Темно. Сухо. Шумно. И ,возможно, больно.
Сознание спутано. В голове серый шум. Что-то мягкое и слегка теплое осторожно упирается в, наверное, левый бок. Тяжело понять, ничего почувствовать нельзя. Только догадываться и, возможно, вновь упасть в темноту.Я слышу крик. Или даже шепот. Шум в голове все так же серый.
Тьма не забрала, но появилось чувство жжения. Оно приносит сомнения. Что заставляет меня сомневаться? Сомневаться нельзя, так мне сказал однажды Весемир. Пытаюсь развеять сомнения, но уже поздно. Я чувствую тревогу… Скоро наступит страх.Кошмар вырастает из страха. Страх питается от тревоги. Тревога порождается из сомнения.
Настал страх. Его разбудило воспоминание. Что-то мягкое и теплое, сильнее надавило и хрустнуло сломанное ребро. Я вспомнил снег. Он тоже хрустел под моими ногами. Опять стало сухо. Губы болят. Отчетливо понял почему сухо. Я потерял много крови и теперь хочу пить.Воспоминания дрожат. Его пальцы тоже. Было чертовски холодно.
Тьма стала более жидкой. Возможная боль стала реальнее. Ребро стало ныть, как побитая псина. Отчетливо понял, что лежу на твердой кровати. Может, сломал позвоночник? Опять сомнения, что подстегивают страх. Кошмар стал близок как никогда. Весемир говорил, что лучше всего закрыть глаза и уйти в медитацию, тогда кошмар до тебя не доберётся. Но как быть если ты даже нужную позу не сможешь сесть?Мы сидели за столом и читали бестиарий. Его цепкие пальцы незаметно гладили мою поясницу. Мне было щекотно.
Отогнал сомнения. Стал медитировать. Отговорка о положении тела была смешной. Вспомнил его смех. Взамен получил снежок в наглую рожу. На сердце потеплело. Страх стал отступать. Весемир может мной гордиться. Тьма стала клубиться как, грозовые тучи. Боль начала кататься по телу как, морской ёжик по песку во время прибоя.Шум стал нарастать. Почудился звук шелеста травы. Та осень была дождливой.
Тьма стала рассеиваться, и мне показалось, что она осела туманом вокруг моего тела. Не смог открыть глаза и сбил медитацию. Боль ощерилась черными клыками и с воплем вцепилась в сломанную руку и разорванный бок. По лицу лоснился пот, но потом понял, что это сукровица.Мы сидели в таверне и пили медовуху. Он целовал меня напористо, а шрам на лице ныл в такт дождю и унылой осени.
Страх отступил. Накрыло раздражение. Хотелось материться, но глотку драла засуха. Помню точно, что не пил в таверне. Шрам не ноет, рана на другой половине лица. Значит, сейчас лето. В голове каша и воспоминания коверкаются под гнетом боли. Как я здесь очутился?На его щеке красовался красный отпечаток ладони. Глаза у него как, у подбитого оленя. Значит, огрела Трисс. Когда бьет Йенифер, у того глаза, как у фурии на жёсткой диете.
Тьма стала белеть. Боль решила побить все рекорды и охватила все тело. Горло стало перехватывать стальными руками, и серый шум превратился в невыносимый гам. Что-то мягкое исчезло с пылающего синим пламенем боли ребра. Рот приоткрыли, и в него обволакивающей теплой волной полилась Ласточка. Засуха усилилась после трех небольших глотков. В моей глотке стала править красная пустыня в разгар лета. Я отчаянно захрипел.Я сидел возле горы трупов утопцев с видом победителя. Он сидел рядом возле своей горы трупов. Думали, как оправдываться будем перед Весемиром за капитальное опоздание к ужину, что сами и должны были приготовить. Победа была горькой и воняла мертвечиной.
Тьма стала принимать очертания полумрака огромной комнаты. Я явно был не в гостинице. Вернулось обоняние. Узнал запах Трисс и белого волка. Полежав еще с полчасика понял, что позвоночник в порядке. Настроение поползло вверх. Боль в отместку заставила скривиться и натянуть рану на лице. На языке катался вкус крови. Вспомнил про наглого Фледера из Вызимы, что умел болтать. Оставил в живых. Добил его Ламберт. Настроение упало резко вниз. Решил вспомнить что-то приятное. В мыслях летал жареный катакан.Боль сдавила горло сильнее. Он так же сильно прижимал меня к стене и рыча кусал мой загривок. Его бедра резко, но издевательски медленно драли членом мою задницу. Зря сказал ему по пьяни, что он скорострел.
Мою голову приподняли и ощутил бинты на шее. Скорее всего, они охватывали почти всё тело. В носу свербело от запаха двухстрела. Видимо он был компонентом в настойке, что вызвала онемение. В этот раз мне дали глотнуть воды, но всего два небольших глотка. Пустыня сменилась сезоном засухи в степях, хотя разница не велика. Приоткрыл левый глаз на удачу. Разглядел белое нечто перед своим носом. Вспомнил, что Геральт продул Лютику в споре и теперь отращивает волосы до поясницы. Лютик тогда долго не мог петь. Сломанная челюсть мешала.Я лежал на кровати и лениво наблюдал как Геральт выгибает спину и со стоном опускается вниз до упора. Ночь еще впереди, а это только первый заход.
