Небесный змей

— Моя госпожа, — пролепетала прислужница, — сегодня праздник Луноликой, белое одеяние уже готово… Я недовольно поморщилась: Черное отлично оттеняет мою кожу. — Но это святотатство, — тихо пискнула служанка. Я обвела ее маленькую нескладную фигурку медовым взором. Сейчас девчушка перешла черту дозволенного ей. Опять внутри зародился отголосок зверя… Одним легким прыжком я преодолела разделяющие нас пару метров, моя тонкая кисть едва мелькнула перед девчонкой, как я уже схватила ее мышиного цвета воротник и посмотрела в испуганные глаза застывшей от удивления дуры. «Низкосортная девчонка!» — огненными буквами всплыло в голове. Меня передернуло от отвращения к этой безродной оборванке, один толчок, и она полетела на паркет мне под ноги. — Изабель! — громко позвала я, — Изабель! Убери этот мусор из моих покоев! В комнату уже влетела моя главная служанка и чуть ли не управляющая имения, в котором я сейчас прибывала. Она низко склонила голову и поклонилась, отдавая знак почтения. — И впредь подбирай прислугу, которая не перечит своим господам. Еще одно такое недоразумение, — я легонько ткнула носочком туфли всхлипывающую девушку, — и я тебя понижу или вышвырну на улицу. Твой профессионализм упал. Неужели возраст? Я тихо хмыкнула, слыша, как вытащив за дверь минуту назад еще новую служанку, Изабель перешла на визг, сравнимый с писком тёмных тварей, крича: «Стража! Выкиньте это отребье из светлого дома Госпожи! Смрад этой уличной девки оскорбляет родовое поместье!..». Я знала Изабель уже около десяти лет. Ее темные волосы всегда были туго затянуты форменной лентой, прилизаны волосинка к волосинке, карие глаза покорно смотрели в пол при виде меня. Платье угольного цвета из плотной и добротной ткани доходило ей до середины лодыжек. Узкие ладони затянуты в белоснежные перчатки, показывая ее высокое положение среди слуг, она никогда не делала тяжелую работу, не вычищала камины, не мыла полы, не готовила еду. Зато она руководила остальными. Женщина умела управлять, редко повышая голос. Но когда ей приходилось кричать, как сейчас, подчиненные носились с удвоенной скоростью, ведь в ее руках власть над их дальнейшими судьбами, она может жестоко наказать, помиловать, уволить с ужасными рекомендациями или, раздобрившись, черкнуть пером что-нибудь лестное, а слуги из моего дома, обладая такой хвалебной бумагой, обеспечены высокой оплатой и уважением в любом другом уважаемом доме. — Госпожа, позвольте я приготовлю ваше вечернее одеяние, — опять передо мной служанка, только другая, эту я видела пару раз, кажется, в прошлом месяце. Девушка была все ещё согнута в поклоне. Ее плечи чуть заметно дрожали от напряжения. Краешек моих губ раздраженно опустился вниз. — Довольно! — приказала я, — У меня совершенно пропало настроение. Сегодня на мне будет змеевик, оправа из серебра. Цвет платья — черный. Исчезни с глаз. — Слушаюсь, Госпожа, — служанка быстро и тихо покинула помещение. Я устало потерла виски. Все эти люди так утомляют! Мне нужен покой и отдых и еще надо набраться сил перед ежегодным походом к болоту, именуемому озером Луноликой. Сегодня луна сияет ярким и чистым светом в самый пик своей полноты. Всего лишь одна ночь такого светопредставления, а старые традиции предков полностью губят сокровенность момента созерцания небесного тела, заставляя всех собираться на берегу озерца, поросшего тиной, которую убирают перед этим «знаменательным» событием служки местного храма, запуская в воду вырванные из другого водоема кувшинки. На душе снова стало мерзко и противно. Если мое настроение и дальше будет лететь в бездну, то о сносном проведении праздника можно просто забыть. А сегодня я хотела