Jealousy of Amelie

      Амели свято верила в то, что ничего не чувствует. Ее превратили в машину для убийства, у нее была только одна задача, только один смысл в жизни. Она давно привыкла жить с этой мыслью и в какой-то момент это даже начало ей нравится. Отсутствие эмоций, как таковых, помогало не думать о чьих-то отнятых и сломанных жизнях. Было бы иначе, она бы точно сошла с ума. Отчаяние не щадит никого. Теперь же... все гораздо проще. Может быть когда-нибудь Вдова даже сможет получать удовольствие от убийств, а не только чувство удовлетворения от блестяще выполненной работы. Если это случится, от Амели Лакруа уже точно ничего не останется. А пока... пока где-то там, на задворках сознания, до сих пор оставалось что-то от былой жизни, былого человека, которым снайпер уже никогда не станет. Прошлое ведь должно оставаться в прошлом, не так ли? Об этом размышляла француженка, сидя с чашкой крепкого, уже успевшего остыть, кофе в кафе, ютившегося на одной из многочисленных улочек Кингс-Роу. Нет, в этот раз она приехала сюда отнюдь не по заданию. Частная поездка. Оставалось дело, которое требовалось срочно уладить, потому что если Амели этого не сделает, то ни на чем более не сможет сосредоточиться. Нужно все исправить. И чем скорее, тем лучше.       Лакруа прикрывает часть лица книгой, что до взгляда, то он уже как минут двадцать направлен на один из дальних столиков у окна. Женщина хмурит тонкие брови. На то была причина. Ведь за этим самым столиком сидела... так называемая проблема. И ладно бы в одиночестве, так нет, в компании особы, которая раздражала террористку еще сильнее, чем надоедливая девчонка, не способная привести свои непослушные патлы в порядок. О спутнице Лены Вдова ничего не знала, а это удивило агента "Когтя" и еще как, хотя бы потому что за Трейсер снайпер следила уже продолжительное время. Оказывается, у маленького агента есть секреты, как мило. Хотя, нет. Ни черта это не мило, Амели уже как полтора часа боролась с желанием проблеваться от разыгрывающейся перед ней сцены приторной идиллии. А еще француженке неприятно. Вот этого она никак не ожидала, если честно.       Лакруа полагала, что у Лены от нее нет тайн, хотя бы потому что они слишком долго друг друга знают и... слишком долго пытаются убить. Ну, как сказать, пытаются. Делают вид - точно, были близки к этому - без сомнения, хотели довести дело до конца - мало вероятно. Вдова долгое время пыталась понять, почему не может всадить пулю в вихрастую головушку. Разумное объяснение этому феномену так и не нашла. Зато нашлось неразумное, верить в которое преступница отказывалась, уж слишком нелепым оно оказалось: Лена нужна Амели. Потому что только с ней Амели испытывает ощущение азарта, ей интересно, Трейсер увлекает ее. На деле же все обстояло гораздо хуже - Вдова помешана на взбалмошной девчонке, она на ней зациклена. Нездоровая мания пугала француженку, но поделать с ней уже ничего нельзя. Именно поэтому Лакруа сидит в треклятом кафе на Кингс-Роу, наблюдает за Леной и плотно поджимает изящные губы, с трудом сдерживая нарастающее бешенство.       Вдова не думала, что способна на ревность. Данное чувство женщина считала смешным, никчемным и детским. К тому же, такая как она, не способна проявлять его. Если бы только француженка знала, насколько она ошибается. Все оказалось иначе. Требовался лишь повод. Искра вспыхнула и пламя раздулось само. Впервые за долгие годы работы в "Когте" Амели чувствовала, как вместе с током крови по всему телу разгоняется самая настоящая ярость. Бессилие же разъедало изнутри, террористка ни на чем не могла сосредоточиться, все ее мысли занимала Лена и ее ложь. Как девчонка вообще посмела лгать Вдове? Как только у нее смелости и глупости хватило на подобное безрассудство?       