Пусть раненый олень ревёт, А уцелевший скачет, Где спят, а где — ночной обход; Кому что рок назначит.
Она мчалась сквозь подлесок, прошибая телом вязкий, проглотивший небо и землю туман, ежесекундно рискуя свалиться в колючий покров неровной земли. Кусты нещадно хлестали её, молодые деревья вырастали из густых белёсых клочьев мокрыми чёрными стволами, отдавшими здешнему холоду свою зелень рано опавшей листвы. Подлесок всё тянулся и тянулся — уже двадцать бешеных ударов сердца, — когда бегущая сообразила, что такого не может быть. Невероятная радость накрыла её с головой, но вовремя пришла нужная мысль: я бегу вдоль леса! На секунду кошка замедлила бег, потому что стремительные в такт дыханию и движению мысли уже ломались, сталкиваясь друг с другом. В голове царил полный сумбур, и невероятное счастье отступило в глубину рассудка, уступив, наконец, лихорадочному раздумью, куда повернуть, чтобы оказаться в лагере? Но она, к несчастью, не успела как следует остановиться и подумать: инерция бросила корпус вперёд, лапы заплетались одна о другую, толкая её в мокрую грязную траву. Сегодня Синегривка упустила свою добычу, но не это было поводом для счастья, что не странно. Что конкретно случилось, она пока объяснить не может. Но пришло её время. Воительница стала достаточно зрелой, чтобы получить свою «печать любви» и найти среди сверстников своего племени того, с кем она будет счастлива всю жизнь и даже больше. Если говорить о её метке, то она как раз подходила к её шерсти, это была рыба. С серебристой чешуёй, длинным хвостом и сверкающими глазами. К слову, метка эта была отнюдь не на самом видном месте — на задней части передней правой лапы. Кошка уже не надеялась, что когда-нибудь дождётся этого дня, ведь Белогривка получила свою печать несколько дней назад и воительница совсем не удивилась, что её родственной душой оказался Остролап. Так забывшись от счастья, Синегривка вспомнила дорогу в лагерь только через несколько минут пустой беготни по лесу сломя голову. Но до лагеря она добежала, хоть и сильно уставшая и запыхавшаяся, склоняя голову вниз, в предвкушении увидеть своего избранника. Молодая воительница проходит на главную поляну, бегая глазами и водя ушами в разные стороны. Где же? Но не успела она как следует все разглядеть, со спины слышится знакомый охнувший голос: — Какая ты грязная! И мокрая ещё! Что случилось? За тобой медведь гнался? В голосе сестры отчётливо слышались нотки доброй усмешки, не нужно было видеть её, чтобы понять, что она улыбается своей светлой мягкой улыбкой. — Метка, — Синегривка повернулась к сестре и тоже не сдержала улыбку, приподняв свою правую лапу. — У меня появилась метка! Глаза белоснежной кошки округлились до идеальной формы тарелки, а рот сам по себе спускался вниз. Она стала внимательно осматривать «печать любви», с явным интересом сверкая голубыми глазами. — Ха, этот кот должен быть очень терпеливым, раз ему досталась ты! — Белогривка игриво подмигнула и приподняла голову, глядя на свою умирающую от счастья сестру. — Прикуси язык, он будет отличным котом, в отличие от Остролапа. Белогривка уже давно смирилась с тем, как её сестра ненавидит её избранника, поэтому научилась не реагировать на подобные высказывания и едкие комментарии в адрес воина. Но надо признать, что кошка сумела найти в Остролапе все, что хотела найти и видела в нём очень много положительных качеств. Синегривке все равно это не объяснишь, она даже слушать не станет. Когда сестра удалилась, обладательница новой метки сразу сорвалась с места, чтобы прямо сейчас начать поиск того самого. Уже закат. Солнечный круг медленно заканчивает свой долгий путь, уходя за горизонт, чтобы завтра