Но… Эван Майклсон кричит, падает на колен, срывая голос и не стыдиться соленых слез, которые медленно текут по его лицу и щекам. Поддаться эмоциям и слезам Майклсон позволил себе только после хлопка входной дверью только Кетрин Пирс не из тех, кто бросится утешать и поддерживать в темную минуту. Не осталась бы смотреть на то, как ее сын сжигает себя огне из чувства вины перед той, которую любит, но боится в своих чувствах признаться. Опоздал? Потерял часть себя? Похоронил свою любовь и свое сердце на шести футах под землей? Не в силах унять дрожь в руках и от того черкнуть спичкой и зажечь белую, толстую свечу у него выходит с двенадцатой попытки. Хуже было дрожащим голосом, сквозь всхлипы и слезы читать заклинание и открыв глаза понять, что находится он в коридоре госпиталя, посреди спешащих людей и от ее палаты его отделяют несколько шагов. Говорят, что хоронить на расстоянии шести футов появилось именно в Англии, в темные и страшные времена, когда царствовала и отнимала жизни королева чума. Люди думали, что хороня таким способом заражённых они защищают себя и был даже принят соответствующий закон. Как вышло так, что Вилия потеряла себя и могла не вернуться в этот мир, а оказаться покойником, погребенной под шести футами земли. Этим утром ничего не предвещало трагедии и девушка улыбалась смотря на солнце и голубые облака, поднеся к губам стаканчик с горячим и таким любимым латте с клубничным сиропом. Этим утром она не могла знать, что кофе отравлено и ее боязнь света, расширенные зрачки один из симптомов, как сухость во рту, затрудненная дыхание, жжение, хриплый голос. Ее сердце вот — вот выпрыгнет из груди, потеря ориентации и мелкие мурашки перед глазами. Девушке кажется, что ее возлюбленный рядом и именно он вернулся к ней, протягивает ей руку и тем самым спасает ее. — Эван… Ты вернулся… Не все так легко и прекрасно, ведь случайный прохожий оттаскивает ее от проезжей части и тяжело выдыхнет, когда девушка цепляется в ткань его пальто своими тонкими руками, тянется к губам шепча «Эван». Она могла умереть через три часа если бы не случайные прохожие, которые вызвали скорую. Так она потеряла себя. А нашла себя девушка не помнящей последних событий, губы сухие, что у нее нет сил, чтобы разомкнуть их, в белоснежной палате, ледащей на постели под капельницей, подключённой к аппаратам, видя за стеклом палаты своего отца и мать, которые, разговаривают с доктором, а вот на стуле у постели сидит ее брат Арчи. — С возвращением, сестренка. — Что произошло, Арчи? — Тебя отравили белладонной и к счастью все обошлось промыванием желудка и галлюцинациями. Отец сорвался с работы, когда ему позвонили. — На нашего вечно занятого папочку это не похоже. — И все же с тебя пятьсот баксов или обнаженная прогулка по кампусу. Выбирай… — Ты бредешь… — Но не я же кричал в бреду «Эван, ты вернулся» «Эван, ты здесь». — Черт… — А я давно был уверен, что у тебя чувства к нему и именно я вас познакомил, только ты все отрицала. А зря… Он тоже влюблен в тебя. — Теперь это неважно и он уехал в Лос -Анжелес. Надеюсь навсегда. — Врушка… Парень смеется, когда девушка запускает в его оторванным бутоном белой розы, ведь подключенная к аппаратам она только смогла дотянуться до букета цветов стоявших в вазе на прикроватной тумбочке. Вилия ведь и вправду искусная лгунья, если боится признаться в чувствах к такому благородному и сильному юноши. Для нее он друг брата, который сидел с ней за одной партой и посещал конный клуб. Эван Петро всегда казался грустным и понятно, что лишившейся в три года родителей ребенок вряд ли будет улыбаться. Пусть Вилия росла эгоистичной и избалованной дочерью богатых родителей, но сохранила чистое сердце способное на сострадание. Отворачивается от солнечных лучей и может было бы и вправду, лучше, если бы ее опустили под землю на эти самые шесть футов, ведь вместе с холодным и бледным телом похоронили и ее истерзанное сердце, чем тихо всхлипывать в больничную подушку, сжимать окровавленные ладони, ведь у роз есть шипы и занозы, которые расцарапали нежную кожу. — Привет… Вздрагивает слыша его голос и тихие шаги, найдя в себе силы поднять голову с подушки видит, как тот наступает на бутон розы и улыбается ей. Видит ее слабую, лицо мокрое от слез, глаза красные, напухшие, ладони исцарапаны и девушка только сейчас замечает это, ведь она пыталась казаться сильной и игнорировать жжение и боль, свежую кровь, неприятное ощущение от катетера в вене. Перед ним должна казаться неприступной и сильной, поэтому она садиться на постель и даже скрещивает руки на груди. Вернулся вопреки законам жизни, в которых уходят навсегда? — Ну привет, слизняк. Отменил семейные каникулы с дядей? Как ты вернулся так быстро или ты врал все это время и просто игнорировал мои звонки и сообщения? — Я предпочитаю не лгать… Ты была права и в Лос- Анджелесе шикарные закаты. — Я всегда права… — Как себя чувствуешь? — Все еще жива. Только как яд оказался в кофе? Я каждый день хожу в ту кофейню. Стоит сменить предпочтения и перейти на какао. Как думаешь? Глупая ошибка или происки конкурентов отца? Она видит еле заметную улыбку, поджимает ноги, когда тот садиться на постель и Эван же в отца промолчит, не изменил серьезного выражения лица и не коснется ее руки, как и та не посмеет улыбнуться непринужденной улыбкой и коснуться его лица дрожащей ладонью. Гордые влюбленные, с личными убеждениями. Эвану Майклсону не чего терять, думает, что уже потерял и испортил. По кожи пробежала волна мурашек. Должен же сказать правду, то что скрывал и посмотреть, возможно, в последний раз взглянуть в ее зеленые глаза и начать говорить. Не будет же сожалеть, что рассказал ей всю правду.