Сквозь века

Летний воздух напоен запахом трав, нагретых на солнце, а от многообразия цветочных ароматов немного раздражающе щекочет в носу. Мираэль не выдерживает и звонко чихает, смущённо потирая кончик носа. Хотя никто, кроме духов, её не видит здесь. Эльфийка бродит по лесу близ Академии Единств в гордом одиночестве. С тех пор как она вернулась в этот мир, такие прогулки вошли в привычку. Она часто говорит, что идёт в лес за травами. На самом же деле трав всегда в достатке: не все адепты покидают стены родного учебного заведения летом, и кто-то всегда остаётся на заготовке. Мираэль привыкла к одиночеству. Привыкла искать душевное равновесие среди высоких древесных крон, в шёпоте ветра, чувствовать течение самой жизни. Это давно стало неотъемлемой частью её сущности. Светлые эльфы всегда стремились жить в гармонии с природой, но дарованная Эно сила накладывала особый отпечаток. Богиня Исцеления — ближе к мирозданию, но дальше от существ его населяющих. Растерев в пальцах тоненький стебелёк сорванной травинки, эльфийка ощутила приятный мятный запах. Кожу слегка холодило и покалывало. Девушка уже предвкушала кропотливую работу над снадобьем от ожогов, когда неожиданно на её плечи легли чьи-то ладони. Не вздрогнуть и не вскрикнуть от испуга ей позволила выработанная со временем выдержка. А ещё понимание. Редкое существо может подкрасться к ней вот так незаметно и бесшумно. Руки мужчины скользнули по предплечьям и ниже, заключая Мираэль в надёжный замок объятий. Затем он поцеловал в её макушку, вдыхая запах волос, и прошептал: — Так и знал, что ты снова тут пропадаешь, — голос любимого звучал немного хрипло, будто он только что поднялся ото сна. Хотя не исключено, что так оно и было. Ведь он допоздна работал вчера в архиве и вернулся далеко за полночь. Слишком много дел скопилось за время его… отсутствия. Временный заместитель не справлялся с тем объёмом работы, который привык брать на себя мастер Старший Хранитель. Согретая объятиями любимого, девушка расслабленно откинулась на его грудь, выронив из пальцев помятую травинку. Её тонкие пальцы пробежали поверх его сцепленных в замок на её талии рук. Тёплые. И такие родные. Она крепко-накрепко заперла в собственном разуме воспоминания о его воскрешении, оставив это сакральное действо за гранью чувств и эмоций. Слишком больно, остро, страшно… А в его глазах по-прежнему отражается пронзительно-синее небо. И она падает в него, обернувшись в его руках и оказавшись лицом к лицу. Летит в синюю бесконечность, когда он активирует кристалл переноса и возвращает их домой. Её имя не раз срывается с его губ, пока он осторожно и трепетно целует лицо своей богини, подхватывая случайную слезинку. Свидетельством минувшей ли боли, острой радости была та? Уже не важно. Просто невозможно принимать в спокойном благоговении этот редкий дар, ради которого стоило ждать не одну тысячу лет. Мира взахлёб, будто в горячечном бреду, зовёт его по прежнему имени. Вздрагивает всем телом от каждого прикосновения его чутких пальцев к обнажённой коже — одежда соскальзывает с неё благодаря его уверенным действиям. Для всех он — мастер Старший Хранитель, серьёзный, но добродушный эльф, чудом вернувшийся с того света. Она — всего лишь его странная подруга и целительница, о которой никто ещё почти ничего толком не знает. Но для них обоих вряд ли имеют хоть какое-то значение взгляды и мнения посторонних. Они стремятся утолить голод и заглушить тоску, ещё живущую в обоих, словно призрак старой раны. И будто прямо сейчас, находясь в нежных объятиях друг друга, стремятся соприкоснуться сквозь разделявшие их века. Время — бесконечный поток, медленно, но верно стачивающий острые и болезненные воспоминания, точно речные камни. Но здесь времени больше нет. Оно собрано в горсть мириадами песчинок и переплавлено для того, чтобы быть разбитым у ног двух влюблённых и рассыпаться звонким стеклом на мельчайшие осколки. — Не отпущу тебя никогда, — говорит тихо Мира, прижимаясь к Тиру всем телом и млея от живого тепла, источаемого его кожей. Её слова самой Мире кажутся важнее бессчётных признаний в любви и обещаний. Ведь это клятва, которую она ни при каких обстоятельствах не нарушит. — Куда ты денешься, — шутит эльф, но его синие, потемневшие от страсти глаза предельно серьёзны. Он поднимает девушку на руки и, не отрывая взгляда от её колдовских глаз, укладывает её на прохладные простыни. Мира коротко вздрагивает и крепче прижимается к своему мужчине, утыкаясь лицом в плечо и вдыхая аромат его волос. Длинные шелковистые пряди теперь пребывают в лёгком беспорядке старанием её же пальцев, распустивших ленту ещё во время поцелуя. Эльф медлит, разглядывая лицо своей возлюбленной, на котором пылает румянец. Большие тёмно-зелёные глаза девушки, подёрнутые поволокой нежности и страсти, отражают его собственный взгляд, и становится непонятным, в чьих именно зрачках танцуют предвестники вечности, таинственные огни далёкого загранья. Но вот с её губ вновь срывается его имя, и мир снова приходит в движение. Совсем как тогда, когда он вернулся. К ней. По её зову. Пальцы Тира ласково касаются прохладной кожи Мираэль, скользя от плеча к аккуратной груди, соблазнительно вздымающейся от частого дыхания. Не в силах сдержаться, он склоняется и покрывает её нежными поцелуями, уделяя особое внимание соскам, истязая своей медлительностью, словно пыткой. Сам мужчина почти не чувствует боли от коротких, но острых коготков девушки, впивающихся в его плечи. Он прекрасно знает о том, сколько таится силы в этой хрупкости, но всё равно не может позволить себе пусть даже случайно причинить ей малейшее неприятное ощущение. Мираэль отважно и нетерпеливо пытается доказать, что сделана не изо льда. Она притягивает возлюбленного за плечи и коротко заглядывает в глаза, после чего дарит поцелуй заставляющий потерять голову и напрочь забыть об осторожности. Дождавшаяся и Вернувшийся. Они забываются в водовороте безумной, полной отчаяния страсти, сметающей всё на своём пути, сплетаясь в единое целое и обретая бесценные мгновения, которые никто и никогда у них не отнимет. Что будет потом, никому не известно, а им достаточно знать лишь о том, что не только времени, но и границ на их пути больше нет.