кое-что… позаимствовать с этого мероприятия. Я уже приближаюсь к горящим в темноте огням, слышу голоса нашей аристократии. Мерный стук копыт выбранного мной черного тяжеловоза словно музыка для моих ушей. Его золотая сбруя покрыта отблесками факелов лакеев, которые уже заспешили ко мне, завидя наш силуэт на дороге, ведущей к поляне возле озера. Вообще то я взяла с собой и своего личного слугу, но он нужен мне в другом деле. Легко спрыгиваю с коня и со сладкой улыбкой иду к собравшимся. Поросшая клевером поляна была заставлена широкими столами, они стояли полукругом вокруг пламени большого костра, яркие кровавые всполохи которого уносились в небо желтыми мотыльками. Я вдохнула аромат свежести ночи с нотками дыма полной грудью. Замечательная выдалась ночка. Еще не войдя в светлый круг, я жестом подозвала семенящего сзади слугу. — Разуй, — уверенно бросила я. Слуга не сказал ни слова, лишь принялся выполнять приказание. Мои ноги быстро освободились от мягкой шнуровки сандалей, и я коснулась пальчиком ноги чудесного белого цветка клевера. Ступни чуть обожгло вечерней холодной росой, но я не обращала на это внимания, я плавно вступила в поле зрения всех присутствующих. — Княжна! — недовольный ропот, — Вы опоздали! Что за неслыханный наряд? Где ваша обувь? Только жрице дозволено предстать перед Луноликой босой! И украшения на вас. Это змеевик? Какая дерзость! Сегодня разрешено носить лишь лунные камни! Я только оскалилась, изображая непринужденную виноватую улыбку. Больше всего сейчас мне хотелось оторвать их мерзкие грязные языки… Но месть будет скорой. За все. Земли моего отца, земли покойного князя, поражают своей плодородностью. На одно посеянное на моих полях зерно приходится семь новых зерен, в то время как у других феодалов одно посеянное зерно приносит три-четыре новых. Конечно, княжество получает от продажи зерновой продукции почти в два раза больше, чем остальные владетели, охота дает жирных куропаток и мясистых оленей да вепрей. Наш край процветал и одиннадцать лет назад. Мне было восемь, когда на наш экипаж, возвращающийся из летнего поместья было совершено вооруженное нападение, а князя и его жену зарезали, как свиней, как прочих слуг и кучера, не удостоив дворян уйти с честью. Зарезали и выкинули их трупы в канаву, где их нашли, поеденных зверями, через два дня, когда «случайно» проезжавший мимо виконт Кергас нашел маленькую княжну в перепачканном кровью родителей платье. Слава богам, я не согласилась, чтобы виконт, имеющий виды на мою землю, стал мне опекуном, иначе жила бы я в ветхом сарае вместе со скотом или прислуживала бы Кергасу всю оставшуюся жизнь без мыслей о наследстве. Стать моими новыми тетушками и дядюшками потянулась вся местная знать. Каждый хотел ухватить кусок от прибыли уже МОЕГО рая, который стал моим по праву крови. Тогда я и поняла, что те убийцы были посланы специально, и по приказу нанимателей не стали трогать ребенка, глупую маленькую наследницу. Но хватит о грустном. Пора привести в исполнение маленькую месть. — В белом зареве луны Пусть отступят силы тьмы Не тревожит мой покой Страха крик в глазах немой Белый свет укажет путь Я увижу сердец суть Я пою во славу ночи И держаться нету мочи… Пропев последнюю строчку, я начала кружиться… Я учила его месяц, ибо не сильна в танцах, но результат на последних тренировках меня порадовал. Обычно его исполняют жрицы, танцуя босыми и даже почти нагими. Но я не хочу опускаться до подобного, моя задача — привлечь внимание всех собравшихся, чтобы слуга смог исполнить порученное ему задание. Поэтому это маленькое святотатство никак не повредит мне, а наоборот поможет, боги давно не навещали этот мир, кары богини можно не бояться. Да