Metro

Тарьяй смеется в кулак и смущенно отводит глаза в сторону, когда девушка напротив начинает откровенно оценивать его. Хенрик смотрит на все это с усмешкой, не более. Переключает песню и замечает на себе взгляд Сандвика. Пожимает плечами в ответ, мол, почему бы и нет. Под эту песню они в первый раз занялись сексом. Тарьяй предательски заливается краской, шея идет красными пятнами. Девушка довольно улыбается, явно принимая это на свой счет. Пихает подружку, похихикивает и начинает шептаться. Ти ее не видит. Музыка, несмотря на то, что у него один наушник, накрывает с головой. Примешивается собственное рваное дыхание в ту ночь, хриплые просьбы Хенрика скорее стащить гребаную футболку, уплывающее сознание. Никакого света, лишь луна за панорамным окном и безумные глаза Холма. А потом Хенрик. Хенрик, Хенрик, Хенрик. Везде. На всем теле. Парень хочет застонать жалобно, да сползти пониже, прячась ото всех. Или выбежать из вагона. Ехать еще четыре станции. Холм довольно усмехается, все еще не произносит ни слова. Как бы молча напоминает Тарьяй, кому он принадлежит. Девушка, видно, обижается — губы дует, ногу на ногу закидывает и возобновляет возбужденный шепот. Подружка отвечает вяло, будто сквозь сон. Станция. Заходит лишь несколько человек, все садятся. Начинает играть новый трек. Под эту песню Хенрик впервые поцеловал его на крыше какой-то многоэтажки, уложив на лопатки. Тарьяй захлебывается воспоминаниями, но ничего не говорит, позволяя продолжить сладкую пытку. Тогда была теплая летняя ночь, это было, черт возьми, их первое настоящее свидание — с цветами, с шампанским и прочей банальщиной. Он тогда дико боялся лезть на крышу, упирался до последнего, вцеплялся в лестницу, потом в дверь. Но Холм буксировал его упрямо — едва не за шкирку подтащил к краю, прижал к ограждению, навалился сзади и зашептал. Успокаивал, гладил нежно, целовал за ухом. Тарьяй тут же повело от желанной близости. Вынырнув из выжигающих душу воспоминаний, Сандвик хмуро смотрит на довольного Хенке, хмыкает и обиженно отворачивается. Про девушку, сверлящую его взглядом, и думать забывает. Станция. Толпа буквально высыпает из вагона, освобождая места. Ну конечно, пересадки. К Сандвику подсаживается девушка, и он сглатывает. На Холма не смотрит, но чувствует. Тот моментально напрягается. Мадам жмется поближе, и Тарьяй хочет заорать, чтоб она, бога ради, отсела куда-нибудь в другой вагон. Но мысли та, конечно, не читает. Трек в очередной раз сменяется, и Ти сглатывает. Он эту песню до дыр заслушал, когда они впервые поссорились. Ругаются они, да, часто. Но эта была первая серьезная ссора. Хенрик тогда ушел так, будто навсегда. Будто закрыл дверь не их собственной квартиры, а какую-то золотую дверку, ведущую в его сердце. Предварительно отобрав такой же золотой ключик. Не кричал, не бил и не крушил. Только взглянул так несчастно-тяжело, сумку собрал и вышел. Вернулся спустя неделю и несколько истерик Тарьяй. Баюкал в объятиях, целовал. А потом и заевшую песню спалил — через интернет на телевизоре. Сандвик, как настоящая сериальная барышня, на повторе смотрел клип на YouTube. Тарьяй шумно выдыхает и смотрит на мелькающие огоньки. Все вокруг замедляется, расплывается. Ссора в голове затихает, и поезд останавливается. Станция. Девушка рядом даже не шелохнется. Сидит, будто медом намазано. Видит же, что ему, сука, насрать, но продолжает пихать ему все свои прелести под нос. Поезд начинает движение, и мелодия сменяется. Какой-то тяжелый рок, и Тарьяй против воли морщит носик. Такая музыка ему не нравится, но зато была по душе бывшему парню Хенрика. Они оба это прекрасно знают, и Ти чувствует, как ком подкатывает к горлу. Да, он не может отшить девушку хотя бы из вежливости, но блять. Хенрик тоже ничего не делает и только включает ему издевательские песни. Воображение в этот раз играет с ним злую шутку — Хенрик обнимает какого-то блондина, а после целует в любимое место Тарьяй — за ушком. Этот блондин, конечно же, не «какой-то». Сандвик знаком с ним лично. Слезы начинают душить, и он запрокидывает голову. Мигает значок следующей станции, и Тарьяй молится, чтоб машинист ехал побыстрее. От мысли, что Холм может быть с кем-то другим, начинает тошнить. Станция. Девушка все еще неприятно соприкасается с ним плечом, оставшаяся на своем месте ее подруга выглядит куда менее воодушевленной. Сандвик ей даже завидует — наконец перестала слушать тупой треп и может просто расслабиться. Вот он — нихуя не может. На удивление, следующей начинает играть одна из его любимых песен. Тарьяй вздрагивает и все же смотрит на Хенрика. Тот, скотина такая, улыбается до ушей. Показывает свои клыки, растягивает пухлые губы полумесяцем. И Сандвик вообще удивляется, как умудряется сохранить сознание — такую красоту надо запретить. Теперь даже соприкосновение с девушкой не чувствуется. Холм начинает подпевать одними губами, и Ти завороженно следит за ним, а после и вовсе присоединяется. Их станция. Хенке поднимается, подает руку Тарьяй. Тот с недоумением смотрит несколько секунд, а потом хватается. Его тут же прижимают, легко целуют в губы и, кажется, под аханье выводят из вагона. Сандвик улыбается, вспоминает мадам и смеется, приобнимая своего парня. — Уверен, она тебя ненавидит. — Кто-то же должен. И другая песня в плеере. Теперь она тоже будет хранить воспоминание. Одно на двоих.