Манъёсю. Часть 1. Лунный пион, что в императорском дворце

На лице сказочника мелькнуло детское удивление: прикосновение странного юноши с чарующими глазами было неожиданным и приятным, щеки Асахи отчего-то в тот же час покрылись легким румянцем. Было такое ощущение, что на руку упало перо сказочной птицы, и оно одновременно было легким, дарило волнующее чувство и обжигало. Странник опустил голову, делая вид, что расправляет свои длинные волосы, чтоб они не мешали и не путались. Молодому наследнику клана Тайра не хотелось, чтоб люди заметили неожиданные перемены в нем, ведь на его лице отражалось то, что было в душе, и сдержать себя этим вечером было особенно тяжело. Внезапно возникшее волнение постепенно отступало и его место занимал сладкий покой. Отчего-то у юноши затряслись руки, как после невероятного напряжения. Мягкий и сильный голос мужчины проникал вглубь молодого человека и убаюкивал его, как шепот весеннего ветра. Каи не отрывал взгляд от ровных, но уже обшарпанных временем татами. Просторная одежда простолюдина надежно скрывала его хрупкое тело, а капюшон не давал белоснежным волосам выдать своего хозяина. Парень воспроизводил в своей голове события последних секунд. Кончики пальцев горели огнем там, где они только что чувствовали тепло чужой руки. Казалось бы, что через это прикосновение принц смог на мгновение ощутить сказочника, увидеть мир его глазами. Хотелось как можно дольше чувствовать жар на пальцах, закрыть глаза и навсегда запомнить ощущения. В секундном порыве юноша поднес свою руку к губам, стараясь уловить тонкий аромат мужчины, но, к его разочарованию, такого легкого прикосновения мало, и пальцы оказались холодными и чуть мокрыми от выступившего в волнении пота. Выдохнув, он опустил руку на колени, и тут сказочник продолжил рассказ. - "Здравствуй, дедушка, - сказал Гонта. - А не найдется ли у тебя той же прекрасной ткани, что и в прошлый раз? Я охотно куплю". "Нет, не проси, - ответил старик, - сильно устает моя дочка от такой работы, не хочу, чтоб больше ткала, боюсь, что заболеет". Но Гонта сунул старику в руки кошелек, набитый золотом. "Я заплачу еще больше, чем в прошлый раз. А если не согласишься - пеняй на себя, пригрозил торговец. - Меня сам князь прислал. Чтоб через три дня ткань была готова, иначе головой поплатишься!". Кагэкиё закричал и взмахнул руками, словно он и был тем Гонтой. Ткань легкого кимоно намеренно упала на то место, где была рука юноши, что сидел рядом, незаметным движением, скрытым волнами ткани, Асахи взял за нее парня, отвлекая внимание других слушателей рассказом и движением свободной руки: он словно в воздухе рисовал события, только ему понятными картинами... Что могло заставить молодого человека так поступить, он и сам понять так и не смог. Быть может, посчитал, что необычный юноша нуждается в его защите, быть может, сам, ведомый необъяснимым порывом, хотел его защитить. От чего?.. Или просто говорил: "Не бойся"? Сжавшая нежную, подобную лепесткам диковинных цветов, руку рука сказочника разжалась, следуя сомнениям своего хозяина, а после снова сжалась: Асахи, не желая почему-то задумываться над своим нетипичным действием, решил плыть по течению. И неважно было, кто его в это течение бросил. Эта часть была волнующей и настораживающей. Голос незнакомца срывался на громкие ноты, это был диссонанс чувств и слов. Каи даже несколько испугался, когда рассказчик ловко обратился в облик подступного купца и принялся яро жестикулировать. Хоть ярость и была наиграна, принца поразило мастерство выкладывать свои чувства, он чуть съежился и начал было слегка подрагивать, как его кисть накрыла чья-то рука. Сердце так сильно стучало в груди, будто бы случилось что-то непоправимое. Захотелось убежать, спрятаться - водопад эмоций накрыл юношу. Ему было так непривычно ощущать чужое тепло, чувствовать прикосновение, мягкую кожу. Ведь дома, во дворце - к нему смеют прикасаться только сестра и служанки. Поэтому такое проявление неведомых ему чувств вскружило голову парню. Только через пару секунд он осознал, что не дышит и поспешил вдохнуть затхлый жаркий воздух тесного помещения. А мужчина тем временем все так же бурно повествовал свою сказку, только теперь его рука крепко сжимала в своей пальцы Кая. На какое-то мгновение сказочник ослабил хватку, и это так удивило принца, что он тотчас поднял