и верю ли я в богов? Мне они никогда не помогали. На дне озерца лежит камушек. Камушек не простой, а «волшебный», он дарит воде этого болота чудодейственные свойства, например, исцеление недугов, возвращает способность к деторождению, повышает задатки интуиции и укрепляет связь человека с потусторонним миром, стоит только отхлебнуть из этой лужи. Но в эти сказки верят только дети, на самом деле, конечно, обычный камень размером с кулак и с изображенными на нем древними песменами. Видимо, кто-то давно закинул его туда и наплел людям с три короба. Но одно остается правдой: когда такая яркая луна занимает определенную точку на небосклоне, то на камушек, который лежит на мелководье, попадают ее лучи, и он светится. Моему слуге нужно только успеть заменить его, пока все смотрят на меня, готовые разорвать княжну за такой дерзкий поступок, и помчаться к владениям виконта Кергаса, чтобы спрятать реликвию в пока пустующем охотничьем домике аристократа. Храмовники прибегут через некоторое время туда, по чьей-то очень своевременной наводке, найдя камень на земле герцога, обвинят его в краже, и у Кергаса будут большие проблемы. А если это разбирательство дойдет и до государя, то титула моего обидчика могут лишить, ведь мать нынешнего правителя фанатично относится к культу Луноликой, а сегодня не пришла к святыне по состоянию здоровья. Наконец-то старая ведьма избавила меня и остальных от своего общества, пропитанного истерией и старческим помутнением рассудка! Но не об этом. Мой смертник — а его найдут и казнят как исполнителя, долго готовился со мной к этому дню, он покинет это место с последними движениями танца, у нас с ним все рассчитано по секундам. Танец подходит к концу. Вот и завершающий взмах руки. Я слышу только отдаленное ржание. Да, это был мой конь. Все обыграно как кража. Краем глаза замечаю взлохмаченного и запыленного лакея, который со страхом в глазах несется к нашему светлому кругу. — Ваша Светлость, — чуть ли не плачет он, — Ваша лошадь украдена! Я приторно улыбаюсь: — И кто же был ответственен за это? — Не доглядел, Ваша Светлость… Юноша в миг побледнел, догадавшись, что ничего хорошего ему от княжны ждать не надо. Он был прав. — Зачем тогда тебе глаза, если они ни капли не помогают? Двое стражников успели подбежать к провинившемуся лакею, подхватили его за руки, когда у несчастного от страха и безысходности подкосились ноги. — Будь благодарен мне, — уже холодно сказала я, — По закону я в праве лишить тебя жизни, но сейчас ты лишишься только ненужных тебе глаз. Я развернулась, на прощание махнув рукой, отдав приказ об исполнении наказания, и ушла на другой край поляны под крики «Спасибо! Спасибо, Ваша Светлость!» и завывания боли. Отец говорил мне в детстве, что лучше не смотреть на казни, но если ты уважаешь приговоренного, посмотри на его последний миг жизни, чтобы отдать свое почтение. — Госпожа! Быстрее, скоро они сюда ворвутся! — умоляла Изабель. Но я не слушала мою управляющую. Я, склонившись над столом, быстро дописывала письмо императору на маленьком клочке бумаги, который я успела выдрать из книги. Мой единственный дальний родственник правил на троне. Родные мы по материнской линии Его Величества. Все таки королева-мать кузина моего двоюродного деда и носит в своих венах кровь давно покинувших этот мир небесных змеев, так их называли когда-то очень давно. Именно наличие этой крови и делает императора нашим монархом, но, к сожалению, он бесплоден. Поэтому моего будущего старшего сына призовут занять место нынешнего правителя… Призвали бы. Теперь этому не суждено сбыться, ведь скоро меня убьют. Вот и готово печальное письмо, где я указываю имя предполагаемого нанимателя этих