Хотя постойте... постойте. Нет, все-таки нет, чувство, что испытывала Вдова, не ревность, а жадность. Просто жадность. Обида на то, что игрушка ушла к другому. Именно так. Амели убеждала себя, обманывала. Понимала прекрасно, но... лучше уж так, чем признать существование ревности. Ревность возникает лишь в случае неравнодушия. А этого уж точно не может быть.       И несмотря на самообман, всевозможное самоубеждение, в какой какой-то момент рука сама собой потянулась к пальто (с оружием бесноватая особа никогда не расставалась, не с ее родом деятельности). Единственный выстрел и объект, вызывающий раздражение, будет уничтожен, что до Трейсер, то маленькая мерзавка будет знать, как лгать Пауку. Но нет, нет. Можно поступить умнее, можно поступить расчетливее. Можно заставить Лену испытывать угрызения совести, а еще можно заставить лгунишку помнить, кому она принадлежит на самом деле. О, да. Так гораздо лучше.       Еще через полчаса терпение француженки окончательно истекает. Пора поставить точку во всем этом. Пора начать маленькую игру и поймать надоедливую букашку в паучьи сети. Лена должна за все заплатить. Амели должна, наконец успокоиться. С существованием мании придется смириться, выбора уже нет, а еще манию пора взять под контроль. Этим террористка сейчас и займется. Хватит ожиданий. На салфетке, красивым почерком с легким наклоном в левую сторону, Амели пишет записку и передает ее официанту. Сама же, расплатившись по счету, поспешно покидает пределы кафе и отправляется на крышу. Трос тоже снайпер всегда носит с собой. Она, хоть и не на работе, но беззаботной оставаться не имеет права.       Что до Лены, то получив треклятое послание, бегунья совершенно меняется в лице: и без того огромные глаза широко распахиваются от удивления, даже испуга. Сердце мгновенно сделало кульбит и ухнуло куда-то вниз, успев причинить боль несчастным ребрам. Ее спутница это, естественно замечает, идиот бы не заметил резкой смены эмоционального фона. Текст короткой записки гласил: "Тебе лучше прийти на крышу башни у памятника Героям Восстания через 10 минут, ma chérie. Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то пострадал, не так ли?" Разумеется, Вдова не собиралась устраивать пальбу в людном месте, но ведь как-то поторопить Лену нужно, да и нравилось снайперу пугать агента вражеской организации. Хобби у нее такое. - Лена, с тобой все в порядке? - Эмили опускает чашку с чаем на блюдце и смотрит на возлюбленную озадаченно. Что это на Окстон нашло? Только что ведь все было нормально. - Выглядишь так, будто приведение увидела.       Рыжая мягко улыбается и пытается извлечь из пальцев пассии салфетку, но Трейсер сжимала ее так крепко, что Эмили не смогла этого сделать, от чего ее лицо приняло еще более озадаченное выражение, которое еще через секунду сменилось непониманием. Ирландка убрала за ухо выбившуюся прядь, склонила голову в бок. От непоседы реакции никакой не последовало. Для того, чтобы привести молодого героя в чувство, Эмили несколько раз щелкнула пальцами аккурат перед носом бегуньи. Лена встряхнула головой, моргнула несколько раз. Салфетку скомкала и сжала в кулаке чуть ли не до побеления костяшек. - Я просто... Глупости какие-то мерещатся, вот и все. - Окстон тихо фыркнула, немного нервно взъерошила короткие пряди в районе затылка, а затем поспешно откусила кусок от черничного пирога. Надо сделать вид, что все в порядке. Желудок предательски сжался. Меньше всего сейчас непоседа хотела есть. Кусок встал комом в горле. - И какие же глупости, если не секрет? Что написано на салфетке? - Эмили явно не собирается переводить тему. Ох, иногда такой упрямицей бывает. - Просто намек на очередного придурка, жаждущего познакомиться с "прекрасными леди". - На последних словах бегунья сделала акцент и даже глаза закатила. - Только написали это в более... грубой форме. Я даже дар речи потеряла от такой наглости. - Оу, боишься, что очередной мачо с Кингс-Роу сможет отвоевать меня? - Ха... - Трейсер даже рассмеяться смогла в ответ на шутливый вопрос. - У него нет никаких шансов