* * *
Последний вечер в стенах школы обещал быть сказочным. Спортзал, украшенный кораллово-красными кружевными тюлями, превратился в праздничный зал, где собрались десятки выпускников. Улыбающиеся девушки в шикарных платьях, переливающихся под пурпурным светом хрустальных люстр. Восторженные парни в изысканных смокингах, обтягивающих их мускулистые тела. Светящиеся шары крутились в такт ритмичной музыке. Бархатный голос певца, блиставшего на сцене, завораживал сердца выпускниц, а парни довольствовались выпивкой, которую приходилось распивать тайком из-за постоянного контроля директора школы. Официальная часть вечера с вручением аттестатов была давно закончена, но впереди у выпускников была ещё целая ночь, которую они были просто обязаны сделать запоминающейся. Медленная мелодия умерила пыл взбудораженных подростков, которые внезапно почувствовали свободу. Старшеклассники с серьёзными лицами разбрелись по залу, разбиваясь на пары: Лили впервые осмелилась пригласить на танец Марка, Лорен обвивала руками шею Пола, София нежилась в объятиях Дэвида, а Крис обнимал за талию Грейси. Выпускники окончательно забыли о глупых предрассудках и отдались головокружительной музыке, которая наркотиком вливалась под кожу, растекаясь по раскаленным венам. Кто знает, может, это будет последний танец в их жизни — школьный вальс или просто медленный танец, — но он навсегда запечатлеется в памяти как нечто особенное и драгоценное. — Что? — Стефани широко улыбнулась и робко подняла глаза на Дилана. Он чувствовала на себе пристальный взгляд, который разжигал в сердце дикое пламя, струящееся по телу приятной дрожью. Молочно-белые плечи Ховард продрогли то ли от лёгкой прохлады в просторном зале, то ли от необъяснимого волнения. Стефани бережно держала холодные ладони на плечах у Дилана, медленно двигаясь в такт нежной мелодии. Янтарный блеск карих глаз ослеплял лицо Ховард, и её радости не было предела. Она не знала, что сказал Дилан её отцу и чем его так растрогал, но тот спокойно отпустил дочь на выпускной, провожая её какой-то загадочной улыбкой. Девушка не верила, что танцует с ОʼБрайеном — с бывшим лучшим другом и, возможно, будущим парнем, в которого была безумно влюблена. — Я до сих пор не могу поверить, что танцую с самой Стефани Ховард — девушкой, которая ещё два месяца назад бегала от меня, — протянул Дилан, не сдерживая довольной улыбки. Его руки крепко обвили талию девушки, а карие глаза засверкали огнём восхищения. Сердце нервно трепетало в груди от каждого нежного прикосновения Стефани, а голова кружилась от палящих глаз, которые смотрели только на него. Как долго ОʼБрайен жаждал заполучить этот жаркий взгляд, который упорно сверлил его душу до хруста ребер. Дилан сдавленно вздохнул, наблюдая за пурпурными губами девушки, сжатыми в милой улыбке. Ховард погрузила шею Дилана в кольцо своих рук и опустила голову на его плечо. — Я больше не собираюсь от тебя убегать, — ухмыльнулась Стефани, вздёрнув бровью. Её сверкающие глаза под веером длинных ресниц кружили голову ОʼБрайена. Дыхание утруднялось с каждым прикосновением девушки, а земля уходила из-под ног. Дилан был опьянён невероятной красотой Ховард настолько, словно опустошил бутылку крепкого виски. Иссиня-черные кудри очерчивали линию изящной шеи, а серебристое приталенное платье открывало белоснежную грудь. Парня с головой накрыла волна удовольствия, потому что выпускной вечер должен был стать решающим в начале их со Стефани отношений, когда все маски, сомнения и непонимание скроются под покрывалом тумана. — Когда два месяца назад мы столкнулись в коридоре, я впервые заметил, насколько очаровательные у тебя глаза. Я понял, что был последним дураком, обходя стороной такую девушку, — отчеканил Дилан, прижимаясь щекой ко лбу Стефани. Её мраморно-белая кожа была такой теплой и мягкой, что парню хотелось заключить