снова вернутся, подарив первые лучики на кронах деревьев. Роса на траве отражала последний свет, провожая его в дальний путь, кроны деревьев мелодично покачивались в такт прохладному ветру, стеной огораживая лагерь Грозового Племени. Все расходились по палаткам, только Белогривка и Остролап лежали неподалёку от выхода около пышных зарослей папоротника, наслаждаясь открывшимся зрелищем заката. Надо признать, что они выглядели очень мило, так мило, что Синегривку рвало от этой розовой парочки. Их хвосты переплетались друг с другом, оба мурлыкали о чём-то своём, милом, невинном и прекрасном. На боку белоснежной кошки виднелась метка в виде розы с небольшими шипами. У Остролапа она была прямо на груди, и он её очень гордился. Синегривка не нашла кота с её меткой. Она оббегала весь лагерь по нескольку раз, но не нашла. Она подходила к каждому вернувшемуся патрульному, как бы ненавязчиво предлагая осмотреть шерсть на наличие колючек, якобы в лесу сейчас их тьма. Первая мысль, посетившая голову воительницы, было то, что у её избранника просто не появилась метка, возможно, стоило немного подождать… Так ли это? Тревога билась в груди кошки, что-то сжималось, что-то ломалось и трескалось. Такого не может быть, это невозможно. Просто невозможно. — Итак, кто же он? Дроздовик? — Белогривка подходит к сестре и шутливо пихает в бок, присаживаясь рядом. — Наверно бедняга от счастья упал или ты его ударила? — Эм… Это не Дроздовик. — Надо же, а кто? — Я… Не знаю. — Что? Белогривка замолкла и обстановка быстро стала нагнетающей. Её голубые глаза пару секунд неотрывно буравили сгорбившуюся Синегривку, а потом, с трудом, но оторвались на свои лапы. Сестры молчали. Видимо, каждая из них понимала, что это значит. Конкретно это значит то, что избранник воительницы живёт в другом племени. Кто знает, может он вообще одиночка! Но этого никто не знал. Даже сама Синегривка не могла догадаться, кто это может быть, у неё и вариантов-то не было, как она узнает?! — Эй, — Белогривка прижалась к сестре боком. — Сегодня Совет, может, там увидишь? Хотя бы знать, с кем имеешь дело, а?***
Коты разных племён потихоньку подтягиваются к месту назначения, сонно зевая и потягиваясь. Сегодня ночь была особенно темной, так что коты казались просто тенями, с двумя сверчками вместо глаз. Синегривка села позади сестры, устало смотря в её спину и всё думая о своей судьбе, как из глубоких и важных мыслей её буквально вышвырнул до боли знакомый голос. Такой знакомый, до скрежета костей знакомый. Воительница даже не стала поворачиваться. Рыбомордый, если ему будет угодно, сам подойдёт к ней. — Скучала по мне? — Ага, ночами плакала. — Как всегда остра на язык! — Как всегда громкий, со звенящим голосом, Жёлудь, кажется, назло плюхнулся прямо около Грозовой воительницы, на что та недовольно фыркнуло и отодвинулась, на что бурый рассмеялся своим обыкновенным беззвучным смехом и заулыбался. Глупая идиотская улыбка. — У меня метка появилась, — неожиданно заявляет Речной кот с необыкновенной серьёзностью в голосе, так несвойственной ему. — Сегодня утром, прямо перед патрулём. — Вау, как интересно слушать о твоей жизни, головастик. Будь паинькой и закрой пасть, сейчас начнётся Совет! — Синегривка злобно сверкнула глазами и упорно смотрела на восходящие фигуры предводителей, будто по-настоящему была увлечена этим зрелищем. — Это рыба, так мне подходит верно? — Не затыкая свой рот, продолжал разглагольствовать Жёлудь, поднимаясь и поворачиваясь плечом к воительнице Грозового Племени, чтобы та оценила. — Смотри-ка, красиво, правда? — Ага, мне плевать… — желая незаметно кинуть взгляд, она не сдержалась и повернула голову, смотря на метку.!!!