против героя "Overwatch". Даже ты устоять не смогла в свое время перед моим обаянием. - Как бы между прочим подметила девушка, тихо хмыкнув. - О, да. Я долгое время оставалась неприступной. - Долгое время? Всего-то неделю! - Зато какую неделю! - Эмили сделала еще пару глотков чая. - Я бы все равно своего добилась. - Так ты и добилась. Я ведь здесь. Перед тобой. И мы уже отмечаем третью годовщину. Идем на рекорд, мисс Окстон. - Рыжая мечтательно, тепло улыбается, глядя на возлюбленную, а Лена опускает глаза. Чувствует, как начинают пылать кончики ушей. - Это здорово. И ты здоровская и в вообще... я счастлива. С тобой. - Замялась немного и шею потерла. Непоседа сказала то, что думает. Почти. Нет, Лена не сомневалась в своих словах. Рядом с Эмили она действительно счастлива, да только... ей будто бы чего-то не хватает. Это раздражает и вызывает искреннее непонимание. Все ведь было нормально. - Счастлива? Правда? - Разумеется. - Кивнув в знак подтверждения своих же слов, Трейсер опустила смущенный взгляд. - Не веришь? - Верю. Тебе я всегда верю.       Слова Эмили заставили сердце сжаться. Лена собиралась солгать любимому человеку. Собиралась оставить ее, чтобы встретиться с чертовкой на крыше. Собиралась снова ввязаться в сумасшедшую перестрелку. Снова собиралась погрузиться в схватку с головой. Всегда должна быть полная отдача. Ведь иначе кровь в венах не будет кипеть. Лену можно смело назвать ненормальной, потому что она... зависима от всего этого. Ей это нужно. Она всякий раз приходит в самый настоящий восторг, когда ввязывается в очередную перестрелку и не с кем-то, а именно с Роковой Вдовой. Будто одержимая и без намека на инстинкт самосохранения. Последние же слова Эмили будто отрезвили непоседу. Как она может думать о чем-то подобном, когда они здесь в кафе, празднуют свою третью годовщину?! Они вместе. Они счастливы. А раз так, то ни о чем больше и думать не следует. Лена судорожно выдыхает, руки складывает перед собой. - Спасибо. Это... важно для меня. - Ты слишком милая сейчас для человека, который спасает мир от террористов. - Эмили по-лисьи щурится. Ей нравится смущать пассию.       Дальше беседа протекала в таком же непринужденном темпе. Эмили отвлеклась и уже успела забыть о злополучной записке. Отложив салфетку на опустевшую тарелку из-под пирога, Лена подозвала официанта, который унес посуду вместе с посланием от Вдовы. Трейсер должна бежать. В последний раз. Больше она никогда не оставит Эмили одну, но сейчас у нее нет выхода. Амели угрожала - это раз, Лена не может оставить это без внимания - два, Лена должна увидеть преступницу - три, а зачем, дело десятое. Окстон едва ли смогла высидеть несколько минут. Потом не выдержала, как можно спокойнее встала из-за стола, якобы в дамскую комнату, а сама рванула на крышу треклятой башни. Вечер только начинается.

***

      Амели ждала в указанном месте, спрятав руки в глубокие карманы пальто. Время почти истекло и француженка собиралась поторопить Лену, уже даже намеревалась устроить маленький переполох на площади, но привычную тишину нарушил до дрожи знакомый звук хроноускорителя. Маленькая лгунья как всегда, в полной боевой готовности. Вдова самодовольно улыбнулась уголками губ. Не шевелилась, стояла к Окстон спиной и всматривалась вдаль. Без визора немного непривычно, как и без винтовки в руках. Стоило женщине развернуться к Трейсер лицом, как мгновенно сосредоточенный взгляд янтарных глаз столкнулся с ошалелым взглядом британки. Лена явно не ожидала увидеть оппонентку без оружия. Какая милая глупышка. - Ты все-таки пришла. Даже прервала ради меня свидание. Как интересно. - Амели просто не могла проигнорировать сам факт появления бегуньи здесь. А Лена отмалчивается, ей нечем парировать, поэтому Лакруа продолжает. - Или встреча со мной куда интереснее воркований с твоей смазливой подружкой?       