Заслужила знать абсолютно все. Когда любишь существует несколько вариантов: счастливый конец, когда бросают тебя или бросаешь ты. И, пожалуй самый ужасный вариант, тот, когда тебе становится все равно, тебя не бросают и ты не бросаешь. Этот вариант и называется — упустил любовь. Неужели Вилия и Эван упустили любовь? — Моя мать… Тебя пыталась убить моя мать, которая посчитала, что мне рано решать свою судьбу. — Что? Нет это невозможно. Твои родители умерли, когда тебе было три. Тебя растила сестра. Я знаю тебя с детских лет. Я помню, как мы гуляли на одной детской площадке, как пошли в конный клуб, как смеялись, как сбежали на первую вечеринку, как ты злился из-за моих тупых шуток и не переносил биологию. — Я вернул их в мир живых, когда мне было пятнадцать. Я Эван Майклсон. Мой отец первородный вампир Элайджа Майклсон. Мать Кетрин Пирс. Двойник и Дьявол. В прямом смысле этого слова. Я же являюсь одним из сильнейших ведьмаков в этом мире и появился на этот свет благодаря магии, заклинанию придуманным Давиной Клер. Моя бабушка Эстер была первородной ведьмой и создала темную магию, породила вампиров. Мой дядя Клаус бессмертный гибрид вампира и оборотня. Его дочь, моя кузина Хоуп, тригибрид: вампир, оборотень и ведьма. Про остальных родственников лучше молчать? По кожи девушки прошла очередная волна дрожи, перед глазами туман. Не поминает или не желает принимать правду, пятиться назад пытаясь взять с тумбочки чашку с остывшим — Ты пьян? Отлично! Раньше я думала, что ты псих, а сейчас я вижу, что чокнулись мы оба. Густые серые облака и холодный ливень скроют печаль, то что он оставил. Сжать руки в замок, прошептать несколько строчек на латыни. Легенда о прекрасной бабочке гласит, что все в наших руках: сожмем сильнее и прекрасная бабочка умрет, разожмем ладони — даруем свободу и жизнь. — Ключ от особняка спрятан в вазе, рядом с правой колонной. В комнате есть сейф, пароль: 33013, под картиной Щегол Карела Фабрициуса, между прочем это оригинал и мой отец будет недоволен, если с картиной что-то случиться. Там все ответы на твои вопросы. Нам может казаться, что жизнь или люди вокруг нас клишированные: лишь белые или только черные, злые или добрые. Реальный мир и жизнь не простые, нет решений. Эвану бы было полезно усвоить урок о доверии, прежде чем открываться первой встречной. В голове туман, тело словно парализовало, прекрасная оранжевая бабочка села ей на щеку от неожиданности и щекотания Вилия засмеялась. Девушка прекрасно понимала, что это значит и его секрет отныне в ее руках. — Уходи и никогда не возвращайся. Не могла промолчать, а ранить словами куда больнее, да и сейчас ее сердце наполнено болью злобой и гневом. Глупая дурочка? Исчезает в этом тумане, как и бабочка с ее лица, остается только пустота. Она же просила оставить и не пожалеет о своем решении. Вилия же из тех гордых девушек, которые никогда не извинятся и не пожалеют о содеянном. Выдергивает катетер из вены, босая идет по коридору, в больничной одежде, игнорируя крики медсестер и перепуганного отца. В здравом уме? Осталась одна под этим огромным синим небом, проливным ливнем, упала на колени, обняла себя. Скорее всего сляжет от переохлаждения с воспалением или бронхитом. Но разве ее сейчас волнует? А Эван Майклсон тот, с кем она желала быть и провести всю жизнь, построить семью? Он больше не вернется, ушел из-за ее гордости и ее слов, оставил после себя пустоту. Ей же важна свобода и плевать на его чувства. Похоронил все несколькими предложениями, а та ведь мечтала о доме и их свадьбе. Испортили. Глупые. Уходит в сторону знакомого особняка на окраине города. Не из тех, кто успокоится не докопавшись до истины. Солнце скрылось за тучами. Дрожит, перед глазами все расплывается, всхлипывает глотая капли дождевой воды и собственные слезы, которые удачно скрыл дождь. Клялась же, что больше не придет. Лгала. Накрыло шоковой волной когда открыв входную дверь, видит в прихожей комод с семейными фото, с пятой попытки, не так то было просто это сделать мокрыми, дрожащим и холодными руками справиться с замком. В доме тихо и темно, слышно только хлюпанье босых ног по доскам паркета. Ее раны и так слишком болючи, а вдобавок еще и все эти фотографии доказывающее правдивость его слов. Мокрыми руками касается стекла одной из фоторамок. Счастливое семейное фото с крестин Эвана, на следующей фотографии пятилетний Эван целует сестру в щеку. Невозможно не заметить фото черное-белое со свадьбы Кетрин Элайджи с засохшей кровью в углу, на следующей Эван с Клаусом и Хоуп, обычное фото сделанное во время окончания учебного года, когда ему было тринадцать, а на фото с пятнадцатилетия, по мимо традиционной семейной фотографии, Эван изображен с симпатичной блондинкой и чернокожим мужчиной — Ребеккой и Марселем. Общее фото с Хоуп и Хенриком. Да и не стоит забывать о фото с родителями сделанным на выпускном, в конном клубе, в Новом Орлеане во время Манди —гра. Все это сводит с ума и кто виноват в этом? Тихая и печальная. И что подсказывает сердце? Поднимается вверх по лестнице. Мурашки по коже от висящей на стене картине, той самой, о которой говорил Эван. Кашляет от пыли снимая с петли картину, ставит ее на пол. В сейфе помимо фальшивых документов, наличных, коробочек с украшениями несколько дневников с буквой « М» и книга Petrova, в которой девушка находит старинный портрет. Кричать в пустоту? Сесть на пол листая страницы дневника, пытаясь разобрать мужской подчерк и написанные строки.