Что? Синегривка с ужасом смотрит на метку Речного выскочки, что красовалась на его плече и кишки её будто в узел завязались, а выдох застрял где-то внутри. Точно такая же серебристо-голубая рыба преспокойно проживала свою рыбью жизнь прямо на задней стороне её лапы, к счастью, скрытой от посторонних глаз котов, а именно сейчас этими посторонними глазами оказался Жёлудь. И совсем нежеланными глазами. Это не правда. Это ничего не значит и вообще это какая-то ошибка! Это ведь невозможно, как не погляди, какая-та чушь… Жёлудь. Только от этого имени Синегривку неприятно сводит, а кожа начинает невыносимо зудеть. Жёлудь был как минимум странным. Его поведение, его слова, его манера говорить. Нет, он, конечно, не был страшным уродом, кошка даже готова признать, что Речной воин очень привлекателен, что в несколько раз усложняло её положение. К тому же, Речное Племя его так нахваливает, мол, он славный воин, хотя Синегривка знает, что он почти ничего не стоит, этот клоун и шут. На Советах бурый появлялся часто, если не приходил на каждый из них. И всё время садился рядом с ней, как будто его магнитом тянуло. Иногда он подходил из-за спины, тем самым пугая её, то словно молодой олень прыгал сквозь толпу, пробираясь к Грозовой кошке. В общем, делал он много глупостей, большая часть которых непростительны для Синегривки. У Жёлудя были широкие плечи, сильная спина и круглая лобастая голова, наряду с сильными лапами и мягкой гладкой буро-рыжей шерстью. А глаза его сияли, отливая янтарным блеском. Его взгляд, такой непринуждённый, спокойный и сдержанный, что иногда хочется просто выцарапать эти глаза. Как же он бесит. — А у меня птица, — промямлила Синегривка, прикрывая лапы хвостом. — Ммм, как поживаешь? Жёлудь изогнул бровь. — Птица? Он выглядел так, будто услышал самое странное, что только можно услышать во всем мире. Это сразу смутило кошку, и та как-то вжалась, но старалась выглядеть обыденно. — Да, птица. — Ты уже нашла… — Да. — Кто же? — Да какое тебе дело?! — Синегривка не сдерживается и со всей силы своей глотки рявкает на кота, распушив шерсть и прижав уши к затылку. Как же он надоел со своими вопросами! Бесит! Бесит! Бесит! Сразу несколько котов сидящий поблизости поворачиваются и чуть не одновременно шикают на них, а предводители недовольно переглядываются. Грозовой предводитель так вообще неловко переступил с лапы на лапу, на секунду растерявшись. «Так совет уже идёт!» Ком застрял у Синегривки в горле и та тихо извиняется, садясь на своё место и притихает, жмуря глаза до белых пятен. Почему именно ты? Ненавижу тебя!***
— Ты должна встретиться и поговорить с ним, Синегривка. Вы оба в этом замешаны, — поучительный тон старого целителя был направлен куда-то в пустоту, но явно не к Синегривке, что сидела у входа в пещеру, устало прислонившись плечом о холодную каменную стену. — Ты хочешь посмотреть как мы друг друга поубиваем, или просто хочется выкинуть меня из племени, а, Гусохвост? Целитель мотнул головой. — Ты сама ко мне пришла. И это единственный вариант. Ты даже его совершенно не знаешь, а уже успела возненавидеть. — Я знаю о нём достаточно, — хмыкнула в ответ кошка, кидая презрительный взор на целителя. — Достаточно, чтобы ненавидеть и не менять своего мнения. И оно совсем не такое прекрасное, как я думала. Гусохвост качает косматой головой, плешивой лапой разгребая кучу трав, молчаливо осуждая кошку и также молчаливо проводя из своей пещеры. Кошка чувствовала невероятную злость и чувство вины. Ведь у Жёлудя тоже есть чувства, он ведь тоже хочет найти свою половинку, а она… А она так нагло соврала ему, скрыв правду. Но она была убеждена, что сделала правильно. Или это казалось ей единственно правильным решением, кошка даже не рассматривала другие варианты. После совета она попросила сестру пока никому не говорить о её метке, на что там с пониманием