поговорить с тобой. — Отнеси его в мою комнату, — вытерев ладонью слезы медленно говорит ведьма. И Клаус же послушает дочь, вновь возьмет парня на руки и последует в особняк, положит парня на постель дочери. А Хоуп выполнит то, о чем попросил ее отец, приведет себя в порядок, крепко обнимет отца и извинится, за тот вид, в котором появилась. Знала же, что отцу это не понравится, но учаяв запах крови она и не заботилась о том, как выглядит, а просто поспешила выбежать из дома. И Лендона Керби сюда привело отчаяние и желание спасти, почувствовать себя полезным и нужным. Не мог же он просто оставить все так как есть и продолжать жить своей пустой жизнью, когда его другу грозит опасность. Неужели он испортил свою жизнь? Сейчас страх сковал его тело. Открыв глаза Лендон жадно глотает воздух, понимая что дышать не так больно, как было прежде, на губах кровь, температура спала, а картинка ярче. Неужели умер? Никто же не хочет умирать. Сбит с толку, пытается поднять голову с подушки осматривая комнату, в которой очнулся. Остановил свой взгляд на стеклянных подвесках для люстры, которые при лучах солнца играют цветами радуги, на стенах висят картины и несколько бра, в углу комнаты стояла белая деревянная лошадь, коричневый деревянный комод, туалетный столик с зеркалом и косметикой. На комоде стояли книги, мягкие игрушки и рамки с фотографиями, которые пытается рассмотреть Лендон: семилетняя Хоуп в окружении семьи, держит отца за руку, а на этой она обнимает мать, вот на следующей маленькой фотографии Ребекка целует племянницу в щеку, а рядом стоит фотография уже взрослой Хоуп с Марселем и Ребеккой в день их свадьбы, так же Хоуп не забыла о фото с Коулом и Давиной, сделанную в Сан-Франциско, фото с Мисс Мистик Фоллс и выпускного, так же есть фотография с Кетрин и Элайджей, сделанная в капелле Святого Георгия Виндзорского замка. Только вот Лендон обращает внимание на общую семейную фотографию с малюткой Хоуп, а еще маленькую фотографию, без рамки, точкой опоры которой служил белый плюшевый кролик, на той фотографии изображена маленькая Хоуп на руках отца. Каждый защищается как может и Роман, который замер в дверном проеме, ухмыляется и готов сражаться за свое счастье до конца и ревность же нормальное чувство, когда любишь и не готов отпускать. — Я уже решил, как убью тебя… Медленно… И слыша голос Лендон вздрагивает, оборачивается и видит Романа, который не постарел ни на день, в отличие от него. — Убьешь? Я думал, что мертв… — Когда появляешься ты, то все летит к чертям. От тебя одни проблемы. — Помни о гостеприимстве, — и Хоуп улыбается, целует Романа щеку, прежде чем пройти в комнату с подносом полным еды. Хоуп ведь тоже изменилась и теперь, смотря на нее, когда та села на край постели Лендон осознает, что время прошло только для него, а для Хоуп Майклсон время остановилось. Все те же грустные серые глаза цвета шторма и моря, дождя, кулон на шеи с буквой « М», только волосы длинные, прямые, а не те милые кудри, когда ей было пятнадцать, да и одета она во все черное. Вечный траур и драма Майклсонов. И он просто заключает ее в свои объятья. Скучал и переживал, что с может случиться нечто ужасное, да и он не из тех, кто будет скрывать свои эмоции. — Привет… Хоуп Маршалл — Майклсон, которая как бы мертва, но жива и рисует крутые картины. Зачем нужно было устраивать автокатастрофу, а потом присылать мне картину? — Потому что ты мой друг.Как ты себя чувствуешь? Ты голодный? Можешь поесть здесь или спустимся в кухню ко всем? — Голова кругом, картинка ярче и мне не больно дышать. — Это нормально, учитывая, что в тебе кровь моего отца. У тебя было воспаление легких, если верить симптомам и ты был на грани жизни и смерти. Кровь моего отца тебя исцелила. — Я думал, что умер. Я искал тебя два дня, под этим проливным дождем, ничего не ел, ночевал под мостом и сбежал от полиции. — Если бы не этот шторм сейчас я с Романом бы на Бали вместе с дядей Коулом и его семьей. Я же просила тебя не искать меня. — Ты спасла мне жизнь, когда мне было четырнадцать и теперь я хотел поступить так же, предупредить об опасности. — Опасности? — Тебе не сказали? — Мы бессмертны и вряд ли есть то, что способно убить мою семью. Я дочь самого Клауса Майклсона — древнего и сильнейшего, бессмертного гибрида вампира и оборотня. Моя бабушка была величайшей и сильнейшей ведьмой. Она же создала черную магию и вампиров, наложила на моего отца заклинание сдерживающее его волчью сущность, чтобы скрыть свой позор, а когда отец избавился от этого проклятия, то не знал о лазайке. Вампиры не могут иметь детей, но оборотни