» Лгунья. Избалованный ребенок добивающейся цели любым способом. Не думал, что когда-либо признаю это, но моя возлюбленная Катерина посмела солгать мне вновь. Скрыть, что носит под сердцем нашего ребенка. Сегодня я зол и счастлив одновременно. Странное чувство бушующее во мне грядущего отцовства. Я дал ей слова, приклонив голову и целуя руку, что не потеряю сердцебиение нашего будущего ребенка. Я намерен сражаться за их обоих.» « Эван. Имя моему сыну дал мой сводный брат Никлаус и для меня это величайшая честь ведь мы идет рука об руку тысячу лет и я дал имя его дочери, надежде этой семьи — Хоуп.» « После стольких лет странно сидеть за столом изливая душу на бумагу. Никлаус долго рассказывал мне об упущенным после тринадцати лет забвения. Мой брат уверил, что я могу гордиться пятнадцатилетним сыном и он спокоен и уверен, придерживается клятвы семьи» Всегда и навечно». Никлаус поведал ему правдивую историю нашей семьи. поступил верно спасая брата от смертельно удара в грудь. Поступил ли я верно по отношению к сыну оставив его без поддержки и заботы отца и матери на долгие годы? « Моя возлюбленная Катерина улыбается, рядом наш сын семья едина. О большем за десять веков я не смел мечтать.»Вилию находят спящей на полу, прижимающей к груди дневник, кругом разбросанные вещи и пожелтевшие листки из дневников. Заплаканная, с красными опухшими глазами, она ведь только уснула, но видимо не суждено ей было обрести покой этой ночью, как и родителям искавшим дочь по всему городу вместе с полицией. Не сразу реагирует на слова отца, то, что он набрасывает на ее плечи свое пальто. — А я то знал, что ты будешь здесь, сестренка, — вдруг говорит стоявший у дверей Арчи. — Только посмотрите… Шеф феминистского движения Гарворда страдает из-за утраченной любви и плачет по какому-то пареньку. — Помолчи, сын — не выдержав говорит пожилой мужчина прижимая к себе дочь. — Мы возвращаемся домой, и со всем разберемся. Идем, Вилия. Потеряла себя. Похоронила сердце и себя на шесть футов под землей.
*** Лос-Анджелес** Надя Петрова находит своего брата в комнате пахнущей дымом и расплавленным воском свеч, лежащим на полу, который смотрит на нее взглядом полным слез и отражающим лишь одно — страдания. Он ведь и не помнит, как перед глазами все закружилось и того свалило с ног. Вампирша двигается медленно, опускается на колени заключая его в свои объятья крепкие понимая, что произошло нечто ужасное и ей нужно прислушаться и разобрать несвязные слова младшего брата. Его боль жжет ее сердце словно раскаленными углями или жжением перца в глотке. Надя поклялась, что не оставит брата в беде и когда тот познает минуту горя и отчаянья. Она была готова к этому ужасному мигу, когда ее брат останется один в этом мире. Они кровные брат и сестра, поэтому слезы на щеках сестры чисты, как совесть и любовь матери. В неком роде Надя и вправду заменила мать своему брату и не удивлена, что Кетрин наплевать и она ушла. У Нади Петровый долгий жизненный путь на котором она встречала многих, но до сих пор не узнала ответа на вопрос: «Как правильно?» Эван Майксон много чего не понимал, никому не говорил о чем мечтал и чего желал от этой жизни. Любовь приходит неожиданно, когда не готов и не ждешь. Любовь уходит неожиданно оставляя пустоту и боль. Надя же знает, какую цену необходимо заплатить за возможность чувствовать и быть с тем к кому тянется сердце. И додумал же испортить все, а думал что всегда будет возвращаться домой, где его будет ждать Вилия, целуя и кладя свои теплые ладони поверх его холодных. В один момент потерял все это. Глупый? Гордый, в отца, но почему готовый плюнуть на все и ползать в ногах Вилии моля о прощении, пусть и поздно, плевать. А нужна ли ему свобода, словно матери, если рядом нет того с кем ее разделить? Кетрин ведь считала, что прекрасно знает каковы девушки наподобие Вилии — вскружат голову и оставят нож в сердце, а этого допустить она не могла, ведь слишком рано Эвану уходить в свою жизнь и лететь вслед за любовью, уж очень хорошо она знает цену этому полету. Уверена, что Эван забудет и через неделю будет бегать за другой девушкой. Лучше она разобьет ему сердце, ведь мать простит, чем будет ночами не спать напиваясь в баре по утраченной любви. Пусть лучше уйдет, исчезнет пока не привык. Его обнимает сестра, пытается унять предательскую дрожь, смотря на дрожащие руки брата испачканные воском и не зря же приехала этим утром в этот город по просьбе матери, которая позвонила ей еще неделю назад, говоря что вся семья соберется на открытые клуба Хенрика. — Сестра… Моя сестра… — Эван… Что случилось? — Наша мать… Она… Все разрушила… Ты была права… Она разрушила мою жизнь… Вилия… Наша мать пыталась убить ее. Она хуже Дьявола. А я глупый идиот, который верил в святость семьи и счастье.Идиот! — Вилия та девушка из конного клуба… Ты любишь ее? Наша мать узнала и поступила, как всегда… — Ей наплевать после того как я рассказал правду… Она не примет меня… Сказала, чтобы я не возвращался. — Ну, дорогой братик, тебе повезло что она жива. Мне везло куда меньше. — Что? Наша мать убивала твоих парней? Она не имела права лишать тебя счастья. — Она же сучка Кетрин Пирс, которая и черта оправдает, пойдет по головам ради цели. Забыл? И после всего этого я простила ее и нашла в себе открыть сердце для любви и Этьена. — Видимо ты способна прощать зверей, сестра… Наша мать все рушит и поступала так, потому что сама была несчастна. — Знаешь, я не верила, что противоположности притягиваются, но это так. Кетрин все рушит, а твой отец всегда чинит. Думаю, ты прекрасно понял, что нужно сделать чтобы спасти разрушенное. — Поговорить с отцом. *** Хоуп не впервые переживать потери и драму, только вот с каждой потерей Майклсон теряла частичку себя, но обретала силу и выдержку, училась прятать слезы и стойко переносить потери. Сейчас же все куда более сложнее, ведь Лендона убили на ее глазах, а та не смогла остановить это и спасти того, кто давно уже смирился с ролью безответно влюбленного друга. За