улыбнулась и кивнула, молча удалившись в пещеру воителей. Синегривка встала в лужу, обильно намочив лапу, а затем и в грязи, чтобы не было видно рыбы. Противно конечно, но ничего она поделать не могла. Сердце так болело сегодня. — Привет, почему ещё не спишь? Кошка повернулась на тихий тёплый голос. — Привет, Дроздовик. Да вот, что-то не спиться сегодня, не хочется пока… Воин пару мгновений глядит на неё, а потом садится. Луна была высоко. Небо было чистым, так что можно было разглядеть каждую звезду в серебряном поясе. Лунный свет оттенял выразительные скулы молодого воина, глаза его тускло блестели, отражая сияние. У Дроздовика был прекрасный мягкий характер, как и он сам, ведь внешностью он тоже отличался. Красив, вежлив, отличный воин, ещё и покладистый. Синегривка низко опускает голову, безнадёжно выдыхая и просто пытаясь сдержать рвущийся из самого сердца крик. Слёзы сами по себе стекают по её щеке, оставляя мокрые тёмные следы на шерсти. В сердце были обида, непонимание и огромная, довлеющая надо всему чувствами тупая глубокая боль, постоянно принимающая облик избранника. Она вновь и вновь видела прекрасные сияющие глаза — с застывшими и навсегда въевшимися в память насмешливыми искорками. Чувства раздирали её, словно текущий по жилам яд, и она не знала противоядия от жестокой запрещённой любви. Это чувство трепалось в её груди, и все это время она отрицала его, она была слишком отвлечена, обеспокоена, она сосредоточилась на этой проблеме и не могла понять себя. Когда именно к ней пришло это осознание? Когда появилась метка? Когда она впервые его встретила? На Совете? Когда приходит любовь никто не знает, и никто не сможет сказать, в какую минуту он будет готов сказать что любит. Но ничто не вечно в этом мире, даже любовь. Ей остаётся надеяться, что она пройдёт, хоть чем-то тешить свои мысли. Она только одно знает, что теперь уже не может без него. Если бы он знал, с какой болью наступает это новое чувство. Дроздовик прижимается своим боком к подавленной кошке, бережно обнимая её спину лапой, кладя подбородок на её макушку, тихо вздыхает, осторожно покачиваясь. — Рыбка, да?.. Он всё понимает.***
Следующий день воительница предпочла уединиться, отправившись на охоту в одиночестве, хотя и Дроздовик и Белогривка любезно предлагали составить ей компанию, на что она в крайне грубой форме отказала, успев наорать и на Гусохвоста, что высунул свою косматую голову из пещеры, якобы, дать дельный совет. Она сама справится, она не маленький котёнок и может решать свои проблемы сама. Нагретые камни были хорошим местом для охоты, да и для отдыха они тоже были прекрасны. Солнце уже взошло, а это значит, что булыжники уже начинают впитывать тепло. «Отлично, пока они греются, я могу поймать что-нибудь!» Увидев зайца, который усердно умывался, Синегривка самодовольно улыбается, тут же принимая охотничью стойку. И вот, приготовившись в прыжку, добыча резко срывается с места, да не только добыча, и сама охотница дёргается от неожиданно резкого звука всплеска. — Стой, нет! Охотница в отчаянии бежит за удиравшим зайцем, который уже вовсю скакал по камням, пытаясь перебежать на тот берег. Кошка, кажется, переоценила свои способности и плюхнулась прямо в воду, здорово ударившись пятой точкой о камни. Через боль и силу Синегривка поднимается и видит прямо лежащего на камне Жёлудя, тихо хихикающего себе под нос. — Ты идиот! Как ты посмел спугнуть мне добычу! Вообще, что ты забыл на чужой территории, головастик? Или хочешь, чтобы я тебе оставила пару царапин на память о визитах сюда? Жёлудь с вызовом и неисчезающей улыбкой смотрит на кошку. — Хочу. Попробуй, птичка. Терпение Синегривки моментально доходит до крайней точки. Может, у неё уже давно идёт дым из ушей, а глаза кидают молнии. И да, она не шутила на счёт царапин, потому что прыжок на рыбомордого был