могут. Хотя жена моего дяди Коула создала заклинание позволяющее вампирам иметь детей, но во избежание проблем она сожгла его. Моя мать была альфой оборотней и происходит от древнего рода процветающего здесь. Стая « Полумесяца». Теперь фракцией оборотней управляю я. Знаешь, мои родители напились и переспали при этом ненавидя друг друга. Так появилась я — чудо-ребенок и надежда всей семьи. Все это делает меня. — Единорогом. — Что-то вроде того… Точнее мифическим тригибридом. Уезжай, Лендон. Тебе здесь не место. От таких, как я только боль и зло. Рядом со мной ходит смерть. — Знаешь, я думал, что у меня одной проблемы с семьей, но твоя семейка превзошла все мои ожидания в плане драмы. Так что не у одной тебя чокнутая семейка, Хоуп. Я приехал, потому что моя настоящая мать нашла меня и рассказала об отце, о Триаде, на которую работала. У них сеть по всему миру и занимаются они тем, что скрывают мир сверхъестественных существ от обычного мира, убивают сверхъестественных существ и разрабатывают оружие. Они знают правду о твоей семье Хоуп и вы их главная цель. Они планируют развязать войну, сделать так, чтобы люди узнали правду. Тогда люди будут напуганы. — А все что неизведанно нужно уничтожить, они думают, что я монстр… Они желают таким, как я смерти, потому что не понимают. Таким, как я не место в их мире, потому что мы чудовища. — Я не считаю тебя монстром, Хоуп. Внутри Хоуп и так все сжалось, а ему бы только удержать ее, а своих объятьях. — А он не лжет… Правда нас ждет весёлая поездка в Нью-Йорк или просто позвонить Ребекки и попросить наведаться в гости к Сенде? Слыша эти слова из Хоуп бросает на отца взгляд полный осуждения, оказывается рядом и крепко хватается руками за кожаную куртку отца. Она же уже не та милая девочка и Хоуп же чувствует, переживает, от того на ее щеке блестит слеза. Она и так совершила слишком много ошибок в прошлом. — Ты проник в разум Лендона? Ты не убьешь его мать! Нет! Что ты задумал? — выкрикивает Хоуп. — Пока ограничимся только пытками, милая. Они ценные свидетели, а у меня был такой прекрасный шанс проникнуть в его маленькую головку, чтобы узнать не лжет ли твой очередной поклонник, — ухмыляется Майклсон. — Проникнуть в разум? — хмурится Лендон, пытаясь встать на ноги. — Один из трюков вампиров, как и внушение, а у Клауса Майклсона проблемы с доверием, — поясняет появившееся Кетрин оттолкнув со своего пути Романа. — У нас же есть план против этой жалкой организации « Триада»? — Всегда считал нападение лучшей защитой, что скажет самая худшая стерва всех времен? — интересуется Майклсон смотря на Пирс, которая скрестила руки на груди. — Нет, им это и нужно, — выкрикивает Лендон маша руками перед Клаусом и Хоуп. — Это херовый план. Они и ждут этого, чтобы рассказать всему миру. — Мы всегда осторожны, но если они и вправду так хороши, как ты говоришь, то они могут накачать весь город вербеной, а когда ее действие пройдет, то будет уже слишком поздно внушать и исправлять. Паника.Нужно быть очень осторожным, когда планируешь выстрелить в короля — лучше не промахивайся и целься в самое сердце, — говорит брюнетка, кивая в сторону Хоуп и Клаус понимает о чем, точнее о ком говорит Кетрин. Он же знает, что есть оружие сдобное убить его и что станет, если об этом узнаю, а со смертью Киллен и Марсель стал прямой угрозой. Клауса Майклсона уже слишком поздно спасать или чинить. Он знает, что поймать его и спровоцировать можно только с помощью его сердца и души — дочери. У него есть только один выход и он же так долго искал свет, чтобы сейчас утратить его, лишиться своей дочери. У него есть только один выход — улыбнуться, стереть слезу с лица дочери и крепко обнять ее. — Хоуп, послушай меня, — начинает тот. — Много лет назад я поклялся, что никто и ничто не навредит тебе. Я сделаю все для этого. Я хочу сказать, что это нормально, когда дети хоронят родителей. Таков закон жизни. Будь готова, если меня не станет. Нашу семью невозможно победить, мы всегда берем, получаем, что пожелаем и живем на зло врагам. Ты станешь лучше меня и именно этого я и хотел для тебя, моя прекрасная дочь. — Плевать, потому что я не позволю тебе умереть! — закрыв глаза повторяет Хоуп. — Я сама убью всех, кто посмеет навредить нашей семье! У него один выход — уйти. Клаус и уходит, поступает, как всегда. Уходит, после того, как увидел в глазах дочери то, что так боялся увидеть: отчаяние, злобу, ненависть, пустоту, одиночество, желание отомстить и пролить кровь. Дети ведь сменяют своих родителей. Только вот мир Хоуп Майклсон рухнул и она рыдает на груди появившейся матери, которая