столько лет должна привыкнуть к тому, что придеться прощаться и отпускать. Вот только все иначе, ведь слезы не высохли на ее щеках. Хоуп не может подняться и откуда этот внутренний страх, когда чья-то рука касается ее плеча. Майклсон сдалась, пропала в себе вспоминая своего друга, пела, каждый раз заглатывая подступающие слезы и при этом пытаясь петь, играть мелодию дрожащими руками. Хоуп Майклсон привыкла, что для нее нет запретов, привыкла быть сильной и жестокой, когда это необходимо. Только внутри все холодеет, при мысли, что ее друг теперь будет жить только в ее воспоминаниях. А может ей было предначертано свыше потерять лучшего друга? А может ей было суждено прожить жизнь одинокой волчицы? — Хоуп, — Клаус говорит медленно, пятится назад, когда его дочь все же обращает на его внимание и встает с кушетки, пытается улыбнуться явно желая одурачить его и вбить в голову, что все хорошо, но тот же не слепой и видит кровавые следы на ее одежде и то, в каком она состоянии. — Что произошло? Почему ты играла? Ты пьяна? В тебя стреляли? Кто это посмел сделать? Я убью их всех. — Меня накормили свинцом, а Лендон мертв, играя его любимую песню я прощалась с ним, — захлебываясь пытается произнести девушка. — Я случайно оказалась на том пляже и сбежала. Просто сбежала использовав последние силы для заклинания скрытия, ведь на мне было так пусто, словно лишилась сил. Я знала, что однажды смерть придет за ним, скажем лет через шестьдесят в окружении внуков, когда он будет готов. Я не могу сказать прощай. Я и не думала, что мое внушение так подействует на его и он бросит адвокатскую практику и защиту преступников, которые платили сполна, а примет сторону обвинения и должность окружного прокурора. Но ведь именно этого всю свою жизнь он желал — справедливости. — Но ты должна, — Клаус шепчет на ухо заключая дочь в свои объятья и гладя по волосам, зная, что этот жест возможно успокоит ее, ведь так было в детстве, стараясь сделать вид, что не замечает ее слезы и то, как она вся дрожит. — Потому что терять тех кто тебе дорог — проклятие вечности, поэтому нельзя привязываться, — кивает Хоуп. — Просто скажи мне правду! Правда в том, что будешь всю свою вечность переезжать, пробовать новую еду и развлечения, будешь видеть, как все обращается в пепел и возрождается, но ты утратишь смысл жизни и останутся только числа и дни. Ты все равно будешь одинок. Я права?! Все рядом со мной будут гибнуть?! — Да, — отвечает Майклсон не отпуская дочь несмотря на ее попытки вырваться из его объятий. — Больше всего я желал уберечь тебя от этого, Хоуп. Это самое страшное наказание в вечном существовании. Клаус верит, что однажды он вновь увидит свет в глазах дочери, а та верит в то, что она найдет покой только когда отомстит за друга и тот самый момент Лендон тоже обретет обретет покой и восторжествует справедливость. Элайджа Майклсон привык верить только сухим фактам и своему внутреннему звериному чутью, поэтому просто замирает, затаил дыхание видя свою племянницу в слезах и испачканной кровью одежде. Кол Майклсон импульсивен и привык действовать, предпочитая не думать о последствиях и именно поэтому подойдя к барной стойки просто запускает бокал в стойку с алкоголем, ухмыляется, когда слышит визг перепуганных танцовщиц. — Хенрик, если ты прячешься за этой барной стойкой, то тебе лучше выйти ко мне иначе, я буду вынужден перегрызть глотку одной из этих милых девушек, — громко говорит Кол явно желая привлечь внимание. — Никто не тронет девочек, — слышаться мелодичный женский голос в котором читается только уверенность и твердость. Губы скрывает алый, Кетрин Пирс медленно спускается с лестницы, бросая свой взгляд на всех присуствующих в помещении, как бы показывая, что она свободна и жива, смогла отпустить и оставить все в прошлом. Шаг за шагом, словно тянет время, а Элайджа не мог подумать, что может быть еще хуже, но на его жене черный эротичный комплект из искусственной кожи, лаковые черные туфли, на высоком каблуке, волосы собраны в высокий хвост, а за ней следуют Хенрик и Эван. Любит или лжет? Элайджа точно не знает, но та замирает спустившись вниз и проводит своим по его груди, когда приходит мимо. — Кетрин! Кровавый Ад! У меня теперь точно будет психологическая травма на всю оставшуюся вечность, — говорит Клаус закрывая лицо ладонью и отворачиваясь от нее. — Правда? Я думала, что недостаточно шлюховато и мало подводки, — отвечает вампирша. — Вы только что испортили план и теперь разбираться с полицией придеться вам. Всем вам. Хенрик уходите, в безопасное место. Все они под моей защитой. Повторять я ненавижу и вам придеться сперва убить меня если желаете выместить свою злобу на невинных. — Какой план? Что за дермовое шоу? Что здесь вообще произошло? Ты обкурилась или это было экстази? Еще и полиция в этом замешена, — Кол оказывается рядом с ней, ведь именно она преграждает ему путь к Хенрику. — Куда ушел мой сын? Мне нужно поговорить с Хенриком! — Позже узнаешь, дорогуша, поговорите вы, когда ты остынешь и поможешь внушить надоедливой полиции, — хмыкает та, тыкая в него своим тонким пальчиком. — Еще раз повторюсь, что девочек никто не тронет или тебе придеться иметь дело со мной.