И снова молчание. Непоседа поджимает губы. Слова француженки задели агента. И сильно. Лене стыдно за себя перед собой и перед Эмили в первую очередь. Ничто не помешает ей сейчас просто развернуться и уйти. Только вот Окстон почему-то до сих пор медлит. Девушка злится на себя за это. Ее не должно быть здесь. Не сегодня. Но ведь нет, девушка стоит тут и смотрит на врага как провинившийся ребенок, которого уличили во время очередной проделки. Видя растерянность со стороны бегуньи, Вдова беззлобно усмехается. Лена выглядела слишком беззащитной. Надо бы насладиться моментом перед тем, как исполнить свою месть. - И почему же ты молчишь, мышонок? Обычно ты ни на секунду не замолкаешь. - Амели говорит негромко, вкрадчиво. Она изучает Лену, запоминает, вбирает ее образ, всматривается в каждую черточку лица. В какой-то момент снайпер даже ловит себя на том, что ей нравится лицо Трейсер. Нравится его рассматривать. Лакруа даже могла назвать точное число крупных веснушек на лице агента. Бесполезная информация, но для Вдовы она почему-то имела ценность. Как и все, что связано с надоедливой девчонкой. Вот и проявилась мания во всей своей красе. - Ах, точно. Тебе не нравится лгать. Чувствуешь себя виноватой. Только вот... - Чертовка приближается к Окстон, щурится. - Мне ты лжешь гораздо дольше. Не стыдно? - О чем ты? - Лена отступает на пол шага. Смотрит на Вдову снизу вверх, хмурит тонкие брови. Видно, что нервничает. Видно, что мечется и ничего поделать уже не может. А еще Лена боится. - О чем я? Ну, как же... Ты ничего мне не говорила о своей подружке. Тщательно скрывала. Но неужели думала, что я ни о чем не узнаю? - Амели снова начинает закипать. Ей сложно сдерживаться. Сложно сохранять спокойствие. Сложно подавлять в себе желание избить британку до полусмерти только за то, что она осмелилась утаить что-то от своего врага. У них не должно быть секретов. Нет-нет. У кого угодно, но только не между ними. - Тронешь ее и я... - И ты что, Лена? - Чуть ли не воркует бывшая балерина, с трудом скрывая насмешку в голосе. - Убьешь меня?       Лена походит на взъерошенного воробья, а ее попытка выглядеть грозной лишь пуще прежнего развеселила снайпера. Трейсер восхитительна в своей детской непосредственности. Ее невозможно... не любить. Вдова осеклась. Нахмурилась. Она явно не о том думает. Ей нельзя мыслить в таком ключе. Между ними может существовать только соперничество, зависимость и ненависть. Ничего более. Ни-че-го. А раз так, то пора заканчивать ходить вокруг, да около.       Лакруа резко сокращает между собой и Леной дистанцию, хватает бестолковую девчонку за ворот еще более бестолковой куртки и почти что вжимает в стену вентиляционной трубы. Окстон даже опомниться не успела, разве что охнула и поморщилась после ощутимого удара лопатками о металлическое перекрытие. Руками вцепилась в руку француженки. Попыталась освободиться из крепкой хватки своими силами - не вышло. Хроноускоритель не использовала из принципа. Условия должны быть равными. Если ситуация станет опасной - Лена ускользнет, сейчас этого делать не стоит. Лишняя провокация может в первую очередь навредить Эмили. Кто знает, что задумала дамочка с промытыми мозгами. - Не смей угрожать Эмили. - Агент скалится, все еще пытается высвободиться из цепкой хватки убийцы. - Тебе меня мало? - Мало.       Столь неожиданный ответ в лоб обескуражил непоседу. В смысле? Что Амели пытается сказать этим "мало?" Удивленно моргнув, Трейсер подняла на француженку взгляд полный недоумения и изумления. Да что вообще... Окстон понятия не имеет, как реагировать на подобный выпад. Растерялась. Она не ожидала. Да и Амели, если честно, не думала, что выкинет что-то из ряда вон. Теперь хочешь или нет, а ответственность за свои слова нести придется. А судя по бестолковому взгляду, еще и разъяснять свой ответ. - Что ты... - Chérie, неужели ты думаешь, что я захочу делить тебя с кем-то еще? - Вдова вскинула бровь. Уголки изящных губ подрагивают в хитрой ухмылке. Ничего с ней бестия поделать не может. Да и не хочет. - Наивное дитя. Все это время я полагала, что ты принадлежишь только мне. Впрочем, так оно и есть. Было бы иначе, ты бы не пришла сюда по первому зову и не выбегала из неоткуда на звук первого выстрела из винтовки. - Я н-н-не понимаю о чем ты. - Лакруа слишком близко, поэтому Лена вынуждена повернуть голову в бок. Бегунья злится. Злится на саму себя и злится на непонятно откуда возникшее ощущение трепета от подобного рода близости.       