придя в особняк Майклсонов вместе с Декланом, услышав голоса на втором этаже поспешила туда. Поспешила быть рядом и утешить свою дочь. — Мама, ты слышала, какой бред нес отец? Задумал самоубийство во блага семьи и моей защиты от какой-то организации истребляющей сверхъестественное, — заходится юная ведьма. — Новый Орлеан наш дом. Я родилась и росла здесь. Я люблю этот город. Я остановлю и убью любого, кто посмеет прийти сюда и отнять у нас наш дом. Никто не умрет. Мне нужна моя семья. Мне нужны мои родители. Живыми. Если потребуется, то я приму на себя черную магию и воспользуюсь ею. Я стану тьмой во плати и спалю все дотла, но получу желаемое, потому что я Майклсон. Слышишь меня, папочка! Я знаю, что ты слышишь меня! Я так и поступлю! — Я рядом солнышко, — шепчет Хейли гладя дочь по волосам. — Все будет хорошо. Давай поговорим. Хорошо? Что случилось? Ты же знаешь, что мы всегда сражаемся за тебя и не боимся умереть за тех, кого любим. — Но я боюсь вас потерять, — тихо шепчет Хоуп. — Тебя, отца, Романа, тетю Ребекку и Фрею, дядю Кола и Давину. Дядю Элайджу, который всегда хранил нашу клятву «Всегда и навсегда».Даже Кетрин. Венсент, Адам. Я не вынесу этого, мам. — Тебе страшно, грустно и больно, — объясняет Хейли — Это нормально, Хоуп. Мы будем сражаться и победим очередного врага все вместе. Тебе нужно успокоится и ты не будешь одна. Всегда и навечно. В тебе лучшее от меня и если случится нечто ужасное, то знай, что мы встретимся на той стороне. Не скора, конечно же, потому что ты должна прожить прекрасную и яркую жизнь, увидеть мир, творить, найти эпическую любовь и не бояться что-то менять. — Ты не потеряешь нас Хоуп, — и похоже Клаус Майклсон вернулся в комнату дочери во время. — Доверься мне… Держать изо всех сил в своих объятьях, все будет хорошо, а Хоуп Майклсон нужно время и успокоится в объятьях отца и увидеть улыбку матери, когда та подошла ближе и смотрела на них, а после, одним движением заключила их в свои объятья. Это же и есть тот момент, который заглушает боль. Они не семья, не та, которой принято быть, но они вместе и Хоуп нужен был этот момент рядом с родителями, которые в любой момент готовы быть рядом с ней. Они ее родители и им не все равно на судьбу и состояние их единственной дочери. Они же многое пытаются ей объяснить, советую и сделают все для ее блага. Они же зря готовы умереть за нее, за семью. Они же так мечтали воплотить лучшее в Хоуп и им не наплевать на то, как их дочь будет жить и с кем будет идти по жизни. Когда —нибудь Хоуп поймет это. Именно поэтому Кетрин увела Романа и Лендона на первый этаж особняка, где Элайджа и Деклан ведь лучше этим парням двоим быть под присмотром старших, пока они не поубивали друг друга из-за любви и ревности к Хоуп. Роман же предпочел молчать и выпить бокал с донорской кровью. Ему еще нужно переворить все, что происходит и как бы ему хотелось остановить время, чтобы не было всех этих проблем. А Лендон же, помня Элайджу и Деклана решил поговорить с ними и еще раз рассказать, что происходит и что привело его сюда, пока Кетрин, которая успела переодеться и приготовить молочную кашу, посадив сына в детское кресло, села рядом с ним ведь нужно покормить малыша, при этом бросив взгляд на Романа и Лендона. — Предупреждаю, если напугаете Эвана или устроите шоу ревности, то дело вам придеться иметь со мной, я лично сдеру с вас кожу, — грозит вампирша. — И не посмотрю на то, что я еще слаба и обратилась четыре месяца назад. Надрать зад двум придуркам я сумею. — Катерина, никаких угроз, — вмешивается Элайджа. — Как скажешь, дорогой, сегодня твоя очередь менять подгузники, — хмыкает Пирс вытирая детским полотенцем уголки губ малыша и она выглядит вполне счастливой с сыном на руках. — Можно подержать? — нерешительно спрашивает Лендон подойдя ближе. — Хоуп сказала, что вампиры не могут иметь детей. Но… Это из-за заклинания жены ее дяди Кола? Я постараюсь запомнить. — Давины, но было еще много чего, чтобы сейчас было все именно так, а не иначе, — сказала Пирс передавая сына на руки парню. — Осторожнее. Эван верткий и сегодня начал ходить. — Хорошо, — улыбается Керби, когда малыш своей маленькой ручкой касается его лица. Невыносимо. Но Лендон же никогда и не смел мечтать о Хоуп, ведь она с другим, а просто хотел быть хорошим и верным другом, в отличае от взрывного и ревнивого Романа, который и так терпел слишком долго, но может этим он и понравился Хоуп? Он всегда был рядом, понимал и принимал, прощал. Он ее первая любовь. В такие моменты боль невыносима, и трагедия обращается в настоящую драму. Боль съедает Хоуп изнутри, а жить в драме Майклсонов она привыкла.