Хенрик, Эван, сейчас же уведите всех к Роману. Быстро! В один миг, парень жестикулирую, указывая всем идти вслед за ним, к черному входу ведущему на парковку, да и напуганным девушкам и бармену ничего не остается, как идти за своим хозяином. Идти до самого конца. *** Ехать на окраину города в одну из квартир, где их ждала Надя и Эван. Разберутся со всем после, а пока, сидя на крыльце входа в подъезд Хенрик молчит, смотрит на недовольных проходящих мимо людей и сейчас ему бы напиться, только рядом нет алкоголя. — Где она? — слышит вампир, подняв голову видит перед собой высокую женщину, — Я знаю, что она здесь! Где моя кузина, ты жалкий вампир! Что ты с ней сделал? — Отвали, — смеясь отвечает вампир. — И так паршиво. Кто ты вообще такая? Хотя неважно… Я все равно убью тебя. — Узнаешь, — сжимает руку в кулак, а тот падает со ступенек, корчится от боли. — Прекрати Ингра! Я здесь! — бежит, толкает девушку, чтобы отвлечь ее от заклинания боли. Что за игры? Хенрик сверкает белоснежными клыками, под глазами набухают черные венки. — Кристи, кузина, ты с ума сошла, — говорит та. — Ты представляешь во что ввязалась? Ты же знаешь, как в городе относятся к вампирам. Я использовала заклинание поиска. Вся семья волнуется. Возвращайся домой. Не глупи… Идем со мной. — Да, но еще я знаю, как братство города относится к таким, как я! Презирают и изгоняют, — скрипит зубами, пытается выровнить сбитое дыхание. — Так вот что, вот к чему твой уход из дома и ссора с родителями, — понимает девушка. — прекращай это все и возвращайся домой, я отвезу тебя. Твои родители никогда не одобрят всего этого. — Я никуда не иду, я остаюсь с Хенриком и девочками, — заявляет та отталкивая от себя кузину. — Ты готова предать семью ради вампиров? — открыто спрашивает та. — Ты не сможешь вернуться, Кристи. Я бы никогда не смогла отвернуться от сестры. — Ради любви, — резко отвечает Кристи. — Я остаюсь ради любви. Спасает появившееся Ребекка Майклсон и Давина Клер. Кетрин не зря все продумала, от этого вместе с мужчинами в город последовали и Ребекка с Давиной, которые не могли пропустить открытие клуба. Сегодня Ребекка Майклсон играет одну из своих ролей — невыносимой стервы. Смотрит прямо в глаза Ингри, взглядом полном уверенности и достаточно одной искры для поджога. Дикая и красивая, твердая словно сталь и изящная подобна тонкому кружеву. Сегодня предпочла черные узкие джинсы, пурпурную легкую шелковую блузку, длинные серьги, аромат Chanel и алкоголя. Может времена и меняются, но Ребекка Майклсон осталась самой самой — легко влюбляющейся капризной стервой. Ей же все равно кого убивать. — Офигеть, Ребекка Майклсон, — произносит Кристи, не скрывая удивления. — Моя сумасшедшая и любимая тетушка Бекс, подоспела вовремя — с улыбкой на лице говорит Хенрик. — Мне ее убить сразу или долго и мучительно, — спрашивает блондинка. — Майклсоны, — хрипит ведьма, ведь ей больно, Ребекка сжимает свою руку на ее шеи. Давина спешить обнять сына, а высказать ему все успеет после обращается к Ребекки — Отпусти ее. Пусть уходит. Ингри не глупая, ведь знает, чем обернется стычка с Майклсонами и лучше уйти, пока есть шанс. — Что произошло? Где твой отец, Хенрик? — Давина задает вопросы обернув сына к себе. — Только не начинай скандал, мам. Тебе не идет злость, правда. Ты слишком добрая и даже наорать не можешь. Все в клубе, а я привез сюда девочек, бармена, Надя, а Эван вернулся и не бросил родителей, — нехотя отвечает тот матери, отстраняется от нее приближаясь к Кристи. — Сейчас меня больше волнует другой вопрос. Кристи пятятся назад, к стене, прячет взгляд, но тот настойчив, не боится, опаляет ее своим дыханием.Хватит ли у нее сил продержаться? — Ты сказала, что осталась ради любви, неужели я тот счастливец и победил, — пытается уловить ее взгляд, ведь так невозможно солгать. — А разве тебя волнуют чувства других? — сбито, с паузами. — Что изменит мое признание? Что ты можешь предложить мне? Ты не изменишься, продолжишь развлекаться и жить только ради себя и вечеринок, симпатичных девушек на одну ночь. — Не поверишь, волнуют, меня тянет к тебя, Кристи, но ты слишком хорошая для такого плохого, как я, ты достойна лучшего, — отзывается вампир. — Но мне не нужен хороший, — серьезно говорит она. Не позволит уйти, не тот, кто просто упустит любовь, вдавливает в стену, его взгляд горячее раскаленной лавы вулкана, рука тянется в карман куртки, передает ей в руки растаявший и помятый шоколадный батончик Milky Way. Любимая сладость с детства, которую тот часто носит с собой. И неужели он предлагает ей целую Галактику? Разделить с ним этот вечный и млечный путь. Хенрик Майклсон точно не герой, слишком независим, не прекрасный принц на белом коне, плохой, антигерой, живущий в свое удовольствие и ради развлечений. Пусть еще молоды, но научатся на ошибках. Не осознают в какой момент его губы касаются ее, отдаются этому чувству. Нашли любовь и путь света. Опасная игра. Рабекка облегченно выдыхает смотря на племянника и Кристи. — Идем Ребекка, — тихо шепчет Давина. — Мы здесь лишние. Разберутся. У нас еще много проблем. — Любовь — это так прекрасно, и Херик нашел достойную девушку, это стоит отпраздновать ящиком шампанского? Что думаешь, Давина? — реагирует блондинка, следует в подъезд за Клер. Может любовь и вправду может исправить? Может они слишком долго ждали, когда вселенная подарит им любовь? *** — Катерина! Как ты — мать моего ребенка, моя возлюбленная и жена посмела появиться в таком виде, перед всеми, перед нашим сыном! — Майклсон не скрывает своего недовольства снимая с себя пиджак и одевая на нее плечи. — Да, ладно, Эван не маленький мальчик, и вряд ли увидел что-то новое, как и все в этой комнате, — отвечает та со смехом, когда Элайджа хватает ее за руку и притягивает к себе. — Мы сейчас же уходим, — бурчит Элайджа пытаясь оттащить ее в сторону лестницы. — Но я все еще черточки горяча, просто признай это, — шепчет Пирс, когда остановилась, прямо перед первой ступенькой и заглянула ему в глаза, уловила, как бьется его сердце. — Или тебя волнует мой вид? Я думала, что тебе наплевать. Давно наплевать. — Я очень серьезно отношусь к брачной клятве и мне никогда не было все равно! Плевать было тебе, Катерина! Вернувшись я желал лишь