Ховард в крепкие объятия, никогда не выпуская её из своих рук. Дилан бы не простил себе, если бы вновь по собственной глупости потерял любимую девушку. Сердцебиение учащалось, а в висках ударами тока искрило жуткое беспокойство, которое начало завладевать его телом. Сердце Стефани замирало от каждого бережного касания ОʼБрайена, но слабая улыбка не сходила с её лица, словно она предчувствовала что-то необычное, но в то же время прекрасное. Ховард растворялась в жарком взгляде карих глаз, чувствуя его каждой клеточкой, каждым вздохом. Но Стефани не решалась посмотреть на ОʼБрайена, пока он так жадно обнимал её за талию. Внезапно горячие руки скользнули по закоченелым плечам Ховард. Дилан коснулся ладонями её подбородка и ласково приподнял лицо, опускаясь пальцами к шее. Стефани замерла в немом ожидании и пристально посмотрела на ОʼБрайена. Горячие ладони Дилана удерживали лицо девушки напротив своего, не давая ей возможности вырваться. Хотя Ховард не собиралась сбегать. Она хотела до конца насладиться моментом, пока Дилан был с ней рядом, пока мучительное напряжение, перерастающее в желание, дурманило голову. Вдруг губы парня впились в алые уста Стефани рваным поцелуем. Короткий терпкий поцелуй, который оба не хотели разрывать. Груда мурашек на шее, полыхающие губы и напряжённое молчание. — Зачем ты это сделал? — смутилась Стефани, качая головой. Ховард опустила глаза в пол и приглушённо вздохнула. Воздуха в легких с трудом хватало, перед глазами всё плыло как в тумане. Танцующие пары, светящиеся шары и Дилан рядом. Такой серьёзный, нежный и родной. За каждый неожиданный поцелуй ОʼБрайена Стефани была готова неотрывно смотреть в его лучистые глаза, обнимая его за шею, и не отпускать от себя ни на шаг. Наслаждаться его тёплыми прикосновениями, проникновенным взглядом, дразнящим вкусом таких желанных губ. Она слишком долго ждала момента, когда Дилан станет для нее больше, чем лучшим другом. Все чувства смешались в круговороте счастья, которого она не испытывала раньше. — Потому что я люблю тебя, — твёрдо заявил Дилан, удивительно серьёзно хмуря брови. Его сердце взорвалась как бомба, разлетаясь на сотни осколков. Это были не острые осколки боли, терзающей его душу последние недели. Нет. Это были вспышки настоящего счастья, сокрушительные снаряды упоения, которые сметают на своём пути горькие обиды, грусть и слёзы. Стефани тяжело вздохнула и оцепенела, не сводя глаз с Дилана. От её молчаливого взгляда зависела будущая жизнь ОʼБрайена. Без Ховард он её давно не представлял, хотя никогда себе в этом не признавался. Она была единственной девушкой, которая принимала его непристойные шутки и убийственный сарказм, выслушивала его пьяные бредни и жалобы на ничтожную жизнь, приглушала вспышки гнева одним лишь сердечным взглядом. Дилан полюбил её за понимание и теплоту, за поддержку и крепкую дружбу, под которой так умело скрывалась любовь. Дилан полюбил её ослепительные медово-карие глаза, которые стали его якорем. Стефани Ховард изменила его жизнь, выжав из наглого и самовлюблённого засранца черты настоящего мужчины — смелость, настойчивость и целеустремлённость. В мыслях ОʼБрайена проблеснула одна нелепая фраза, которую Ховард никогда не уставала ему повторять: «Я не хочу влюбляться». Дилан натянуто улыбнулся и вмиг почувствовал зовущие губы Стефани на своих губах. Парень прижал девушку к себе за талию, углубляя поцелуй. Ховард крепко обхватила его за шею, чувствуя колкое томление в груди. Клятвы Стефани Ховард по поводу безрассудной любви определённо были ложными.15. Выпускной
21 октября 2017 г. в 01:30
Первая любовь — единственное жгучее чувство, которое по необъяснимым причинам не может выжечь из сердца безумный ветер времени. Это неукротимое чувство оставляет на душе неисчислимые отметины: у кого-то — светлые лучи, а у кого-то — кроваво-черные шрамы.