подонков. — Изабель! — подзываю слугу, свернув послание в трубочку, — Передай письмо с голубем во дворец. Сейчас же! Верная служанка дрожащими руками взяла протянутую ей бумагу. — Но Госпожа, — она горестно всхлипнула, — Куда же я без вас? Прошу, пойдёмте со мной, я готова вынести вас на себе! Я только хмыкнула, глядя на свою припухшую ногу и ссадину на белой ручке. В спешке спускаясь по лестнице, я оступилась и подвернула ногу, упав рукой прямо на ступеньку. Просто чудо, что я не сломала кисть. Идти мне больно и бежать не смогу. — Это приказ. Ты должна послать письмо Императору. Если не выполнишь мое последнее поручение, то прокляну тебя, — стянула с пальца дорогой перстень и отдала ей. — Слушаюсь, Госпожа… Я видела слезы в ее глазах. За эти годы она стала мне заменой родни, кажется, и я ей тоже заменила когда-то мертворожденного ребенка. Изабель обернулась в последний раз, приоткрыв маленькую дверцу потайного хода, чтобы получить на прощание мой сдержанный кивок, и юркнуть в темноту лаза. Я осталась одна. Я осталась одна в ожидании своей смерти. Мне было так же холодно и тоскливо в день смерти моих родителей. Тем временем я переставила небольшой комод, задвинув им незаметную дверь прохода на случай, если головорезы догадаются обыскать помещение, этот предмет мебели их задержит, не даст увидеть сразу… В комнату начали ломиться. Я подавила слезы. Мне негоже показывать слабость перед жалкими шавками. Пока наемники ломали замок я гордо выпрямила спину и сделала пару глубоких вдохов и выдохов. В детстве это помогало справиться с напряжением перед выходом в большой бальный зал Его Величества полный света, золота, музыки… Как сейчас, помню, молодой герцог ободряюще мне улыбнулся, а я была наивно взволнована, ведь это был мой первый бал. Через пять лет после похорон, конечно. Тогда он сказал мне: «Княжна, вам нечего бояться.»… — Княжна, вам нечего бояться! — эхом повторил отголосок моих воспоминаний громкий голос мужчины, который был слышен даже через треск дубовых досок двери, она уже разлетелась в щепки, когда говоривший переступил порог моего последнего убежища. Гнусная ложь! Жалкий обманщик! Как же! Я знаю, что бывает с загнанной в угол дичью! — Страх — худшее приветствие для смерти, — сдержано улыбнулась я, стараясь не показывать своих истинных эмоций, — Мне отвратителен тот факт, что ее несёте мне вы. Ваша шайка недостойна пролить мою кровь. Он подошёл ко мне вплотную. От него веяло кожей, лошадиным потом, металлическим запахом крови и гарью, эдакий черт или бес, который пришёл утащить меня за грань. Он не торопился. Его блеклые, как будто выжженные глаза изучали меня, словно пытаясь что-то понять или осмыслить. Если он пытается найти во мне малодушную мольбу о пощаде, пусть ищет дальше. Ее нет, не было и не будет. Наемник смерил меня погрустневшим угрюмым взглядом, попытался взять за подбородок своими грубыми мозолистыми пальцами, чтобы получше рассмотреть лицо, на что получил от меня шлепок по ладони. Он хмыкнул. — Мне жаль тебя, девочка, — мужчина вздохнул, доставая короткий клинок из ножен, — Дура, что не сбежала. Или… Убийца заметил обширный синяк на моей руке, снова кивнул и хмыкнул. Остальные его дружки стояли за спиной своего предводителя и хранили дружное хмурое молчание. — Упала и ногу повредила? Ну ничего, ничего скоро болеть не будет. Ты не сердись на нас, сама понимаешь — заказ. Мне действительно жаль, но не мы, тогда кто-нибудь другой. Деньги нужны. Ты умрешь, начнётся междоусобица. Деньги как раз кстати. Ты не бойся, это быстро… Его тихие слова, перерастающие в бормотание, словно любовник шепчет своей даме милые и бессмысленные пустячки, заставили меня оцепенеть. Я даже не