голову и взглянул на незнакомца. Слава богам, что его глупые глаза не пересеклись взглядом с бездонным взором мужчины, а только и успели жадно осмотреть полные губы, которые так умело играли словами. Каи вновь опустил взгляд. Становилось тяжело дышать. А теплая рука мужчины, словно перестав сомневаться, вновь плотно сжала его собственную. Рассказ продолжался, но юноша слышал его, словно через перегородку, будто бы что-то обволокло его и не давало внешним звукам тревожить внутренний мир. Он только остро чувствовал твердую руку незнакомца. Принцу казалось, что этого мало, что его руки не способны прочувствовать все, что может в себе таить это прикосновение; хотелось поднести сильную руку в щеке, вдохнуть ее аромат, но все тело было сковано и единственное, что мог делать принц - это продолжать завороженно дышать. - Гонта ушел, а старик и старуха горевать начали, - голос рассказчика слегка потускнел - в горле внезапно пересохло. Но потомок рода Тайра продолжил: - "Беда, беда! Пропали наши головы". Все услышала О-Цуру и стала стариков утешать. "Не плачьте, через три дня будет готова ткань, еще лучше прежней". Ушла девушка в комнату и наглухо дверь закрыла, а вскоре послышался быстрый-быстрый стук: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон... День, и другой, и третий стучит ткацкий станок. Старики начали беспокоиться за дочку, просили ее прекратить работать. Но вдруг послышался грубый голос: "Ну как, готово? Покажите мне". То был Гонта. Но старик со старухой не пустили торговца в комнату. "Журушка крепко-накрепко запретила заходить". "Вот еще! - возмутился Гонта. - Вижу, дочь ваша привередница... А я и спрашивать не буду!" Оттолкнул грубый торговец стариков и настежь распахнул дверь в комнату, где ткала О-Цуру... Асахи кашлянул: в горле резало, словно он рассказывал истории с самого утра. Хозяин заведения, видимо, поняв в чем дело, тут же налил сказочнику чая. Молодой человек благодарно ему поклонился, взял чашку и улыбнулся слушателям. - Позвольте мне оставить вас на некоторое время и продолжить историю совсем скоро: здесь душно... - он повернулся к парню, которого держал за руку. - Юноше, видимо, тоже. Сказочник отпустил его руку и, поднимаясь, закрывшись волосами, шепнул странному слушателю: - Идем со мной. Сухой кашель сказочника вернул сознание принца к реальности. Он с тревогой взглянул на него, внимательно проследил за тем, как тот отпивает из маленькой чашки чай, как горячая жидкость омывает пересохшие губы. Все так же глубоко хватая ртом воздух, Каи поспешил скрыть свое лицо под капюшоном. Он не умел владеть своими чувствами, он не привык к такому напору ощущений и поэтому начинал явно проявлять их. А этого нельзя было допустить. Словно бы почувствовав накал внутри юного принца мужчина остановил рассказ, попросил прощения у присутствующих. Как же не хватало сейчас Каи прохладного ветерка!.. А поскольку его рука все еще теплилась в сильной руке сказочника, то он должен был идти следом. Внутри все колебалось, но юноша нашел в себе силы подняться, все так же робко опустив голову. И тут он почувствовал тихий шепот где-то совсем рядом с его лицом. На щеках Каи вспыхнул румянец, благо его лик был скрыт одеждой. Он не смел не повиноваться. Да и что там говорить - даже если бы незнакомец не попросил его, он все равно пошел следом, ведомый неизвестными чувствами. Затекшие от долго сидения ноги плохо повиновались, а простые гета глупо стучали по татами. Прохладный ветер сразу же обвил тело юноши, которое отозвалось на него легкой дрожью. Спасительный свежий воздух наполнял легкие и выветривал пряности, что курились в таверне. Тусклый свет бумажных фонарей лавок, которым освещалась ночная улица, надежно скрывал выражение его лица. Белая каменная кладка, которая была уже почти на всех улицах столицы, выделялась в плотном полумраке ярким светящимся пятном и казалась Каи причалом, к которому пришвартованы корабли. Он и сам был таким кораблем, готовым к отплытию. Там, на другом конце причала, люди веселись и отдыхали, встречались и прощались. Он был кораблем, который переполняли самые разнообразные чувства, под их грузом корпус отяжелел и глубоко погрузился в темное осеннее море печали. Каи замерзал, лишь только кисть его была надежно спрятана от ветра рукой мужчины. Резкий порыв ветра неожиданно обвил их одинокие фигуры, сорвав с