воссоединить нашу семью и уделять время нашему сыну, — повысив тембр голоса отвечает тот, не отпуская ее руки, встав впереди, только вот не собирается следовать за ним и подниматься вверх по лестницы. — Но забыл о тебе и все твои выходки только, чтобы привлечь мое внимание. — С прозрением тебя, — Пирс разводит руками в стороны, садится на ступеньку и забрасывая нога за ногу. — Прости меня, Катерина, — Элайджа говорит медленно присаживаясь рядом с ней, сжимая ее руку в своей. — Я не могу отречься от своей семьи, даже после слов моего брата, в день нашей свадьбы, что я свободен от этого бремени и клятвы, но я не в силах оставить тебя и сына. Я никогда не оставлю вас, особенно в опасности. Я не могу не переживать за братьев и сестер, оставить их в моменты, когда они нуждаются в моей защите и поддержке. — Вечный спаситель, — вздыхает Пирс. — Ты и меня спасал все это время, останавливал, когда это было необходимо, а я бы никогда не ушла от тебя, потому что просто люблю тебя. Ты научил меня главному — не лгать самой себе. — Моря могут подняться, небеса упасть, в самой темной ночи мое сердце найдет путь к вечной и бесстрашной любви. Мое сердце всегда найдет путь к тебе. Я был неправ и надеюсь ты окажешь мне честь по возвращению домой в прогулке и ужине вдвоем, нам и вправду нужно о многом поговорить, Катерина, — предлагает Элайджа заглядывая в ее глаза. — Если после ты прочитаешь мне « Гордось и Предубжедние» и мы будем голые, — на лице Майклсона проскальзывает ухмылка, когда Кетрин наклоняет свою голову и их лбы соприкасаются. Нецелое. Все не так. Кетрин предпочла не тратить силы на крики и то, чтобы разорвать его прямо здесь и сейчас, слететь с катушек, мстить ему пустившись во все тяжкие. Жестокая и эгоистичная. Бить ладонями по лицу, сорвать всю злобу, пока хватит сил и этим самым доказать ему, как он слаб перед ней, ведь не смог бы ответить матери своего ребенка. Корить и винить его или себя? Обрубить всякие связи, ведь ей уже нечего терять. Кетрин Пирс бы смогла быть одна, но не с другим. Кетрин Пирс привыкла лгать, рушить и рвать. Когда перестали быть единым целым? Пол его. Пол ее. Любовь главный недостаток. Любовь жестока. Любовь занимательная игра с непредсказуемым финалом. Любовь величайшая сила. Но Элайджа дал обед и произнес клятву перед Богом быть с этой женщиной и в любви и горести. Он всегда чинит сломанное, латает и склеивает, терпит. Чувства ведь самый главный недостаток. Ложь — ее главный недостаток. Верить этой женщине — главная слабость Элайджи Майклсона. Ладонью по лицу, склониться к ней, позволить носам соприкоснуться, и не бояться коснуться своими губами ее губ. Единое целое. И в какой момент перестали быть единым целом, дышать в унисон? И как бы банально не звучало они все же скучали друг по другу, ведь Пирс не отталкивает его, а обвивает руками его шею. И достаточно подуть на холодные, затухающие угли, чтобы разгоралось пламя и оттаяла вечная мерзлота. И только вместе они единое целое, Вселенная. И невозможно же соглать самому себе и обмануться в чувствах. — Тогда я могу остаться здесь вместе с Хенриком? — предлагает нависший над родителями Эван. — Определённо нет, — отвечает Пирс. — Но вы помирились, а значит я победил, — с некой веселостью в голосе отвечает парень. Помирились, чтобы расстаться в один из осенних дней. Можно ли понять? Можно ли забыть? Можно ли сбежать от себя? Сколько листьев упало этой осенью? Этой осенью все было иначе. Эван возвращается с родителями в тот дом, готовится к возвращению в Гарвард, только несмотря на свой юный возраст все более походит на отца: молчалив, не позволяет эмоции взять над ним верх, не спит ночами, как в детстве забирается на подоконник, чтобы наблюдать за ночным небом. Похоже только яркие сгустки газа именуемыми звездами понимают его и знают о чем он молчит, игнорирует мать, ровно как и Элайджа, которому тот рассказал всю правду. Конечно же отец поддержит сына и дает ему слова, что тот будет свободен, если пожелает. Ходит по комнате, которая измеряется его восемью шагами и разговаривает по видеосвязи с Колом, который советует племяннику терапию в Лас-Вегасе, говорит, что тот еще встретит любовь, а если будет особо паршиво, то пропасть Эвану он не даст и всегда организует вечеринку с девушками и алкоголем, в такие моменты Эван и вправду улыбался. А что Кетрин? Как всегда искусно изображает безразличие сидя за туалетном столиком и причесывая волосы ведь в этом мире существует только одно верное мнение и это мнение Кетрин Пирс. Ее любимый сын не поймет ее, но простит со временем, как и Элайджа, ведь только мать будет любить: сильным или слабым. Любовь Кетрин Пирс невозможно назвать правильной. Этой осенью выдались солнечные и яркие дни, но Кетрин предпочитала лишний раз не покидать дом, выходила, когда дождь скрывал ее шаги, выходила ради охоты, ведь не желала вернуться в Ад. Привыкла спать отвернувшись от Элайджи, который даже не касался ее, но обида мужа из-за ее проступков меньшее из проблем, иногда Элайджа уходил в кабинет, уединялся ради записи в своем дневнике и в такие дни Кетрин могла дышать спокойно прохладным воздухом и пить остывший зеленый чай с мятой в кухне, отдохнуть от его лекций и нравоучений о том, что Эвану тяжело если между ними разлад, что прежде всего они родители. Брюнетка редко задумывалась о том, как ее поступок отразился на Эване и что она виновата в этом не имела права лишать сына любви, об этом думал Элайджа. Майклсон ведь любил именно Катерину Петрову, не стерву Кетрин Пирс. Ждал столько столетий именно Катерину, чтобы еще раз убедиться в том, что ее не спасти. Но Элайджа Майклсон не терял веру в искупление своего брата Никлауса так почему он утратит веру в спасение любимой