Инферно

      В Кристиане Грее есть что-то неправильное. Он улыбается, прямо держит спину, облачённую в узкий серый пиджак, мягко кивает, отвечая на вопросы, и вежливо предлагает воспользоваться простым карандашом для записи интервью. Образ интеллигентного миллионера-филантропа держится на нём безукоризненно. Но есть что-то, что Анастейша не может понять то, отчего хочется покинуть огромный кабинет на самом верху небоскреба.       Когда она только вошла, ей показалась, будто у Грея тёмные глаза. Лишь вблизи она разглядела: они металлически-серые, светлые. Но взгляд, похожий на леденящую матовую ткань космоса, всё никак не желал пропадать из головы.       Ладони Аны потели, и ей постоянно приходилось перехватывать карандаш, чтобы он не выскользнул. Она заправляла норовившую залезть в глаза прядь, откашливалась и дёргано улыбалась.       Фигура Кристиана будто поглощает свет в кабинете. Анастейше кажется, сейчас она поднимет голову и увидит ставшую матово-чёрной радужку миллионера. Но, отрываясь от записывания ответа, она встречает лишь доброжелательный взгляд.       Голова слегка идёт кругом, словно от одного бокала вина, а живот сводит сосущей болью. В голове мелькает глупая мысль: что если Кэтрин не пошла на интервью не только потому, что заболела, но и потому, что боялась?       Боялась человека, о котором никто ничего толком не знал. Боялась слухов, ходивших о нём. В университете поговаривали, что он любит заводить отношения со студентками, а те затем пропадают. Конечно, не с концами — это бы давно посеяло панику. Девушки лишь бросали учебу и уезжали из города. Скупо говорили о причинах, не соглашались на встречи.       Разумеется, он мог делать что-то с ними, — бьётся лихорадочная мысль у Аны в голове. Он — миллионер, чувствует себя безнаказанным, даже сейчас, когда смотрит на неё вот так…       Она замирает. Серые глаза Грея поглощают её, словно ночная тьма — свет затухающего фонарика, и она не может отвести взгляда.       Всё складывается чудесно, совершенно как в сказке «Золушка». Анастейша не может до конца поверить в происходящее. Кристиан Грей и она. Миллионер-плейбой и обыкновенная студентка, подрабатывающая в магазине инструментов.       Слухи врали. Кристиан чудесен, обходителен, галантен — он и мухи не обидит! Он видел Ану в самом неприглядном свете — да он даже держал её волосы, когда её тошнило от количества выпитого! А тогда, на интервью, она всего лишь переволновалась и навыдумывала невесть чего.       Кристиану нравилось, когда она смеялась невпопад, когда говорила нелепости. Он с удовольствием объяснял всё, чего она не понимала в его работе.       Лишь иногда Грей держался холодно. Но Анастейша говорила себе: ничего необычного — напряженная работа сделала его таким. Переговоры научили быть жёстким. Грей поднялся до таких высот с помощью множества сложных решений, оставивших на нем отпечаток.       От него вовсе не исходит опасность. Анастейша, как ласковая кошка, тянется к рукам Кристиана, когда они вместе, и совершенно забывает, что поначалу каждое его незначительное прикосновение отчего-то заставляло её вздрагивать.       Ей хочется узнать его ещё ближе, докопаться до самой сути. Если Кристиан откроется мне, думает Анастейша, он станет мягче, я помогу ему освободиться, заглянув в самое сердце.       Грей говорит ей, что у него есть тайны. Говорит, она может разочароваться в нем.       Когда он показывает ту комнату, Ана больше не хочет знать его тайн.       Блеск металла окружает со всех сторон. В голове крутится единственная ассоциация — пыточные инструменты. Такими впору вырывать признания из еретиков.       Она почти слышит крики.       Её мутит.       Грей показывает ей комнату с алыми стенами: она красна, как его собственное сердце, которое он открывает ей.       Он бы хотел, чтобы Ана думала так. Приняла пристрастие к БДСМ за единственную сокровенную тайну — самую важную. Но в его тёмных глазах скрывается ещё один секрет — куда более страшный, чем можно себе представить. Анастейше кажется, будто она видит его часть, но не может разобрать целиком.       Ей хочется отвернуться, но тело не слушается.       