незамедлительным и резким. Повалив того прямо в воду, воительница победно улыбается и заносит лапу для удара, на секунду остановившись. Почему Жёлудь никак не реагирует? На что он смотрит?.. Великое Звёздное Племя, как же она забыла. — Птица значит? — сухо комментирует увиденное бурый, медленно переводя холодный взгляд на Грозовую кошку. Она его отпускает, и они идут на сушу. Жёлудь явно требует объяснений. Синегривка ещё никогда не видела этого шутливого кота настолько серьёзным и даже в какой-то степени злым. Она бы тоже разозлилась, ведь так? Нет, она была бы в ярости, рвала и метала, так что ей стоит поблагодарить рыбомордого за его сдержанность. «Право, можно подумать, что я в него влюблена, — с испугом думала Синегривка. — Но я же вовсе не люблю его — непонятно, что со мной твориться!» Но вот она стоит перед ним. Тревожное, волнующее чувство не проходило. Манера Жёлудя себя держать раздражала её неимоверно, но она все с большим нетерпением ждала его. Было в нём что-то необъяснимо для неё самой притягательное и странно волнующее крылось в едва уловимой грации его движений. Даже на советах, когда она только видела его мускулистую фигуру, уже ощущала его появление, словно ожог, а в холодной, неприкрыто наглой его усмешке его янтарных глаз таилось нечто такое, заставляющее подчинится Речному воину против воли. И сейчас этот взгляд был устремлён на неё. — Эм… Я должна, кажется, тебе кое-то объяснить? Жёлудь с отвращением фыркнул. — Да уж, будь так любезна. Желудок стал тяжёлым. — Я очень виновата перед тобой, знаешь. И я хочу извинится за все это, я просто… Не очень разобралась со всем, пойми меня! Слова слетели с её губ до того, как она это осознала. Жёлудь ненавидел её теперь. Она безнадёжно потерялась в усталом взгляде воина, глаз не сводила с его крепкого подбородка, с его мокрой растрёпанной шерсти. — И? — Кот чуть наклоняет голову. — Говори. Он сказал это так, будто ему не нужны были оправдания Синегривки, причины, мотивы и так далее. Кот хотел услышать… Извинение? То извинение, которого он заслуживает. — Прости, я мышеголовая. Жёлудь скривился и фыркнул. — Я это знаю. — Согласна. Я полностью признаю это, я была не права и не справедлива по отношению к тебе. — Ты извинилась? Это всё? — Ну, да, я так полагаю. Взгляд воителя опустился вниз, стал таким пустым, будто безжизненным, будто он сам умирал изнутри. Его плечи опустились, даже строгая гримаса исчезла с его лица, уступая какому-то уставшему выражению. — Ясно, хорошо. Удачного дня. Развернулся и поплёлся на другой берег. Синегривку будто ударили током, она сорвалась с места, нагнав Жёлудя, когда он был почти по самые плечи в воде, в то время как Грозовой кошке воды доставала уж до шеи. Было безумно страшно, что она сорвётся и погрузится в воду с головой, не сумев устоять на скользком дне. — Жёлудь, я правда сожалею! — воскликнула она, вытягиваясь, жмуря глаза от того, что вода попадала ей на лицо, — Я не знаю как сказать, просто пойми! Я прошу твоего прощения, пожалуйста! — Тело сковал холод, лапы стали лихорадочно трястись, как и все остальное тело, — Прошу тебя. Но Жёлудь молчал, ни звука не слетело с его пересохших губ. Он пытался сосредоточиться, отыскать хоть какую-нибудь искренность в словах Грозовой воительницы. Лапы Синегривки подкашиваются, она не в силах стоять и уже приготовила себя морально упасть в воду, как тут же её подхватили. В глазах туманно, она видит Жёлудя. Кот стоял над ней, а на его лице сияла мягкая улыбка. Светлая улыбка. Улыбка того Жёлудя, который был клоуном и шутом, который кидал в адрес кошки едкие комментарии. Она видит того кота, которого любит. Любит так сильно, что никому никогда не отдаст. — Я люблю тебя, Синегривка. Она прощена.Слова его прочнее крепких уз, Правдивее не может быть оракул, И сердцем так далёк он от обмана, Как от земли далёк лазурный свод.