сразу почувствовала близость холодного острия, но миг, когда металл быстро и беспрепятственно погрузился в мою плоть, разрезая, как масло, мышцы и другие ткани, взорвался во мне миллионами искр боли и сухого отчаяния. Никогда в своей короткой жизни не думала, что приду к точке невозврата. Все было таким простым, вечным и возможным, я никогда не думала о… Конец. Жирная точка на каменном холодном полу. Такая блестящая, густая и насыщенная в своём темно-гранатовом цвете, что не верится, что это со мной. Приглушённый крик так и не сорвался с губ, зато чьи-то грубые мозолистые руки с осторожностью подхватили меня, чтобы аккуратно уложить на пол. Через мгновение послышался топот людских ног, который все удалялся и удалялся, пока я не погрузилась в тоскливую тишину, нарушаемую воем сквозняка. Этот блуждающий ветер задул пламя единственной свечи, озарявшую мою спальню. В холодной темноте я попыталась судорожно поймать последние остатки света, который лился из-под щелки массивной дубовой двери, но и он вскоре потух, оставив только тёмный бездонный колодец тихого отчаяния. Мне тоже жаль. Жаль себя. А все остальные пусть идут к своей Луноликой петь ей дифирамбы… Боги все равно никого не слышат. Не слышат меня, остаются глухи к просьбам. Как же мне хочется закричать: «Смотрите! Смотрите внимательнее! Разве не видите вы всей погани, что ходит по свету и сеет боль, тоску и отчаяние? Почему я, а не они? Неужели вам было мало моей скорби?! Неужели вы хотите, чтобы я оплакивала последние минуты своей жизни сама, одна, чтобы покаялась за своё неуважение, попросилась в Светлый чертог?..». Я судорожно вздохнула, пытаясь сдержать сотрясающий тело озноб. Злые слёзы обиды лились по моим щекам, затмевая взор и заставляя задыхаться. Может именно поэтому я не увидела приближающийся ко мне тёмный силуэт вестника смерти, а может быть вестник признал меня слишком живой для перехода за грань, но… Тогда мне показалось, что даже поросята на моем скотном дворе так не кричали, когда мясник резал им глотки, как я в эти бесконечные секунды. Ощущение полного сожжения, пляски голодного пламени, распространилось по всему телу, поэтому я не могла себя контролировать, а только истошно орала, выгибалась дугой, пока агония не отправила меня в глубокий обморок, пропастью поглотивший мое сознание. *** Нос зачесался. Нестерпимо хотелось дотронуться и тереть, тереть так, чтобы это постоянное раздражение не сошло на нет. Я громко чихнула, а в ответ услышала зажатое хрюкающее хихиканье. Зато нос больше не чесался так, как прежде. С трудом разлепив глаза, я рассерженно поджала губы. Кто смеет так издеваться над сиятельной княжной и ближайшей родственницей императора? Но ужасная сухость в горле не позволила вслух задать этот вопрос. Краем глаза я заметила движение возле себя, как будто что-то блеснуло серебряной волной и тут же пропало с поля моего зрения. — Давай же, вставай, — шепнул незнакомец на ухо, — Если будешь и дальше так лежать, то знай, я больше ждать не буду. Поворот головы на голос неизвестного дался тяжело. Казалось, все мое тело было порезано на мелкие кусочки, которые после неумело сшили тупой иглой и толстыми гнилыми нитями.  — Неприятно? — я столкнулась с наигранно сочувствующим взглядом золотистых глаз. Дернулась от неожиданности. Вот и снова, здравствуй, боль. Оставалось только прошипеть пару ласковых слов… - Поверь, когда тебя обнаружили мои братья и сестры, ты выглядела куда хуже, - незнакомец поправил свои серебристые волосы, убрав непослушную прядь с лица, - Конечно, попасть сюда смертной довольно трудно. К тому же забыть себя тоже грустно. Но без ненужной и устаревшей информации жить дальше намного проще, не правда ли?