женщины? Знает, что она себе злейший враг. Знает, что ей нельзя доверять и сколько раз она лгала глядя ему в глаза. Сглатывает подступивший комок. Все не так. Замер в дверном проеме кухни сжимая в руках один из дневников, вдыхает запах ее духов, алкоголя и мяты, конечно же в тайне она успела опрокинуть несколько бокалов виски. Проходили и через куда более худшее. Пережили столько смертей и ссор, расставаний. Помнит, как рано утром на кухне они были только вдвоем, как она смеялась, готовила для него крепкий кофе без сахара. Помнит, как просыпалась в его объятьях, как он стирал слезы с ее лица, как сражался за их чувства и на какие безумства была готова ради этого мужчины. А что сейчас? Молчит, словно на допросе, не смотрит на его. Лицемерная стерва в сердце которой тьма, та что всегда решает сама. Клялись делить все на двоих. Неужели провалились? Было же все так просто. Неужели у красноречивого Элайджи не осталось слов? Неужели убили чувства? Держит в руках остывшую кружку с недопитым чаем. — Довольно, Катерина, — строго и сдержано, кладя дневник на стол, садясь на стул. — Довольно, что, дорогой? — ухмыляется она. — Ты же знаешь, что неправа по отношению к той девушке и нашему сыну, — молвит первородный, опуская голову, знает ведь, что Кетрин неправа, но с пеной у рта доказывать свою правоту. — Невозможно запретить любить. Эван любит ее. Я готов принять его выбор и смириться. Вспомни скольким испытаниям подверглись мы? Сколько лжи, крови, предательств. Сколько радостный и счастливых моментов пережили? Мы прежде всего семья. На наших плечах груз родительской ответственности. — В вашей семье опасно высказывать собственное мнение, — на выдохе, поставив кружку на деревянный обеденный стол. — Я никогда не смирюсь с этой глупой влюбленностью Эвана. Слышишь… Н-и-к-о-г-д-а… — Эван в тяжелом эмоциональном состоянии, я переживаю, поддерживаю нашего сына, а что делаешь ты? — хмуря брови. — Жду, когда ты приползешь ко мне на коленях с фразой типа « Прости, моя Катерина. Ты была права», — самоуверенно произносит Пирс. — Это неправильно! — продолжает негодовать первородный. — Но я же права? — настаивает та. — От любви остается только боль. Не хочу, чтобы Эван столкнулся с этой болью, как это случилось с нами, Элайджа.Я защищаю его. Однажды я потеряла Надю из-за своей глупости, тебя.Не хочу потерять сына. — Но несмотря на причинённую друг другу боль мы все еще вместе, мы способны любить, — шепчет тот. — Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, — полушепотом. Крепко сжал руку в своей. Сделает все, чтобы успокоить ее сердце. Кто не прав? Найти глаза на против и прочитать в них всю историю любви, увидеть еле заметную улыбку. Всегда рядом. Всегда прощает. Даже если было вы возможно все вернуть назад поступила точно так же и ничего не изменила. Если бы Вилия могла все вернуть назад и стереть воспоминания обязательно бы поступила правильно и забыла обо всем, изменила свою жизнь стерев миг, когда узнала всю правду о Эване Майклсоне. Иногда может показаться, что мы сходим с ума при этом находясь в здравом уме. Так случилось и с ней. Исхудала, взгляд потух, еле переплетала ноги и не слышала всего, что говорили люди вокруг ее, зато стала часто посещать католический собор, искать в интернете информацию о вампирах. Эту одинокую девушку можно часто увидеть на скамейке в одном из парков Лондона с стаканчиком кофе и книгой. Ее давно уже не волнует, что происходит в этом мире, но волнует решение отца отправить в университет по программе обмена в Рио-Де-Жанейро. Неужели думали, что так лучше и что она забудет? Не забудет, но отвлечется от этой трагичной Внутри пусто, вакуум. Задыхается, роняет на мокрый асфальт книгу видя перед собой русую девушку. Карие глаза, серьги в форме круга, волосы собраны в высокий хвост, белоснежное платье, которое скрывает пальто цвета кофе с молоком, черные высокие кожаные сапоги, в руках держит сумочку. — Привет и не смей перебивать меня. Характер у меня хуже мамочки, — начинает Петрова преграждая ей дорогу. — Ты, — хрипит та пытаясь вырваться свою руку, но Надя же сильнее, усаживает ее на скамейку. — Присядем и поговорим? Может ответишь зачем тебе чеснок в рюкзаке? — интересуется вампирша. — Он не действует на вампиров, милочка, как и серебро, а вот дерево. — Но как? — глаза девушки округляются. — Хотя какая разница. — Сверх обоняние, у вампиров обострены рецепторы, слух, зрение, скорость, регенерация и эмоции, — кратко отвечает Надя. — Ты любишь его? — Эвана? Какая разница, — тихо, опустив голову и сфокусировав взгляд на серый асфальт. — Все оказались монстрами. Вы убиваете веками. Это оказалось реальностью и мне сложно принять все это. — Не все убивают, Вилия. Я убиваю лишь по причине. Элайджа совершает ужасные поступки только во имя и благо семьи. Кетрин неконтролируема и если она не будет питаться темными душами то вернется в Ад. Моему брату не нужен целый мир без тебя, не власть предложенная семьей и его отцом, не богатства, — с улыбкой на лице произносит Петрова. — Знаешь, Эван обычный человек не считая унаследованного дара магии. Он с детства мечтал о возвращении родителей, о любящей семье и когда это свершилось его мечты обрели иной оттенок. Он мечтает о любви и крепкой семье. — Меня пыталась отравить его мать, как оказалось она жива и Дьявол, а то такого при ней наговорила на турнире поло, — выдавливает из себя Вилия. — Поверь, если Кетрин Пирс желает чей-то смерти, то тот человек уже давно мертв, но ты жива и это о многом говорит, — произносит Надя беря ее руку в свою. — Она просто предупредила и не желала, чтобы ты разбила Эвану сердце. Она любит его и желает лучшего.