Привыкла к вечным страданием и краху. Только она не знает, как жить дальше и кто может умереть следующим, когда вместе с родителями проходит в кухню. Но Лендон Керби знает, как жить дальше. Пока он смеется держа на руках годовалого мальчика и он выглядит счастливым, не думает о тягостях жизни и особенно смерти. Он просто счастлив здесь и сейчас. А Хоуп счастлива стоя рядом с родителями, которые не спорят о том, как ее защищать и теперь Лендон понимает, как ей хорошо когда она свободна от семейной драмы. Ведь слышал же и видел слезы на ее глазах, а еще думал, что ему не повезло с семьей. Но родных не выбирают и этим утром Лендон понял, что они не такие чудовища, какими их представляли. Они просто сражаются за жизнь, за свою правду, за семью, за тех, кого любят. — Нам, мужчинам, нужно поговорить, в моей комнате, у меня есть план, а женщинам лучше остаться здесь и не вмешиваться, кажется мы нашли маленького шпиона, которого отправим в Триаду, я уже придумал легенду, — говорит Клаус указывая на лестницу. — И ты это сказал в двадцать первом веке феминисток? Ты хотел так унизить меня? — нахмурив брови произносит Пирс. — В Исламе ребенка оставляют с отцом, — отвечает гибрид. — Элайджа, напомни своей жене это и преподай урок истории, а лучше приструни ее, если Кетрин не заткнется прямо сейчас. — Стоп! Меня? Вы обо мне говорили? Какой из меня шпион? — кашляет Лендон передавая мальчика на руки Кетрин. — Я даже врать не умею… Какая от меня польза? Нееетттт… — Именно поэтому ты идельный шпион. Я не благотворительный фонд и если ты не моей стороне, то мертв, — заявляет Клаус смотря на напуганного парня. — Идем, и лучше тебе запомнить все с первого раза. Ненавижу повторять. И если бы Хоуп могла что-то изменить, но она не может и просто хлопает проходящего мимо ее Лендона по плечу. Теперь и он ввязан во все это и вряд ли его жизнь будет преждей. Теперь его жизнь наполнит боль и потери. У каждого своя правда и Хейли Маршалл отворачивается, делая вид, что наливает сок, когда Хоуп целует в щеку малыша и щекочит его животик. Но Кетрин Пирс слишком наблюдательна и очень долго живет на этой планете, чтобы понять, что Хейли питает к ней только ненависть и призрение. Ей проще попросить Хоуп отнести Эвана в гостиную и поиграть с ним, да и Хоуп же понимает, что ее матери и Кетрин нужно поговорить и надется только на то, что те на разнесут кухню. — Хейли, послушай, я знаю, что ты меня ненавидишь, сейчас не время для размовок. Сейчас важнее победить врага и защитить. Нам, девочкам нужно объединиться и держаться вместе. Я звоню своей дочери и Ребекке. Свяжись с Фреей и Давиной. — Ты всегда была и будешь лживой, самовоюбленной стервой. Добилась всего, чего желала? Защиты и власти? Сперва затащила Элайджу в постель, потом милость Клауса и пытаешься мило улыбаться тренируясь с ним, только чтобы тот не разорвал тебя на мелкие кусочки. Он согласился на этот мир ради счастья брата, свадьба и мне кажется, что священник был ненастоящий. Отняла у меня друзей. Диктуешь свои правила городу и управляешь фракцией вампиров прикрываясь Элайджей, заняла место в иеархии вампиров, а и ребенок. Но я то знаю, что ребенок нужен был тебе, чтобы манипулировать Элайджей. Я же знаю, как он ценит и чтит семейные узы и теперь не оставит тебя, а каким мужчиной он будет, если разлучит мать с ребенком, не позволит врагам приблизиться к тебе и сыну. Хотя лучше бы было если бы тебя не было и ты бы не обратилась, а умерла, когда Клаус свернул тебе шею. — Священник был настоящим. Я проверяла. Мои чувства к Элайдже настоящие и благодаря ему у меня есть все то, чего не было, я не одинока, я любима, я обрела покой и семью. Я не хочу потерять это. Я скорее умру, чем потеряю Элайджу. А ты, волчонок, просто не способна на взрослую и зрелую любовь. Ты способна только на ненависть и импульсивные поступки. — Плевать. Я буду защищать свою дочь, как посчитаю нужным. Подумаешь, тайная организация против сверхъестественных существ. Не такое проходила. У меня уйдет минут двадцать, чтобы убить их всех и сровнять с землей. Минут десять, если рядом будет Клаус. — Не будь так самоуверенна. Не все так просто иначе бы Клаус не вел себя так. Я слишком долго его знаю.