Руки стали холодными и заныл перелом руки, что получил в свои тридцать пять. Стало тошнить и замычал на неосторожное прикосновение к противному ребру. По девичьему вскрику понял, что лечит меня Трисс. Геральт решил откормить меня настойками Ласточки, чей запах тяжёлой пеленой осел на ноздри носа. Селезенка противно булькнула и меня накрыл страх как бы она не разорвалась. Могу с уверенностью сказать, что поседел я от этого всего знатно. Вновь закрыл глаза и целой рукой вырвал у Геральта пару волосков из его роскошной шевелюры. Тот намек понял и травить Ласточкой перестал. Селезенка перестала булькать. Страх недовольно цыкнул и свалил восвояси. Я взвыл от боли и выгнулся в спине. Накатила слабость и жуткий холод.Жутко хотелось спать, но Геральт уже битый час все продолжал целоваться. Губы стали покалывать от его укусов, когда он брал полную инициативу. В долгу не остался и не давал шанса на секс. Терпеливо ждал, когда ему надоест.
Очнулся уже днем. В зашторенные окна пробивался свет. Повернул голову и увидел Геральта с другой стороны лежала Трисс. Я был по уши укутан в одеяло. Прислушался к побитому телу и понял, что вспотел так, что можно жарить в собственном соку. Пошевелил руками. Понял, что перелом вылечили, но боль осталась. Осторожно поднялся и стряхнул с себя одеяла, одним укрыл Трисс. Геральт что-то проворчал и перевернулся на другой бок. Я накрыл и его по самую макушку. Я встал с кровати и поддерживая рукой ноющее ребро спустился на кухню. Не без труда смог приготовить чай и стал лениво жевать небольшой кусок черного хлеба. Аппетита не было, но ум твердил про регенерацию что черпала силы от набитого брюха. Допил чай и съел два ломтика хлеба. Стал смотреть в окно. Скоро будет осень, шрам начало стягивать. Услышал скрип лестницы, но так и не повернулся к «гостью» лицом. Хотелось и дальше смотреть в окно.Его нога лежала на моем плече и видно было как напряглись мышцы. Он не любит, когда я выбираю эту позу. Зато мне открывается шикарный вид как мой член движется в его заднице. Может он стесняется?
Он подошел тихо и обнял за талию не задев противное ребро. Прикусил затылок и стал смотреть в окно. Было тихо и тепло. Я не мог вспомнить что же учудил, раз оказался в столь плачевном состоянии. — Геральт. — Ммм? — Где я был и что я делал раз оказался в таком ужасном состоянии? — Заказ на бруксу взял и в лес пошел его голову на крюк вешать. Нашел её логово и устроил засаду. Брукса как сквозь землю провалилась. Потом услышал ржание лошади и крик женщины. Рванул в сторону крика. Увидел четырех Брукс, что убили слуг аристократки и заодно лошадь обескровили. Ты вмешался и убил брукс, но защищая аристократку тебя хорошо потрепали. Женщина не растерялась и с трудом усадив тебя на Васелька двинула в город. Там я тебя и увидел. Лютика в тот вечер из тюрьмы вытаскивал. Хотел поскорее с ним из города уехать, так как с Трисс полаялись. А тут твоя лошадь и дама на ней. Потом и тебя разглядел. По запаху крови понял, что тебе очень хреново и заверив женщину в твоем благополучии рванул обратно к Трисс. Семь дней тебя выхаживали. Теперь вижу результат. — Мне такой бред в голову лез. Да еще твоя Ласточка заставила мою селезенку булькать. Больше меня так ей не пои, а то двину коньками раньше времени. — Когда ты мне клок волос выдрал, я понял, что ты мне хотел сказать. — Надеюсь, что скальпель не содрал? А то лысым спросом у женщин ты пользоваться не будешь. — Да и иди ты лесом, холера тебя дери! Геральт выпустил меня из кольца рук и под недовольное бухтение поднялся на верх. Я же все так же смотрел в окно и думал о том, как ненавижу осень. Она приносит воспоминания и дерганую боль шрама. Хорошо, что Геральт теплый.Когда шрам болел особенно сильно, я мечтал об скорой зиме, пока не напился до поросячьего визга. Утро принесло головную боль и медвежья объятья Геральта. Шрам почти не болел.
Пару тройку лет ушло на то, чтоб понять почему шрам почти не болит когда рядом белый волк. Хотя справедливо можно отметить, что любой секс уменьшает боль. Хотя у Геральта это получается лучшее, потому что он теплее. Все же ведьмак. А об отношениях никто не думал. Дополнение к крепкой дружбе шел отменный секс. Большего никому из нас не нужно было.