Красная комната похожа на ад.       Они подписали договор, и Кристиан обещает остановиться в любой момент, стоит Ане сказать стоп-слово.       Анастейша отчего-то не верит ему до конца, но покорно даёт привязать себя к кровати. Горит приглушённый свет, стены алой комнаты полыхают, словно тлеющие угли. Грубые верёвки колют и натирают запястья и щиколотки.       — Сегодня я воспользуюсь этим. Для начала подойдёт как нельзя лучше. — Ей кажется, что Грей сейчас рассмеётся, хотя он никогда над ней не смеялся. Но его лицо по-прежнему благожелательно, только серые глаза больше не серые в полутьме. В руках Кристиан держит витую плетку. Полоски кожи шевелятся, будто змеиное гнездо на голове Медузы Горгоны.       Кристиан обещал, что их первая сессия пройдет мягко — в конце концов, Ана — девственница.       Он нежно проводит инструментом по животу Анастейши. Затем гибким движением его рука дергается назад, и тонкие черные змеи с шипением ложатся на кожу.       «Это не больно», — проносится в голове Аны в первые мгновения.       Боль, исходящая из-под рук Грея, боль в красной комнате — не такая, как в остальном мире. Перед глазами сверкают искры. Щекотное чувство крадется из живота вверх до самой груди.       Анастейша боится задохнуться от восторга. Она смотрит на Кристиана. В самом начале она не пожелала лежать с повязкой на глазах, чтобы видеть его истинную нагую суть.       Кристиан смотрит вглубь себя. Он возвышается над кроватью, держа плетку, словно палач топор. Его фигура темна и искажена тенями. Красные стены отражаются на коже, уродуя ее пятнами, похожими на свежие глубокие ожоги.       Анастейша понимает — надо было уходить из кабинета этого монстра, когда она могла, надо было бежать от него, когда она могла.       Потому как сейчас она невыносимо хочет кричать, но не может.       — Кто ты? — хрипит она. — Кто ты?       — Анастейша… — его голос доносится отовсюду, даже из её мыслей, разрывая их загнутыми когтями так легко, будто они — корни прогнившего дерева. — Я люблю тебя, только это важно.       Кристиан бросает плетку и склоняется над Анастейшей. Она жмурится, не в силах видеть его лица. Известный миллионер вовсе не красив. Тупая морда покрыта струпьями-чешуинками, словно у больного пса. Чудовище над Аной прерывисто дышит…       … И касается её, прожигая насквозь.       Забывая обо всём, забывая себя и собственное имя, Анастейша вопит от боли, извиваясь в путах. Прикосновения приносят в сотню раз больше мучений, чем удары плетки. Кристиан гладит её по животу, плечам, бедрам и между ног — словно сдирает кожу.       Когда его член входит в нее, будто раскаленное железо, она теряет сознание.       Грей даёт ей стакан крепкого сладкого чая и говорит, что она перенервничала. Его кожа чиста, на красиво-модельном лице нет даже щетины. Заботливая улыбка убаюкивает.       У Анастейши трясутся руки. Она подавляет рвотный позыв, когда Кристиан целует её на прощание, и быстро идёт к лифту.       Когда небоскреб Кристиана скрывается из виду, она бежит. В боку колет, но боль почти не ощущается, потому что болит всё тело. Ана даже не может сказать, где именно. Боль идёт изнутри, будто её органы и кости варятся в лаве.       Она думает о Кристиане. Она не может не думать о нём.       Кристиан Грей — добрая улыбка, нежные руки, крепкие объятия. Чудовище из красной комнаты — он же, но вывернутый наизнанку. Уродливый, жестокий. Одно его существование причиняет страдания.       Показывал ли он своим бывшим пассиям, покинувшим город, истинное лицо?       Анастейша врывается в тёмную квартиру и начинает собирать вещи. Но усталость даёт о себе знать, и она валится на диван, к своему удивлению, быстро засыпая.       Ей снится Кристиан. Ничего больше ей сниться не может. Анастейша падает так глубоко в сон, что тот кажется реальностью.       — Почему я? — спрашивает она, пытаясь отыскать выход из сна и пятясь от монстра, чьи два лица меняются с такой скоростью, что она не может разглядеть ни одно из них.       — Ты невинна, — следует ответ. — Ты добра и скромна. Ты — полная противоположность мне. Потому так интересно показать тебе оттенки жизни, о которых ты не знала. Залить красным твой белый.       — Ты был со мной лишь потому, что тебе хотелось меня мучить? — горячие слезы льются по щекам. Совсем как в реальности, будто она и не спит.       — Анастейша, — она не успевает отпрянуть, и рука Кристиана касается её щеки. Это точно сон. Здесь его прикосновения не причиняют боли, здесь они теплы и нежны, как раньше. — Больше всего я хочу не причинять тебе боли. Но ты сама мучаешь себя. Прими мою порочность, как я принял твою невинность, — и я дам тебе то, чего не сможет дать никто.       — Нет! — кричит она, взлетая кверху — в тёмную комнату, к смятому белью и сырой подушке.       Кристиан не может уйти из мыслей. Он больше никогда из них не уйдёт. Те девушки бежали от него, но побег не спас их от самих себя.       Грей приходит к ней во снах. Его человеческая ипостась изводит её, ласкает и целует. Никакой боли — лишь нежность и светлые серые глаза. Анастейша сходит с ума. Чемодан валяется наполовину собранным.       Но не сны пугают больше всего. А то, что кожа и нутро всё чаще болезненно горят от воспоминаний о боли, причинённой Кристианом.       Сначала Анастейша всего лишь ласкает себя. Затем бьёт — по спине, животу и бедрам, обычным прутом. Боль дарит лёгкое сладкое удовлетворение, но всё это не то.       Три недели назад Ана сгорала в руках Кристиана, плавилась, будто её кинули в кислоту, и именно этого желала её обезумевшая плоть.       На улице стоит солнечный день, когда Анастейша возвращается к Грею. Солнце греет спину под тонкой блузой. Небоскреб Кристиана возвышается среди зданий, будто кол с насаженной на него гниющей головой.       Ану пускают в здание безо всяких вопросов. В своем огромном кабинете Грей стоит, облокотившись на стол. Серые глаза снова темны, но после всего увиденного Анастейша их больше не боится.       — Почему я всё время думаю о тебе? — она пытается говорить уверенно, но голос подводит. Она впервые понимает, что за прошедшее время он стал ломким и слабым.       — Потому ты любишь меня? Полюбила всем сердцем ещё в нашу первую встречу? — Кристиан подмигивает ей. Свет из окон за его спиной не проникает в помещение. Тени сгущаются по углам, словно во сне, который вот-вот превратится в кошмар.       Анастейша сглатывает.       — Ну, или вместе с твоей девственностью я забрал и часть твоей души, — мелодичный смех Кристиана пробирает до костей.       Тёмные глаза пронзают ядовитыми жалами.       — Не стой на пороге, Ана. Проходи в комнату. Раздевайся.       Она исполняет его указания будто загипнотизированная.       В комнату Грей входит с плетью, похожей на ту, которой он пользовался в прошлый раз. Но у этой каждая полоска кожи скалится металлическим клыком.       — На живот, — приказывает Кристиан.       Запястья сковывает повязка из нежнейшей ткани.       Не проходит и секунды, как Грей бьёт со всей силы. Он бьёт ещё и ещё. Анастейша ощущает, как горячие струйки крови стекают по бокам, спине и ягодицам. Она стонет, наслаждаясь пыткой. Да и какая пытка? Всего лишь разминка перед тем, что последует.       Растворяющая боль — будто кто-то ведет по коже губкой, смоченной в кислоте. Длинный гибкий язык Грея слизывает кровь.       Кристиан не спешит грубо брать её, как в прошлый раз. Путы спадают с рук. Ана встаёт, покачиваясь. Алые стены пляшут вокруг неё разноцветными огнями. Грей вкладывает плётку в её руку и падает на колени. Тёмно-красная кожа бугрится и блестит. От этого существа пахнет серой. Широкая грудь вздымается. От уродливой пасти исходят слова на человеческом языке. Существо говорит голосом Кристиана Грея:       — Не разочаруй меня, Ана.       Собирая все силы, Анастейша бьёт изгибающегося демона. В воздух поднимается вонь — чёрная кровь пахнет как гной. Преодолевая тошноту, Ана лижет её. Тягучая жидкость облепляет губы, ползёт по пищеводу, чтобы разрастись внутри плесенью.       В этот день Анастейша Стил делает величайшее для себя открытие.       Причинять боль — приятно.       У них нет правил, нет стоп-слов. Есть лишь боль и зависимость: настолько сильная, что Анастейшу начинает колотить одновременно от жары и холода, стоит ей провести несколько дней вдали от Грея.       