головы юноши капюшон. В ту же секунду белоснежные, словно цветки священной лилии, волосы разлетелись на ветру и мягко упали на плечи. Краска залила лицо юноши, и он тихонько, но обреченно выдохнув, вырвал свою руку из рук сказочника и попробовал спрятать непослушные длинные пряди. Но затея оказалась бесполезной: новые порывы ветра все сильнее запутывали никогда не стриженные волосы. Отчаявшись, Каи опустил руки и лицо. Ему было стыдно и страшно. Он не знал, что будет дальше; горький комок подступил к горлу, ветер играл, то поднимаясь, то опускаясь, будто бы ему на зло. Становилось все холоднее, а юноша все боялся взглянуть на незнакомца, боялся увидеть удивление и страх на его лице, боялся следующей секунды. Осенний ветер, свободно кружащийся снаружи, после жаркого помещения показался прохладным, он играл с легкой тканью и сияющими в свете луны рыжеватыми волосами сказочника; седые пряди сейчас казались серебристыми, словно Асахи и сам был пришельцем с луны. Темные глаза поднялись на серп, всматриваясь в ровные очертания загадочного шара, что безмятежно жил на небе, сейчас словно стыдливый ребенок лишь выглядывал тонкой изогнутой линией. Луна наблюдала за тем, что творится внизу, она всегда все видела и тянула к себе. В нежную луну можно влюбиться, но эта любовь приведет к смерти, неизбежной и холодной, одинокой, беспомощной... Белоснежные пряди юноши, которого Кагэкиё позвал с собой, будто ответили луне. Они, словно знающие пути ветра, проскользили по нему, играя с порывами, сверкали в свете и успокаивались, легко падая на плечи и спину юноши. Асахи не мог оторвать взгляд, будто перед ним стояло божественное существо. Однако лицо рассказчика осталось спокойным, лишь глаза скользили по чарующим чертам лица юноши. Все тело его вздрогнуло, когда он увидел, кто просил продолжать сказку, кто держал его за кимоно, кто прикасался к нему и кого он держал за руку. "Неужели это потерявшийся нежный дух?" - вопрос трепетным, беспокойным мотыльком мелькнул в мыслях. Этот юноша не мог быть человеком, он - часть сказки, он, верно, и есть сама сказка; Асахи не мог более ничего придумать, чтоб успокоить заметавшиеся в голове его и сердце мысли и чувства. Когда это неземное существо обреченно опустило голову, отдаваясь воле игривого ветра, зачарованный сказочник тихо выдохнул, затем, ведомый необычно вспыхнувшей заботой к юноше, развязал ленту, сдерживавшую его собственные волосы, тихо подошел к юноше и слегка подрагивающими от восторга и волнующего трепета руками дотронулся до божественно мягких и воздушных светящихся волос. Ему было отчего-то страшно прикасаться к "духу", словно Тайра был в грязи и дотрагивался до белоснежных шелков бога; сказочник уже не считал юношу человеком, его речь, его движения и внешность говорили ставшему доверчивым в этот вечер воину, что он встретил что-то высшее. И его хотелось защитить от чего-то, спрятать, уберечь, как диковинный цветок, который не может выжить в мире людей. - Кто ты? - не найдясь больше что-то сказать, спросил Асахи, заплетая белые волосы своей лентой. Они приятной прохладой струились по его рукам, оставляя после прикосновения неповторимые нежные чувства. Хотелось запустить пальцы в пряди, роняя их и играя с ними, как с тончайшей тканью в детстве, заново, раз за разом испытывая ласковые почти невесомые прикосновения. Кагэкиё было все равно, даже если ему ни в коем случае нельзя было прикасаться к юноше, даже если сейчас сказочника настигнет смерть за его вольности - он тянулся к существу, чьи шелковые волосы подобно сияющему в лунном свете ручью струились по грубоватой коже странника. Видел ли он в нем что-то необычное и хрупкое или какое-то спасение для себя - это тоже было неважно. Напряженное тело юноши стало потихоньку расслабляться, когда мужчина спокойно отреагировал на происходящее. По крайней мере ему так показалось, ведь он не видел лица странника. Но внутри он радовался, смеялся тому, что нашел человека, с которым может быть хоть чуточку свободным, вылетев из золотой клетки. А тем временем такие теплые руки сказочника бережно заплетали волосы принца в ленту. Дыхание постепенно становилось ровным и дрожь уходила из тела. Каи открыл глаза и, подняв голову, взглянул на острый серп. Юноша считал, что прекрасная луна должна быть первым, что видит человек при рождении, не всемогущее, ослепляющее