Человек неосознанно погружается в омут воспоминаний, потому что первая любовь, не смотря на боль, обиды и тревогу, когда-то вселила в него неведомую силу — огонь надежды. Это был первый опыт, неважно удачный или горький, но в тот момент безмятежная жизнь абсолютно изменилась, разрушая все рамки и предостережения: на дне сердца заструилось непознанное чувство, которое изменило устоявшиеся взгляды и заставило мыслить по-другому.
Первая любовь — робкие, совершенно бесхитростные, но при этом весьма необычные и яркие чувства. Впервые в жизни человек сталкивается с подобными испытаниями, так сказать проверкой на «прочность» эмоционального плана. Шабаш чувств, тонна адреналина и умственная кома. Влюбляясь впервые, мы становимся так наивны, растерянны, уязвимы и сумасбродны.
Первое чувство открывает в нас уникальный дар, данный Богом — счастье любить. Лишь первое чувство может быть столь чистым. Всё, что после — взрослее, скучнее, рассудочней, порочней. Да, чем человек старше, тем многограннее его чувство, да — оно может быть глубже. Но не может быть отчаяннее. И увереннее: это навсегда. Без нее не жить, не улыбаться, не дышать.
Первая любовь — как первый шаг. Сделав его, ощущаешь силы для покорения мира. Восторг открытия, отсутствие страха и крылья за спиной. Она остаётся с нами, как волшебный подарок небес, наполнивший душу чем-то сильным, прекрасным, неизведанным. И болью. «Почему-то в любви, что приходит в пятнадцать, очень мало кому повезло» — спел кто-то из бардов. И это правда. Очень уж мало примеров счастливой первой любви, которая получила продолжение и стала счастливою жизнью в любви. Когда речь заходит о сильных чувствах, которые греют сердце двум людям, нельзя сомневаться и бездействовать: всегда есть шанс, что ваша первая любовь — это человек, предназначенный судьбой, и вы проведете с ним великолепную жизнь, вспоминая, как однажды всецело отдались чувствам.
Мистер Ховард сидел на черном кожаном кресле, недовольно теребя в руках стакан виски. Серые глаза подозрительно ярко светились, блуждая по тёмно-бежевым стенам кабинета. Взгляд мужчины невольно остановился на фотографии в серебристой рамке. На ней были запечатлены его две любимые женщины — жена и дочка. Ради их безопасности Роберт был готов свернуть шею любому, кто посмеет подойти к ним ближе, чем на метр.
Кривая ухмылка томилась на лице, а густые брови, сведенные на переносице, свидетельствовали о яром недовольстве. Ховард понятия не имел, что Дилан ОʼБрайен забыл в его кабинете ранним утром, но с уважения к дочери намеревался все-таки выслушать его. Роберт был примерным отцом, но друзья Стефани слабо его интересовали: мужчину заботило только спокойствие дочери. Дилан заметно мялся перед началом разговора, а от осуждающего взгляда мистера Ховарда его кидало в жар. Роберт пристально наблюдал за каждым движением подростка, словно высчитывал количество вздохов. Только слепой мог не заметить, что парень чем-то озадачен.
— Так о чём ты хотел со мной поговорить, Дилан? — вскинул бровью мистер Ховард и откинулся на спинку кресла. В его серых глазах мерцала дымка откровенного интереса, и длинные пальцы всё крепче сжимали стакан с ярко-жёлтой жидкостью.
Дыхание мужчины заметно участилось, а голос казался сдавленно-глухим, но Дилан по-прежнему исследовал глазами ковёр под ногами, впиваясь пальцами в подлокотники кресла. Шатен не решался заговорить последние несколько минут, потому что нужные слова разбрелись за пределы сознания. Несмелые мысли спутывались в тугой комок, отдаваясь жгучей головной болью. В душу закрадывался неотступный страх, что Стефани не одобрит его идеи и может обидеться, но пути назад не было.