Хоуп больше не ребенок и неужели ты не видишь этого? Она вступила во взрослую жизнь и желает защитить семью, как вы защищали ее все эти годы. Если продолжишь себя так вести, испортишь план Клауса, то он запрет тебя в гробу, а может, это будет Хоуп? — А значит следующем пунктом твоего злодейского плана было поссорить меня с дочерью. Не выйдет. — Нет… Просто открыть тебе глаза на происходящее. Ты еще вспомнишь мои слова. — Отвали. — Я звоню Ребекке. Я буду делать все, чтобы защитить сына и дочь и того, кого люблю, потому что зная Элайджу уверена, что он первым будет готов умереть защищая семью. Вечный спаситель и хранитель семейных уз. Я этого не допущу. Он будет жить. Нам еще сына растить и обустраивать новый дом на окраине Лондона. Ты должна подумать, каково будет Хоуп, если она потеряет родителей. Не геройствуй, волчонок. И Хейли Маршалл еще вспомнит слова Кетрин Пирс. У Хейли Маршалл своя правда, а у Кетрин Пирс. Но они встали на одну дорогу. Дорогу ведущую к смерти. Все дороги ведут к смерти. ***[Вступление]: Всему несбывшемуся посвящается. У каждого здесь есть своя правда. Как правильно здесь жить - я не знаю, Лишь хочу видеть в глазах твоих много кайфа; И на взлётке, чтоб в прыжке от ног кроссы отлетали. Насмотреться друг на друга под утро, Ведь нам не быть с тобою вместе, ты знаешь Во взрослой жизни очень много замутов - Лишь просто дай тебя обниму, и вместе полетаем! О, в лёгких тает дым, и над заливом Запомни ты меня таким, таким счастливым. О, в лёгких тает дым, и тем же утром Запомни ты меня таким, таким придурком. Макс Корж - Тает дым.
Утром следующего дня Лендон обнаружит рядом с постелью записку и коробку с новыми фирменными кроссовками. Пришло время уехать, ведь и так все тело дрожит, не слушает, от осознания, что он находится под одной крышей с монстрами. Он не может унять эту дрожь в руках, когда читает записку: « Нужно поговорить перед твоим отъездом. Буду ждать тебя в доках после завтрака. Никто об этом не должен знать. Хоуп». Никто же заставлял его соглашаться на все это и тем более влюбляться в дочь Клауса Майклсона, ведь иначе бы тот никогда бы не согласится подписать себе смертный приговор и принять условия Клауса. Все ради нее и ее счастья. Вдохнуть больше кислорода и понять, что может Майклсоны и не такие монстры, ведь спустившись вниз он застал Деклана, готовящего завтрак, а рядом с ним Хейли, которая обнимает его сзади и кажется пытается поцеловать в щеку, ведь тот сосредоточен на приготовление блинчиков. Он видит в гостиной Кетрин и Элайджу, которые сидят на ковре и играют с сыном. Сейчас их не волнует семейная драма, ведь и так знают, что впереди только тьма и кровь, а может и смерть, возможно они в поседений раз слышат смех их ребенка и играют с ним. Лендон слышит смех Хоуп, которая проходит в кухню вместе с отцом и по их внешнему виду ясно, что они рисовали во дворе. Кажется она не стерла краску с переносицы и не вымыв руки берет с тарелки горячий блинчик, вот только Роман вмешивается и сев рядом кормит ее. Она кажется счастливой и такой он ее желает запомнить. — Мы закончили картину, — жуя, пытается сказать Хоуп. — Да, повесим ее в гостиной, — соглашается Клаус, отходя в сторону, чтобы налить в стакан порцию виски и Лендон не понимает, почему тот держится в стороне и отходит к камину в гостиной. — Доброе утро, — решается сказать тот. — Завтрак? — предлагает Деклан. — Он боится, — смеется Хейли. — Я чувствую его страх. — Не каждый день сталкиваешься с вампирами, — медленно говорит тот садясь напротив Хоуп и Романа. — Не осуждай его, мам, — продолжает Хоуп. — У всех одинаковая реакция. — Да я помню себя, когда узнал все и обратился, — соглашается Деклан. — Я подумала типа « Черт. Мой мир никогда не будет прежним. Это мир сошел с ума или мне пора в психушку». — Именно, — кивает парень. Ему не сложно догадаться, по счастливым глазам Хоуп, что такое утро редкость в этой семье. Такой счастливой он ее и запомнит. Редкость, что сегодня они вдыхают запах счастья, а не смерти и потерь. А может они и не такие монстры, которыми их описывали, ведь Лендон Керби увидел их другую сторону, то, что борятся за их мир и то, что им дорого. Жаль, что в нашей голове нет клавиши, словно в компьютере на которую можно нажать и стереть все пережитые трагические моменты и все, что мучает. Сейчас его мучает, то, что еще не совершил, но сегодня ему нужно навсегда покинуть Новый Орлеан и никогда не возвращаться. И где ему взять сил, чтобы бороться, но его автобус отходит только в пять вечера, а значит у него есть время, чтобы увидеть ее и выполнять обещание. Сейчас Хоуп Майклсон грызет чувство вины, ведь зря же не послушала Коула, когда тот говорил, что лучше ей поступить иначе, чем убедить ее лучшего друга в том, что она умерла. Ей необходимо было выговориться, потому что она не знает увидит ли она его вновь и что может случиться завтра. Может они видятся в последний раз? Может этим утром