Террористка впервые позволила себе проявить агрессию. Это нервировало до дрожи в кончиках пальцев. Лене нравилось видеть Амели такой... живой. Роковая Вдова способна чувствовать. И еще как. По-своему. Но никто не говорил, что испытываемые людьми чувства идентичны друг другу. Все как раз-таки наоборот. Сердце заходится в сумасшедшем ритме. Дышать больно. Еще чуть-чуть и точно грудную клетку проломит. Окстон судорожно выдохнула. - Ах, не понимаешь? Так я помогу понять, мне не сложно. - Тонкие пальцы обхватывают подбородок, резко разворачивают голову агента. Лена должна смотреть только на Амели. Всегда. Исключений нет.       Карие глаза широко распахнуты, Амели даже видит то, как дергается артерия в районе шеи под тонкой, нежной кожей. Поглядите-ка, кажется милая глупышка взволнована. Как трогательно. А еще это распаляет. Амели хочет видеть Лену такой чаще, дольше. Хочет быть главной причиной подобного состояния у непоседы. Они ведь так долго шли к чему-то подобному. Взращивали на почве из помесей чистейшего страха, безумия и нужде друг в друге. Подобные взаимоотношения язык не повернется назвать нормальными. На что-то столь убийственное согласятся только фаталисты чистой воды. - Отпусти меня... Амели, отпусти... - Окстон нервничает. Лакруа слишком близко. Непозволительно. Каждая клеточка в теле напряжена до предела. - Отпусти... - очередная попытка вырваться была подавлена на корню. - Отпущу, разумеется. - Снайперу определенно нравится играть с Леной в кошки-мышки. Никогда не надоест. С кем угодно, но только не с Трейсер. Слишком личное. - Но сначала... Ты за все заплатишь, мышонок. Сполна. - Я не...       Лена не успевает парировать. Ей не позволяют. Амели целует англичанку. И ладно бы, если бы это оказалось обыкновенным соприкосновением губ. Все, как раз-таки, наоборот. Бестия не стала размениваться и сразу же вовлекла непоседу в поцелуй глубокий, жадный, тягучий как патока и... чертовски медленный. Окстон хватается руками за плечи женщины, тихо стонет в холодные губы, предпринимает последнюю попытку вырваться, а затем перестает сопротивляться и немного неумело отвечает. Потом возненавидит себя за это. Разумеется. Но это все потом. Сейчас куда важнее чувствовать губы француженки, наслаждаться ими, пробовать на вкус. Слишком волнительные ощущения, слишком приятные. Лена прикрыла глаза. Ей не хватало чего-то... именно такого. Драйва, адреналина и совсем немного ненависти.       Даже в поцелуе Лена отчетливо ее распознавала. Вдова ее ненавидит. Вдова в ярости. Именно поэтому пальцы, что до этого сжимали ворот куртки, стальным ошейником смыкаются вокруг шеи и почти перекрывают доступ воздуху. Лена дрожит. Она впервые дрожит во время поцелуя. Лена тихо стонет в губы преступницы, уже чуть ли не судорожно хватается руками за чужие плечи. Воздуха недостаточно. Легкие горят. А еще горят уши. Трейсер смущена, Трейсер в самом настоящем ступоре, Трейсер не хочет, чтобы это все заканчивалось.       