Разговор.

Мир удивительно вторичен. Даже если не смотреть "Симпсонов", в которых, как известно, уже было все, взгляд то и дело цепляется за какую-то деталь, уже набившую изрядную оскомину. Это могут быть вывески магазина, пошлым лейтмотивом пронзавшие унылый городишко. Могут повторы иметь и некоторую претензию на высокое искусство. Подобной была своеобразная картина, развернувшаяся на одной из городских помоек. При виде нее дедушке Перову начало бы икаться, настолько извращенка-судьба поглумилась над достопамятными "Охотниками на привале". И смех, и грех: на фоне пятнисто-зеленых и изрядно помятых мусорных контейнеров в весьма живописном положении находились два обшарпанных стула в компании немыслимо футуристичного барного табурета. Роль дичи, правда, выполняли полтора мусорных пакета, смятый и пропитанный селедочным маринадом газетный лист, но каков замах! – И от он ей говорит, значится: "Голуба, ну ты ж понимаешь, что отношения катятся в тартарары из-за твоей ревнючки! Я, взрослый и самостоятельный мужик, вынужден перед тобой как дите малое отчитываться!". И ножку этак на ножку закидывает, Казанова спального района. А я глядь - у самостоятельного-то нашего на пятке во-от такая дырень! Каково, а? - стул с отломанным подлокотником и жутко вылинявшей красной обивкой, помнившей, по меньшей мере, царскую Россию, истошно заскрипел, упиваясь таким же линялым и скабрезным юмором, как и он сам. – А и она так ему презри-ительная: "Тогда отдай мне ключи от машины! На свою заработай и в ней своих баб и катай!". А у самой-то губешки дергаются. Задел, видать. Эх, видела б она эту пяточку младенца, так со смеху б лопнула. А он такой ей ключи - и на пол, будто не он два дня назад на мне с администраторшой в прыгалки играл, аж ножки разболтали. Стоящий напротив венский стул презрительно скрипнул. Вообще, он был удивительно образован для стула. После просмотра всех существующих фильмов о Шерлоке Холмсе, горячо любимых хозяйкой, он возомнил себя джентльменом и втайне лелеял мечту оказаться на каком-нибудь новомодном аукционе. Там его изящная спинка с благородными трещинами лака просто не сможет не приковать к себе взгляд английского лорда, который поймет, что именно такой изысканный стул идеально украсит рабочий кабинет его особняка где-то в предместьях Лондона. На меньшее он не соглашался, высматривая в изредка мелькавших людях аукционера. Слушать нелепицы этого краснообивочного болвана он не имел никакого желания. За несколько дней вынужденного соседства он доподлинно выяснил, что не было никакой дамы, да и лабрадор по квартире не бегал. Дырка, надо отдать должное, действительно была. Степаныч редко просыхал настолько, чтоб взять в руки иголку. Да и подлокотник был сломан вовсе не очередной женщиной любвеобильного хозяина, двинувшей бедрами в порыве страсти. Просто Степаныч, которому опять привиделись стада леммингов, впал в неистовство и начал их разгонять. И разогнал. Стулом, что не вынес смены деятельности и был тут же выставлен на свежий воздух. А байки были для новенького, вон как стоит, ушки на макушке. – И-эх, вот бы и у меня такое веселье было! – вздохнул с некоторой завистью табурет. Он был совершенно и неприлично новый, даже виднелись еще остатки упаковки, в которой его, аки Венеру в раковине, вносили в квартиру монобровые нимфы в грязных оранжевых робах. Увы, придирчивая женушка с потрясающей уверенностью вывела, что такое посадочное место только для дам блудливых, а где мужчина замужний их искать-то решил, а, главное, с какой целью? Первая ласточка надвигающегося постельного штиля была такой красноречивой, что табурет в мгновение ока оказался списан без попытки продажи. Он в который раз невнятно пожалобился, что и понять не успел, как оказался на убогом пятачке замызганного асфальта. Товарищи по несчастью грубовато подбадривали, что его клочья полиэтилена сведут с ума любого уважающего себя обывателя, и да здравствует чья-то большая, но родная задница. Табурет соглашался, но верить не спешил. Он был умным стулом, несмотря на то, что был табуретом. – Чё завис? – парень, уже давно стоящий у мусорки, дернулся всем телом, поворачиваясь к дружбану, что ухитрился напугать, гад, внезапным появлением из-за угла. – Да задумался, – он еще раз посмотрел на мизансцену у мусорки, затем откашлялся, махнул рукой. – Зацени, прикольные там торчат, типа разговаривают. – Тебе делать нехрен? По всем помойкам этого хоть жопой жуй, – парень подцепил друга под локоть и сосредоточенно поволок за собой, – а там... Грустно шелестели опавшие газетные листья, сбивчивым перебором терзал провода тугоухий ветер, цвела и колосилась плесень, а нечаянный зритель-художник картины уходил за приятелем, теряясь в одинаковых спичечных коробках домов.