им достаточно просто молчать, вдыхать морской воздух и набоюдать за приходящими и отчалившими кораблями. Может завтра они будут по разные стороны в этой назревающий и кровавой войне. Но пока у них еще есть время насмотреться друг друга и эти корабли, которые уходит и всегда возвращаются в доки, да они могут заплутать во тьме, но свет маяка всегда указывает дорогу в порт, дорогу жизни и спасению. — Прости… Мне жаль… Мне очень жаль… Правда, я не хотела тебя втягивать во все это… Через несколько месяцев ты привыкаешь и все примешь. — И проще было инсценировать смерть, а через три месяца прислать картину. Мои приемные родители закрыли меня в клинике на две недели, потому я доказывал им, что ты жива. Почему ты все же прислала картину и призналась? — Ты слишком дорог для меня и помнишь наш выпускной? Тогда я и придумала этот план со взрывом на мосту. Тогда я думала, что проще будет, если я умру для тебя и тогда ты переживешь эту боль, но запомнишь меня живой и счастливой, что время унесет боль и ты начнешь жить новой жизнью. Мой дядя Кол сказал, что проще и легче не станет от этого и лучше было бы мне нормально попрощаться и отпустить. Но моя семья далека от нормальности и я, как и мой отец не умею прощаться. — Как и моя… Мои родители оказались наемниками и уничтожают таких, как ты… Моя никудышная мать оставила меня после рождения. Отец, похоже даже не знает о моем существовании. — Монстров. Можешь сказать это вслух. Лендон, если будет нужно, то я убью любого, кто посмеет прийти за моей семьей, даже твоего отца или мать. Мне будет плевать, кого нужно будет убить ради защиты моей семью и ты даже не представляешь, как больно, когда твое сердце вырывают живьем. Мой отец говорит, что воины сражаются за семью и что смерть тихо танцует в тени каждого из нас. И она безразлична ко всем нам. Я же знаю, что именно так ты думаешь, Лендон. Ты видел мое лицо. Я была той волчицей, тогда в лесу. Я могла убить тебя, но что-то меня остановило тогда. Поэтому я сказала тебе держаться подальше. В пансионе Сальваторе для сверхъестественных существ нас учили жить в мире между фракциями, использовать свои силы во благо, срывать от людей свою сущность, учили принимать свою природу, но нас не учили защищаться, потому что этому меня учит отец. Он сказал, что поверит только тогда, когда я одолею ее в схватки. Я в пансионе с семи лет и всегда считала это место безопасным местом, домом, пока все не узнали правду о моей семье и возненавидели меня. Я была брошена в одиночестве. В их лице я была злодеем, в мире доброты и добра. Я происходила от линии злодеев во всех их историях. Знаешь, чем дольше я была там, тем больше хотела сбежать вернуть семью. Я плакала, не хотела, принимать то, что все это из-за меня, что моя семья разбита и обречена и я стала ее погибелью, а не спасением. Я не хотела, чтобы ты знал мою темную сторону, потому что ты бы испугался и сбежал бы, не захотел бы видеть меня. Я ужасный друг. Я убийца, потому что там можно было активировать ген оборотня. Мне было пятнадцать, когда по моей вине умерли все перворождённые ведьмы этого города и моя мать, а дядя Элайджа последовал в Ад вслед за Кетрин. Кстати, она была Дьяволом. Все это из-за того, что я украла единственное оружие способное убить мою семью и прочла заклинание смерти. У меня вышло убить их. Понимаешь? Я убила свою семью, потому что знала, что их соберут в одном месте и тогда я смогу принять на себя древнюю и черную магию Пустой и умереть. Я хотела умереть. Эта чертова ведьма хотела получить мои силы, убить меня и из-за нее я не могла видеть свою семью восемь лет. Ее невозможно было убить, только разорвать на части, которые несли в себе каждый из членов моей семьи: Элайджа, Коул, Ребекка и мой отец. Великая жертва, чтобы я могла жить и вырасти. Мне тогда было семь и я помню, как меня сдерживала мать, когда уходил отец, сказав, что любит меня. Если бы они встретились, то она бы восстала и пришла за мной. К счастью, план тети Фреи и Кетрин сработал и ее погубила жажда власти. — Меня пугает сочетание слов « темная» и « магия». Обещай мне, никогда не пользоваться ею, даже ради защиты семьи? Можно спасти и другим способом, не впуская в себя тьму, которая уничтожит тебя. Твоя семья пережила столько врагов и еще столько же переживет. Ты лучше этого и тьмы. — Обещаю, но я чудовища и моя темная сторона чудовищна, тянет на дно, в море тьмы. Я теряю контроль. Ты был достоин, чтобы узнать правду. — Я так не думаю, Хоуп. Никогда так не думал. В моих глазах ты никогда не была монстром. Я увидел, что вы сражаетесь за семью, за то что вам дорого. Сегодня я увидел другую сторону и твоей семьи. Видимо, такие моменты очень редки в вашей семьи. — Даже единичны. Редко, когда все собираются вместе и не пытаются убить друг друга или предать, когда все помнят о клятве «Всегда и навечно», когда все собираются за рождественским ужином. Мой дядя Элайджа стер воспоминания о семье, чтобы не пойти спасать моего отца, как это было всегда, когда принял на себя часть Пустой, тогда он забыл все, что связывало его с клятвой данной тысячу лет назад. Я даже не представляю, каково это быть надежным плечом на которое можно опереться, но мой дядя представляет. Он всегда прощает и продолжает бороться за моего отца, за семью.