— Я хотел поговорить с Вами о выпускном Стефани, мистер Ховард, — тяжело вздохнул Дилан и поднял на мужчину полыхающие глаза.
Встревоженный взгляд карих глаз заметался по сторонам, словно узник, ищущий выхода из клетки. Мистер Ховард нахмурился и отставил стакан в сторону. Он недовольно хмыкнул и уставился в забитый неизвестными книгами стол, подпирая голову рукой. Причина разговора, которого так упорно добивался Дилан, была настолько очевидна, что в глазах Роберта не проскользнуло ни искры удивления. В отличие от ОʼБрайена, Стефани отреагировала абсолютно спокойно, когда он заявил, что для неё выпускной отменяется. Это выглядело, мягко говоря, странно, поэтому Ховарда насторожила внезапная покладистость дочери, которая последний месяц была сама не своя.
— Бесполезно обсуждать мои бескомпромиссные решения, Дилан. Я уже сказал Стефани, что на выпускной она не пойдёт, — строго заявил мистер Ховард, подтверждая собственные слова кивком головы.
Роберт угрожающе сложил руки перед собой и перевёл острый взгляд на Дилана. ОʼБрайен судорожно сглотнул, стирая с виска горячую струйку пота. В его янтарно-карих глазах плескалась надежда, а сердце отбивало тревожный ритм. Парень пытался найти убедительные аргументы, но в голове пролегла беспросветная пустыня. Куда подевался нетерпеливый Дилан, которому никто, кроме Стефани, не мог закрыть рот? Сейчас он был настроен решительно, поэтому жесткий тон отца Стефани ни капли не спугнул его.
Дилан выровнял спину и перевёл на Ховарда задумчивый взгляд. Искрометное сочетание горечи, надежды и решимости. Роберт невольно закатил глаза, погружаясь в призрачный мир своих мыслей. Дилан пообещал себе, что вытащит Стефани из заточения в доме и пойдёт с ней на выпускной. Звучит глупо, когда осознаешь, что причинил хрупкой девушке груду страданий, от которых ей придется отчищать своё сердце довольно долго. Измученные глаза Ховард тенью следовали за ним, раскалывая черепную коробку пополам и терзая всё тело ноющей болью. ОʼБрайен всё чаще задумывался о том, что любовь к Стефани перерастает в дикую зависимость, которую невозможно контролировать.
Безумная вечеринка на прошлой неделе закончилась не самым лучшим образом, сея в отношениях Дилана и Стефани ещё больше сомнений и недоразумений. Ховард чётко дала понять, что бывший лучший друг далеко ей не безразличен, но схлопотала по полной за глупую попытку проверить его чувства. Тот проклятый вечер закончился для нее нервным срывом, а для ОʼБрайена — всепоглощающим самобичеванием. Двоим безумно влюбленным подросткам так и не удалось толком поговорить в течение недели, но парочка звонков разрешила ситуацию. Единственным препятствием на пути их встречи стал внезапный домашний арест, особым изъяном которого был запрет на выпускной. Стефани была растеряна и подавлена, но не стала упрашивать отца. Дилану пришла в голову «идеальная» идея — договориться с мистером Ховардом.
— Вы должны подумать о благополучии дочери, мистер Ховард. Выпускной — это последний вечер в её жизни, когда она сможет насладиться компанией близких друзей и забыть о студенческих заботах, с которыми ей предстоит толкнуться, — внезапно выдал Дилан, поражаясь собственной храбрости. На его лице проскочила довольная улыбка, а карие глаза вспыхнули отвагой, сосредотачиваясь на изумлённом лице отца Стефани. ОʼБрайен говорил с таким самоуверенным видом, что лицо Ховарда укрыла туча возмущения, а прищуренные глаза широко распахнулись. Роберт шмыгнул носом и негодующе покачал головой. Впечатляющая ловкость со стороны подростка его не то чтобы возмутила, скорее удивила.
— Никогда бы не подумал, что ты такой хитрец. Давишь на отцовские чувства — идешь ва-банк? — ухмыльнулся мистер Ховард и потянулся за стаканом виски. Сдержанная улыбка коснулась губ мужчины, а серые глаза неожиданно сузились в настороженном взгляде. — Я не вижу причин тебя слушать.