Проходит несколько томительных секунд, Лакруа разрывает поцелуй, правда, под конец игриво кончиками зубов прихватывает нижнюю губу ошарашенного героя, проводит по ней кончиком языка. Нахально усмехается. Пальцы все еще смыкаются вокруг шеи, не позволяя девушке опомниться. Взгляд у Лены немного затуманенный, не до конца осмысленный, диковатый. О-ля-ля, кажется герою понравился поцелуй Вдовы. Как... трогательно. А еще Амели в очередной раз убедилась в том, кому Лена принадлежит на самом деле. Мотылек попался в паучьи сети. Более того, попался добровольно. Ему не вырваться. Амели не отпустит Лену. Ни за что. До тех пор, пока одна из них жива, этому точно не бывать. - Зачем? - Голос у Окстон хриплый, говорить девушке сложно, а еще отчетливо различается шумное дыхание. Еще бы. Не мудрено, после такого-то. - А теперь слушай внимательно, что я тебе скажу, ma chérie. - Вдова не отстраняется далеко. Каждое слово проговаривает у самых губ ошалелого штурмовика. Трейсер чувствует прохладное дыхание, нервно вздрагивает. - Ты никогда не забудешь этот поцелуй, даже если захочешь. Я хочу, чтобы ты сравнила. Чтобы осознала, чьи прикосновения, чей запах, чья ласка вызывает в тебе трепет в высшей степени его проявления. Чтобы ты осознала свою уязвимость и поняла, что никто... никто не в силах меня заменить. Не в этой жизни, уж точно. Я хочу, чтобы ты осознала свою зависимость, мой маленький мышонок. Чтобы поняла, что тебе никуда от меня не деться. Да ты и не захочешь, потому что нуждаешься именно во мне. Я хочу, чтобы сама мысль об этом моменте на крыше тебя терзала, мучила, выворачивала наизнанку твою душу, заставляла просыпаться среди ночи. Я хочу, чтобы ты вздрагивала от каждого шороха, просыпалась в беззвучном крике. Я хочу, чтобы ты знала, что в любой момент я могу отобрать у тебя все, что тебе дорого, стоит мне только захотеть. Живи с этим воспоминанием, страдай, мучайся от осознания правды. Это мое мое наказание для тебя за ложь. А если обманешь еще раз, я не посмотрю на все, что нас связывает и сломаю тебя. Я смогу, поверь мне. Надеюсь, ты меня поняла...       Лена не в силах пошевелиться. Впервые ее кто-то смог напугать. Впервые она не в силах пошевелить даже кончиками пальцев. Впервые она боится кого-то настолько. Лена смотрит в глаза Амели и понимает, что все слова, произнесенные француженкой - правда. Роковая Вдова не тот человек, который станет разбрасываться подобными словами. В горле пересохло. Губы дрожат то ли от досады, то ли от обиды, то ли от испуга, а скорее от всего сразу. Окстон, спохватившись, отвешивает женщине подобие оплеухи. Даже сейчас, после всего, что произошло, штурмовик не в силах причинить оппонентке боль. Это ее слабость. Амели Лакруа - слабость Лены Окстон.       Бестия негромко смеется. Трейсер слишком забавная. Даже сейчас, когда пытается казаться грозной. Выпустив шею из крепкой хватки, Лакруа отстраняется, отвешивает легкий, издевательский поклон. Сверяется с наручными часами. Надо же, почти шесть минут прошло. Лене стоит поторопиться, иначе ее подружка начнет беспокоиться. - Надеюсь, ты не забудешь мое обещание и будешь вести себя хорошо. Adieu, ma chèrie.       Выпущенный крюк вонзился в балкон противоположного здания. Роковая Вдова исчезла из поля зрения пилота. Пилот так и осталась стоять на месте, не в силах пошевелиться. То, что произошло несколькими минутами ранее... Амели была права, когда сказала, что девушка это никогда не забудет. Это будет преследовать британку. Окстон не сможет смотреть в глаза возлюбленной еще очень долго, а ведь ей еще нужно вернуться в кафе и вести себя так, будто все в порядке, когда на самом деле все обстоит совсем не так. Лена любит Эмили, Лена хочет быть с Эмили, Лена останется с ней, только вот... думать Трейсер не может ни о ком, кроме как об Амели.       От осознания ситуации хочется рвать на себе волосы, биться головой о стену, кусать губы в кровь, сделать что угодно, лишь бы прекратить прокручивать в голове одну и ту же встречу, перевернувшую с ног на голову жизнь агента. Девушка тысячу раз пожалела о том, что пришла на злополучную крышу. Это же просто... абсурд, бред чистой воды. Только вот на губах все еще сохранилось фантомное ощущение губ бывшей примы. Окстон провела по ним кончиками пальцев, опустила голову. Ей нужно идти. Сейчас же. Здесь больше нечего делать.       Через несколько секунд крыша опустела.