Он стал свободным и счастливым рядом с Кетрин. Я была в ее разуме и видела многое, только промолчала об этом. Я просто поняла, что ею движет тоже, что и моим отцом — они одиноки и ненавидят это. Мой отец убил всю ее семью, чтобы просто отомстить и она пять веков бежала от него. Возможно, она ненавидит всю мою семью, но себя она ненавидит больше. Неудивительно, что она стала такой стервой, ведь именно это и происходит, когда человека оставляют брошенным в одиночестве, лишенного любви и нежности. Он превращается в овощ, механизм лишенный эмоций и чувств. Но любовь и чувства к Элайджи ее единственная связь с человечностью. Она на многое пошла ради ребенка того, кого любит. Порой мне кажется, что моя мать ненавидит ее за то, что она счастлива, что для нее Элайджа стал тем мужчиной, которого всегда хотела видеть моя мать, что рождение Эвана не было таким жестоким, как мое. Стоит упомянуть, что моя мать влюблена в моего дядю Элайджу и была с ним? Опущу тот момент, когда я узнала, что моя мать спала с моим дядей. Но она не приняла его темную сторону и в любом случае они были обречены. Еще она была замужем за Джексоном ради объединения стаи. Она ненавидит Кетрин считая, что именно она подтолкнула ее в постель к моему отцу, поэтому это редкость, когда моя мать и Кетрин не пытаются убить друг друга и все обходится взглядами полными призрения. Кстати, моего отца она тоже ненавидит, а он часто говорит, что она просто бывшая на ночь, чтобы позлить ее. Но рядом с Деканом ее сердце успокоилось и он был рядом, когда отец ушел. Он учил меня кататься на велосипеде, все праздники и я нарисовала его портрет. Кетрин сдержала свое слова, когда вернула мою мать и освободила ее душу. Да, моя мать буквально продала душу Дьяволу, чтобы спасти меня. Моя тетя Ребекка уехала вместе с Марселем и сбылась ее мечта стать матерью. Они усыновили мальчика и девочку. Она кажется мне счастливой. Мой дядя Коул тоже обрел заслуженное счастье и покой рядом с женой Давиной и сыном Хенриком, он чувствует себя частью « Всегда и навечно». Моя тетя Фрея ведьма и не бессмертна, из-за меня умерла ее возлюбленная Киллен, а они готовились к свадьбе. Но в прощальном письме Киллен попросила ее присмотреть за девочкой из приюта с геном оборотня. Сейчас она преподает, а пансионе Сальваторе и растит девочку. Мне было пятнадцать, когда она переехала в Мистик Фоллс и я смогла приходить и оставаться на выходных, в старом особняке моей семьи, который построил мой отец. Я не знаю, что сказать о моем отце. Он алкоголик, неуправляемый псих с приступами паранои, художник и любящей отец. Я его сердце и душа. Он боялся стать ужасным отцом для меня и к счастью, это так и осталось его страхом. Он прекрасный отец. Моя мать животное во плати и убивает из- за всего происходящего в ее жизни. Есть еще я Хоуп Майклсон, которой всегда напоминают о том, что она надежда этой семьи и от этого я чувствую себя еще более сломанной, как будто мое сердце живьем вырвали из груди. Моя мать хотела, чтобы я уехала, поступила Парижский Университет Сорбонна, отправить со мной несколько волков из стаи, как охранников и Роман был бы рядом.Она всегда сама принимает решения, даже поссорилась с моим отцом, в тысячный раз. Но я решила остаться на этот год, рядом с отцом, чтобы убедиться, что с ним хорошо, наверстать упущенное время и просто быть рядом, быть хорошей дочерью. Я изучаю гримуары моей бабушки Эстер, тренируюсь, рисую с отцом, учусь управлять и быть достойным лидером, читаю современную литературу и классику, изучаю французский и испанский, чем доволен дядя Элайджа. Хотя, я подумываю о болгарском, ведь мой папа часто разговаривает с Кетрин на болгарском, но мне кажется, что они просто проклинают друг друга. Дядя Элайджа всегда смеется, когда это происходит и мне кажется, что все хорошо. Мы плачем, ненавидим, но всегда остаемся вместе и боремся за « Всегда и навечно».