Дилан без зазрения совести смотрел мистеру Ховарду прямо в глаза, сжав пальцы в кулак. Недавняя дрожь, холодом пронзающая всё тело, сменилась на безмятежное спокойствие. ОʼБрайен молчал, сгорая под неистовым взглядом мужчины, и терпеливо ждал его последующего решения. По суровому выражению лица Ховарда было невозможно разобрать, какие мысли витали в его голове. Проклинал Дилана за его жалкую навязчивость и далеко не дружеские отношения со Стефани, которые причинили ей немало страданий? Или же переживал за дочь, которая может лишиться не только выпускного, но и дорогих ей людей?
— Я спас Вашей дочери жизнь, и Вы знаете это лучше меня. Если Вы отпустите Стефани на выпускной, со мной она будет в полной безопасности, — отчеканил Дилан, приглушенно вздыхая. Неведомая искра пронзила карие угольки глаз, наполняя их медовым светом.
Роберт поджал губы и сглотнул острый ком, сдавливающий горло. Мужчина наклонил голову набок и окинул ОʼБрайена подозрительно требовательным взглядом. От испепеляющего взгляда сердцебиение Дилана заметно участилось, и он судорожно коснулся воротника красно-синей клетчатой рубашки. Мистер Ховард замер в море колких воспоминаний, усиленно пытаясь выплыть на поверхность. Последние две недели Роберт боролся с угрызениями совести, потому что чувствовал вину из-за попытки Стефани покончить с собой. Он проклинал себя за то, что за свадебными хлопотами старшей дочери не заметил подавленного состояния младшей. Стефани была спасена, но не ним.
— Почему я должен тебе верить? — заметно напрягся мистер Ховард, отпивая щедрый глоток виски.
Перед глазами вновь пробежала мрачная картинка, туманящая его сознание: болезненно-бледное лицо Стефани, потухшие глаза, окантованные свинцовыми кругами, и нервно дрожащие руки. Сердце забарабанило по грудной клетке с неимоверной силой, заставляя мужчину опереться на спинку кресла. Роберт закрыл глаза, приводя дыхание в норму. Дилан невольно смутился, наблюдая за лицом Ховарда, окрашенным пламенем тревоги. Рой мурашек защекотал шею, а мелкая дрожь пробежала по рукам.
ОʼБрайен откровенно пожалел о том, что зацепил Роберта за живое — воскресил в памяти скверный поступок его дочери, о котором, впрочем, сам норовил забыть как о страшном сне. Парень знал, как тяжело пришлось Ховардам, когда они в приподнятом настроении вернулись домой и узнали о госпитализации младшей дочери. Мать пришла в ужас, когда в больнице ей сообщили о попытке Стефани совершить самоубийство. Роберт бесстрастно воспринял слова врача, но Дилан запомнил его взгляд: мрачный, отуманенный отрешенный. Его серые глаза поблекли за долю секунды в тот момент, но ни один мускул на лице не вздрогнул. В тот сумасшедший день сердце любящего отца надорвалось.
— Я люблю Стефани и больше никогда не позволю ей страдать, — уверенно ответил Дилан, и артерия на его шее подозрительно вздулась.
Дилан утруднено дышал, и его воспалённые глаза нервозно бегали по сторонам. Каждое слово камнем врезалось в горло, расплавляя клокочущее в груди сердце. Когда ОʼБрайен испуганно захлопал ресницами, мистер Ховард нахмурился, не проронив ни слова. Дилан поморщился, осознавая глубину произнесенных слов, и резко замолчал. Но важное признание, которое таилось на дне сердца достаточно долго, было сделано как нельзя удачно, хотя и парень сомневался, поверит ли отец Стефани в его правдивость. Роберт одобряюще кивнул, и Дилан не смог сдержать благодарной улыбки. Ховард поверил в неподдельность каждого слова, хотя по своей природе был недоверчивым и резким мужчиной. В голосе ОʼБрайена было то, что убедило Роберта в чистоте его намерений, — упрямство и храбрость как у настоящего мужчины.