Она не знает, чувствовал ли когда-то Кристиан подобное, но ей плевать. В его провалах-глазах отражается две любви: он любит боль и он любит Анастейшу. Когда Грей касается её, страдания больше не кажутся невыносимыми. Теперь кажется невыносимым приближение секунды, когда Кристиан перестанет её касаться. Иногда ей хочется, чтобы он разорвал её на части: когтями, членом и зубами. Тогда бы она смогла раствориться в боли навсегда.       Однажды она входит в красную комнату, и Грей стоит у чёрного тонкого комода, который ещё ни разу не открывал. Верхний ящичек открыт, и Кристиан держит в руках длинный сверкающий нож. Сердце Аны замирает.       — Есть так много вещей, которые я хотел бы сделать, но не могу сделать их с тобой.       Анастейша замирает, лихорадочно раздумывая.       — Мы можем найти кого-нибудь другого, — на одном дыхании выпаливает она.       Кристиан улыбается.       Они приводят в красную комнату двоих — мужчину и женщину. Анастейша не знает, что Кристиан сделал, но они идут покорно, будто овцы, не говоря ни слова. Неясно даже, знакомы ли они друг с другом.       Они не сопротивляются, когда их раздевают, когда запирают дверь.       Плётки, стеки и наручники сегодня остаются нетронутыми. Кристиан протягивает Ане толстый искривлённый нож из тёмного металла, ему самому же лезвия заменят длинные загнутые когти и жёлтые клыки.       Одежда сковывает, и Анастейша откидывает её в дальний угол. Живот болезненно скручивает. Руки потеют, и она всё время перехватывает удобней нож, как когда-то карандаш.       Грей берёт себе мужчину. Она — женщину.       Ана не видит, чем занимается позади Кристиан. Слышит лишь чавкающие звуки и булькающий крик мужчины, постепенно переходящий в хрипение.       Анастейша начинает с кожи.       Кожа горячая, и Ане тоже хочется согреться. Она срезает полосу за полосой с груди, спины и бёдер женщины, и это почти как чистить картошку для супа. Кожей, словно ёлку праздничным блестящим дождём, она увешивает себя.       Уши заполнены диким воплем, кроме него Анастейша больше ничего не слышит. Она усаживается на пол, тянет вниз женщину, и та валится, теряя сознание.       Ана больше не хочет причинять боль — она хочет раствориться в ней: в её жаре, в остатках агонизирующей жизни.       Нож вспарывает женщине живот от самых рёбер и до паха. Анастейша кромсает всё, что получается. Кости не поддаются её силам.       Женщина мертва, но кровь ещё не остыла и льётся так, что, кажется, будет литься вечно. Ана запускает руки в горячее нутро, зачерпывает кровь ладонями и поливает себя. Она собирает её с пола, будто живительную росу с цветов и обмазывает лицо и волосы. Когда тяжело пахнущая липкая жидкость почти покрывает её всю, тело содрогается изнутри, красная комната подсвечивается золотистыми искрами, Ана с криком откидывает голову назад и тяжело дышит.       — Так хорошо, правда, так хорошо, ты чувствовала что-либо лучше этого, Анастейша Стил, любовь моя?       — Нет, никогда, — шепчет она, всё ещё лежа на полу, уставшая после оргазма. Растерзанные тела лежат рядом. Ана переваливается набок и касается холодеющей руки женщины. Одёргивает её и вскакивает, когда тело, вибрируя, погружается в пол.       — Комната поглотит их, не оставив следов, — поясняет Кристиан.       Красная комната впитывает трупы, кровь и кричащие души. Кровь остается лишь на Анастейше. На её коже она засыхает и походит на чешую.       Ана пытается соскрести её, но ойкает от боли. Нет, следы жуткого убийства с себя смыть не удастся. Не помогает даже душ из кипятка.       Приходится натягивать одежду поверх бурой грязи: любимую синюю юбку до колен, белую тонкую блузу, узорчатые балетки.       Анастейша мажет губы гигиенической помадой с розово-перламутровым отливом. Кристиан, как обычно, дарит поцелуй в щёку на прощание.       Она проходит мимо работников здания, мимо девушек на ресепшене, и те ничего не замечают. Они вежливо улыбаются ей, а Анастейша улыбается им. Мельком глядит в зеркало на одной из массивных светлых колонн.       В нём больше не отражается человек.