Все, что любят Майклсоны обращается в пепел. — Но я знаю, каково это, когда из твоей груди живьем вырывают сердце, как это невыносимо больно. Ты вырвала мое, потому что я люблю тебя и знаю, что нам не быть вместе, не построить семью, не выбирать квартиру, не спорить, не готовиться к свадьбе, не растить детей вместе, не состариться вместе. Это никогда не сбудется. Но если я умру, то буду знать, за что умер. Может это последний раз, когда я вижу тебя. — Так вот, что увидел мой отец и это причина почему ты все еще жив, согласился помочь.Ради любви идут на любые безумства. Лендон, пообещай мне отпустить это чувство, жить и быть счастливым с другой, прожить полную и насыщенную жизнь. Запомни меня такой… Счастливой. — У нас есть хороший план спасения и все должно сработать, Хоуп. Если я и хочу что-то запомнить, то пусть это будет именно этот момент… Обещай мне никогда не унывать, не сдаваться и запомнить меня таким вот влюбленным придурком. Кажется, что даже небеса двигаются в такт с ними, а птицы кружат только над ними, когда Лендон обнимает ее: крепко, медленно вдыхая запах ее духов — орхидея и голубика. Эти объятья ценнее всех богатств мира. Даже если бы ему стерли память он бы все равно влюбился в нее, встретив на улицы, среди мимо идущей толпы, ведь она словно свет мояка в этой тьме. Эти объятья придают сил бороться за завтра. Только он и она в этих доках и ветер в лицо. И он улыбается видя в ее глазах что-то похожее на отблеск счастья, ведь благодаря ему она позабыла о том, что впереди ее ждет еще слишком много боли и крови, слез и потерь. Знает же, что им никогда не быть вместе. Знает же, что нет ничего хуже неразделенной любви, которая является удавкой на шеи и медленно убивает. Это самая медленная и болезненная смерть, потому что ты мечтал разделить с человеком всю жизнь, подарить ему свое сердце, а это никогда не сбудется, а единственное что ты чувствуешь — пустота и боль. Но ты будешь вспоминать свою мечту, того с кем желал ее разделить, за что боролся и ото этого еще хуже, это медленно будет сводить с ума и не позволит обрести покой и открыть сердце для кого-то другого. Любовь не ищет объяснений. Все, что происходит в наших жизнях, порой не ищет объяснений. Он же знает, что им не быть вместе. И набрав больше воздуха в легкие, сохранять спокойствие и дрожь в коленях. Лендон все же решается опустить свои руки на ее талию, притянуть к себе, позволить носам прикоснуться и Хоуп прикрывает глаза, когда его губы накрываю ее. Она сперва сжала руки в кулаки и думала оттолкнуть от себя, и бросить в холодную воду, чтобы тот навсегда запомнил урок, но Хоуп расслабляет руки, когда пальцы парня касаются ее, переплетают руки воедино и она отвечает на этот поцелуй. У него губы сладкие из-за съеденного за завтраком шоколадного блинчика с медом. Лендон же запомнит металлический привкус крови. Ее губы со вкусом темно-алой крови, бокал которой Хоуп выпила перед выходом из особняка.Открыв глаза Майклсон видит его глаза: зрачки расширены, словно находится под кайфом. Любовь ведь очень сложа с действием наркотика: сперва ты ловишь кайф, а после тебе мало одной дозы и ты плетешься за второй, третьей, чтобы в конце столкнуться с ломкой, болью и зависимость. И она запомнит его лицо: счастливое и кайф в глазах. Эта невесомость и сладкое ощущение легкости, как будто воздух тает в легких. И этот поцелуй он посвятит всему несбывшемуся. — Надеюсь Клаус или твой ревнивый парень не убьют меня за это. — Нет. Мне понравилось даже твоя решительность. Ты никогда не был таким. У нас есть еще минут сорок, прежде, чем все бросятся названивать мне и искать, потому что исчезнет моя магическая проекция. — Магическая проекция? — А как ты думал я сбегаю с Романом на очередную вечеринку или покататься по ночному городу на машине, которую он мне подарил, когда мне было пятнадцать. Папочка явно знает, но не показывает вида. Мелкая шалость. — Круто. Мне бы такую, на экзамены. Только представь: твоя копия сдает за тебя экзамен, пока ты лежишь на диване и ешь пиццу. Это нереально круто. — Какой же ты смешной. — Экскурсия и кофе? — Согласна. Я буду лучшим экскурсоводом и покажу тебе город, который люблю. Я покажу тебе Новый Орлеан, который знаю я. Начнем мы с церкви Святой Анны, в которой я родилась. Вдохнуть друг друга и держаться за руки, пока есть еще время. Он запомнит ее такой счастливой и беззаботной. Она запомнит его вот таким неунывающим, счастливым и влюбленным придурком, который готов рискнуть даже жизнью ради нее. Этим утром они запомнят друг друга такими счастливыми. И как бы они желали, чтобы время остановилось.