Я пять столетий искала мать, чтобы в итоге ею оказалась эгоистичная стерва Кетрин Пирс. Я умерла из-за нее ошибки и глупости. Но она раскаялась, когда я вернулась в мир живых. В гневе она хуже дикой львицы, которую выпустили из клетки. Но есть тот, кто может сдержать и укротить ее. — И кто же это? — спрашивает Вилия. — Элайджа Майклсон, отец Эвана, — отвечает вампирша. — Он любит ее и в этом весь секрет. Ей всего лишь нужен был рядом тот, кто сильнее ее, кто оберегает и защищает, заботится. Если такие монстры способны любить и чувствовать боль значит они не так безнадежны. Я растила младшего брата с трех лет и знаю, что он сдержан, скрывает эмоции и чувства, много читает, играет в шахматы и обожает лошадей, однолюб — эти черны Эван унаследовал от отца. Он хитер и умен, диктует свои условия и добивается цели любыми способами, как мать. У меня для тебя есть подарок. — Подарок? — удивляется та, сжимает в руках прозрачный кулон с высушенными фиолетовыми цветками, который Надя достала из сумочки. — Это вербена, — поясняет Надя. — Она защищает от внушения. Я понимаю, что твой мир никогда не станет прежнем и тебе сложно принять мир Эвана, но если ты готова, если ты любишь, то я расскажу все отчем желаешь знать. — Мои родители посчитали, что мне лучше уехать по программе обмена в Рио-Де-Жанейро, — кашляет девушка. — Я знаю, — улыбается Надя отпуская ее руку. — Еще я знаю, что было куплено два билета. Обдумай все до отъезда. Убежать от любви ведь невозможно. Бежать в его теплые объятья, крепко уцепиться руками в футболку, позабыв о брошенном желтом пластиковом чемодане. Решили, что эта история о любви. — Эван, я такая дура, — сквозь слезы, накрывая его губы своими. — Я не должна была вести себя так. Я должна была сказать, что люблю тебя. Я боялась...Я так боялась, когда ты рассказал всю правду... — Нет, это я идиот, — отвечает парень сквозь поцелуй. — Я люблю тебя, Вилия. С того самого момента, как увидел тебя в конном клубе. Я упал с лошади, а ты смеялась. Любил и молчал. Кажется, что этом людном аэропорте только двое влюбленных и время застыло для них. Все уже решено. Элайджа Майклсон обнимает сына на прощание, смотрит в глаза полные слез и отпускает в взрослую жизнь. — Скажи матери, что я ее люблю, она будет зла, когда узнает, — на ухо шепчет Эван. — Ее гнев я сумею сдержать, — отвечает Элайджа. — Не думай, что будет после, а просто будь счастлив, сын. Береги свою любовь и семью. — Да, он прав, — подмигивает Надя. — Мы справимся, а тебе пора. Началась регистрация на ваш рейс. — Сестренка, — вздыхает тот, а Надя вытирает слезы с его лица. — Помнишь как в детстве «Не плач или я тоже заплачу». Обычно Кетрин начинала утро с принятия теплой ванны или душа, вот и сегодня она не изменив традиции набросив черных шелковый халат украшенный внизу вставкой из кружева спускается на кухню, чтобы приготовить завтрак. Ее не удивляет отсутствие мужа и сына, ведь они уехали встречать Надю с Этьеном в аэропорт, и сервируя стол она добавит несколько чашек, улыбнется услышав скрип входной двери, но не выйдет в прихожу, чтобы встретить гостей, а взяв чайник примется разливать кипяток по чашкам. — Я на кухне, — выкрикнет Пирс. — Привет, я скучала, — Надя входит на кухню первой, по ее телу пробегает волна мурашек и стоит бояться реакции Кетрин Пирс, когда она узнает правду. — Эван? Где Эван? — спрашивает Пирс не отрывая взгляда от одной из чашек. — Он ушел, — отвечает вошедший в кухню Элайджа — Я так решил, Катерина.Так лучше для всех. Он имеет право на нормальную жизнь. У нее дрожат руки и лучше гореть дотла в Адском пламени, чем принять сказанные им слова. Их души были переплетены столетия. Так отчего так больно? От пролитого на ноги кипятка или слов? Не позволит ему сдержать себя, упадет на пол, словно камень ушедший под воду. Выкрикивает, закрывает лицо руками, словно в бреду: — Нет! Нет! Нет! Слышит как сильно бьется ее сердце, пытается помочь подняться с пола. — Катерина, выслушай меня. — Не прикасайся ко мне! — Эвану так будет лучше. — Ты убил нас! Толкает к мойке, глазами ищет что-нибудь деревянное. Пусть ответит за свой поступок, хотя это не убьет его, но успокоит ее. Сейчас ею руководит злоба. — Успокойся, — Надя появляется перед Пирс. — Послушай, так и вправду лучше. — Я спокойна, — после нескольких глубоких вздохов. Надя ведь смотрела на ее с верой и надеждой, а та просто сломала ей шею. Элайджа не боится ведь знает, что ее следующая цель именно он. Не реагирует получив жесткий удар в лицо, что звоном отражается в ушах. Майклсон пытается удержать ее лицо в своих ладонях, только Пирс злее и вовремя, делает выпады коленом его по ребрам. — Ты предал, Элайджа! Меня предали те, кого я любила, самые близкие. Грудь Майклсона разрывается от боли, спустя несколько минут ее ударов ребра не выдерживают и ломаются.Ноги подкашиваются, невозможно дышать. Силы покидают его. Она отнимает его силу, жизнь. Собрана, зла, без всяких сомнений. Перед ним такая, какой является — хладнокровная и жестокая, испепеляет взглядом, с кровью на руках. Обстоятельства таковы, что Элайджа бы не посмел защищаться и ударить возлюбленную, мать своего ребенка, ведь по ее мнению он неправ. Из последних сил борется за жизнь, борется с болью. — Элайджа, прощай, — последнее, что запомнит первородный перед забвением. Упал первым. Этот поединок был неизбежным. Брюнетка наступает на него, раз разом атакует его ногой кулаком, удары точны, словно ювелирные, как будто он вовсе не любимый человек, а бездушная, боксерская груша. Можно ли сражаться с любовью? Свела счеты, остановилась, сердце стучит словно секундомер и пока она на своих ногах, значит у нее еще есть шанс, у Кетрин Пирс один единственный выход — бежать собрав свои вещи, деньги и фальшивые документы. Вкус победы смешанный с кровью.