Я не знаю, как любить его

I don’t know how to love him. What to do, how to move him. Она не знает, как любить его. Она не уверена, любовь ли это. С ней такого ещё никогда не было. Все мысли о нём: его глаза цвета свежескошенной травы, его руки, такие сильные, что могут безустанно носить её, его тело, такое мускулистое под её ладонями, кожа горячая, обжигающая, словно по венам вместо крови течёт огонь. Небесный огонь. И она сгорает. Сгорает от желания прикоснуться. I don’t know how to love him. I don’t know why he moves me. Он не знает, как любить его. Он уверен, что это любовь. С ним такого ещё никогда не было. Все мысли о нём: его голос, звонкие ноты которого хочется слышать вечно, его слова, словно проникающие под кожу и касающиеся сердца, его душа, кристально чистая, словно воды Иордана. Хочется быть рядом с ним. Нет-нет. Не подле него, купаясь в лучах когда-то не нужной ему славы. Ему достаточно быть тёмной звездой в тени его суперновы. И он сгорает. Сгорает от огня своего светила. He’s a man. He’s just a man. And I’ve had so many men before. In many different ways. Он всего лишь человек. Обычный мужчина, а у неё их было столько, что и не сосчитать. Были те, кто желал её: желал касаться, целовать и не отпускать. Были те, кто любил её, или лишь бросал пустые слова о любви во власть восточного ветра. Были те, с кем хотелось стать ближе. Но почему ему хочется п р и н а д л е ж а т ь? Почему она готова отдать всё, чтобы быть с ним? Ей хочется стоять рядом, рука об руку, купаясь в завистливых взглядах убогой толпы. Сегодня они скандируют его имя, а завтра — и х. Ей так хочется… Быть его. He’s a man. He’s just a man. He is not a king. He is just the same As anyone I know. Он всего лишь человек. Обычный человек. Не король и не бог, не какой-то чудотворец, не звезда. Он всего лишь мужчина. Такой же, как и все, кого он встречал. Бедный, голодный и скитающийся в поисках дома. Разбитый, уставший и непонятый. Такой же, как другие. Так почему же только его хочется з а щ и т и т ь? Почему хочется обнять, согреть и оградить от этой убогой толпы? Сегодня они скандируют его имя, а завтра — отправят на смерть. Ему хочется спасти его от этой судьбы, наплевать на волю бога и не дать испить из отравленной чаши. Ему так хочется… Помочь ему. What’s it all about? If he said he loved me. I’d be lost, I’d be frightened. Что всё это значит? Эти чувства… Они топят её, словно погружают с головой в воды Иордана не давая ни выплыть, ни сделать глоток воздуха. Она боится. Боится сказать ему. А если он любит её тоже? Справится ли она с этим? Она ведь никогда не верила в любовь. А если всё же не любит? Её сердце будет разбито, расколото на тысячи маленьких кусочков, развеянных по всему миру. Так, что уже не соберёшь обратно, не склеишь и не починишь, словно старую сломанную игрушку. Что будет? Наверное, она никогда не узнает. I’ve been used and you knew all the time. I will never ever know Why you chose me for your crime. Он помнит, как они познакомились. Помнит, как он учил тому, что правильно. Учил быть добрым, честным, самоотверженным. Учил ставить других превыше себя. Но это всё — лишь моменты. Они уходят, растворяются в предрассветной дымке, стираются из памяти. Лишь один разговор останется там навечно. Он помнит, как он подошёл, столько лет назад, в самом начале пути. И х пути. Он просил об одном. «Не дай мне предать всё, что дорого и свято, всё, за что я борюсь. Не дай мне измениться. А если этому всё же суждено случиться — скажи мне, коль мои глаза будут слепы. А если речи твои не помогут мне — сделай то, что должен. Помоги мне исполнить волю отца. Судьба моя — испить из чаши яда. Твоя судьба — ту чашу мне подать.» Он никогда не узнает, почему он выбрал именно его. Доверил ему это. Взвалил на хрупкие плечи своего ученика эту непосильную ношу. Кажется, будто она давит, пригибает к земле, не давая сил идти дальше, не давая сделать ни глотка воздуха. За что? Чем я заслужил такую судьбу? Наверное, он никогда не узнает. He scares me so. I want him so. I love him so. Он пугает её. Не так, как стражники или убийцы, разбойники или прокажённые. От него исходит сила. Пугающая сила. Она словно сочится из-под кожи, пропитывает воздух и землю, растения и воду. Сила созидания. Сила разрушения. Она желает его и не может забыть. Она всё ещё чувствует его кожу под кончиками пальцев с того самого дня, как втирала масло в его уставшие плечи, расслабленное лицо, прикрытые веки. Она не может не. Не может не помнить. Не может не желать. Вдруг, это и есть любовь? Желать его так сильно, что без него не нужен мир. Желать быть с ним, чувствовать его руки, его губы. Кажется, так и есть. Она любит его. He scares me so. Does he love me too? Does he care for me? Он пугает его. Не так, как болезнь или голод, жажда или даже смерть. Он пугает, потому что неизвестно, во что он превращается. Кем становится. Любит ли он его? Он всегда был добр, волновался, исцелял раны. Вдруг, это и есть любовь? Ведь он любит. Именно поэтому он должен был сдержать обещание. Но заботится ли он о нём? Понимает ли, а, может, знал уже тогда, что без него он не сможет жить? Просто в лёгких не останется воздуха, а сердце перестанет качать кровь. Может, это он пытался сказать тогда в саду? Невинный поцелуй в щёку. Это конец. Осмелев, скользит губами по губам. Всего на мгновение. «Здравствуй, Учитель». Он пытался остановить, звал его по имени. Может, хотел сказать, что ненавидит? Может, хотел сказать, что прощает? Может, хотел сказать, что любит? Потому что он любит. Любит его. Мария желает, Мария верит в него, Мария любит. Но после его смерти её ждёт жизнь. Жизнь без него. Боль пройдёт и она встретит другого. Полюбит вновь. Впрочем, может она не забудет его. Мужчину, которого любила. Своего Иисуса. Иуда дал обещание, Иуда верен ему, Иуда любит. Поэтому он предаёт. Но после его смерти его ничего не ждёт. Для него больше ничего не осталось. Без него нет жизни. Без него есть только пустота и боль. Поэтому Иуда выбирает смерть. Впрочем, может, умерев, он встретит его. Мужчину, которого любил. Своего Иисуса.