Солнце, а тонкий серебряный свет полумесяца, который хранит в себе все тайны вселенной, охраняемый мириадами звезд. Поддавшись неведомому порыву, Каи медленно поднял тонкую бледную руку, стараясь, словно бы, дотянуться до краев ночного светила. Его тонкие пальцы плавно проводили по острым краям, нежно очерчивали свет. Казалось, еще чуть-чуть - и острый кончик месяца проткнет полупрозрачную кожу, выпустит наружу воду жизни. Стоя вот так, спиной к незнакомцу, принц постепенно приобретал спокойствие и умиротворенность. Они с сестрой родились под знаком луны, поэтому прекрасная богиня всегда приносила мир в его душу. Каи чувствовал, как пряди его волос переплетались с пальцами незнакомца, как тот бережно распутывал их. На секунду юноша почувствовал себя горным ручьем, чьи воды мягко омывают острые камни. Его бирюзовые глаза смотрели прямо на луну и звездное небо отражалось в них. Мужчина, не переставая расчесывать пальцами непослушные белые пряди, произнес роковой вопрос. Но, окруженный блеском месяца, Каи не растерялся. Он понимал, что владеет выбором: сказать правду и потерять эту сказку навсегда или соврать и доставить боль своему сердцу, надевая новую маску. Он держал голову поднятой, давая своему лицу купаться в серебряном мягком свете, подгоняемым свежим ветром, а на щеке предательски заблестела влажная дорожка. Он не хотел лгать мужчине, но и не мог сказать правду. Закрыв на секунду глаза и полностью избавившись от страха, Каи ответил: - Простите меня... Я не желаю Вам зла, луна тому свидетель, но я не могу сказать Вам кто я. "Не осмелюсь. Не хочу..." Его голос был тихим и мягким. Он так и не отважился повернуться лицом и сказать все прямо. Не хотел выдавать себя. Тонкая душа принца не желала покидать сказку, но время работало не на него, и в любой момент могли появиться стражи, которые уже должны были начать поиски вторых наследников. А он так сильно хотел запомнить все: от колкого осеннего ветра до жара в области сердца, что боялся каждого шороха. Глаза воина любовались сиянием волос, руки нежно сплетали их с лентой, сердце билось быстро и настойчиво, будто просилось на волю, чтоб тоже увидеть чудо. Взгляд несколько мгновений следил за рукой юноши, словно поглаживавшего луну, как любимую сестру, губы дрогнули в улыбке: в детстве Кагэкиё тоже так делал, да и сейчас, в своих путешествиях, лежа на траве, он соединял пальцем мерцающие точки звезд, рисуя невидимые картины, играл с луной, будто она была в его руке и перекатывалась в ней. Слова юноши сказочника почему-то не удивили: дух не будет признаваться, что он дух, бог не будет раскрывать себя, если прячется. И снова в душе вспыхнуло пламя - не то счастья, не то страха, что перед Асахи сейчас стоит не человек. В тот момент он понял, что не знает, как поступить, как себя вести и к чему это все приведет. "Неужели все закончится вот так - и я больше не увижу его глаз?" Эта мысль обжигала, словно раскаленная сталь. Каи не мог допустить этого, он так сильно хотел, чтобы вся эта сказка не заканчивалась. Поэтому, прижав кисти к груди, он медленно развернулся. Блеск белоснежных прядей, что уплывали из рук мужчины, мелькнул где-то в стороне. И вот они стоят так близко, и взгляды их переплетаются. Тонких губ юноши слегка коснулась улыбка, а еще не высохшая дорожка от слезы поблескивала в свете луны. - Меня зовут Каи. Он смотрел на сказочника глазами, полными доверия и надежды. Он восхищался земной красотой этого мужчины. Его темные распущенные волосы с прядями белого напоминали дерево сливы, которого касается цвет весной, его сильный облик. Юноша интуитивно потянул к нему руку и маленькая кисть легла на плотное кимоно где-то в области сердца. Он не разрывал взгляд, боялся, что все это растворится и окажется еще одним сладким сном. Тепло тела мужчины еле-еле пробивалось из-под плотной ткани, но чуткие руки юноши, не знавшие грубой работы, очень ясно ощущали его. - Могу я узнать твое имя? Каи не понимал, почему он так легко перешел барьер вежливости и обратился к незнакомцу прямо. Обычно он не позволял себе такого даже с сестрой. - Я не хочу забыть тебя после расставания. Голова юноши чуть наклонилась в бок, а глаза так и не отпускали темный взор мужчины. Почему-то захотелось обнять этого незнакомца, чтобы еще ярче почувствовать его запах. От этих мыслей бледные щеки принца слегка порозовели, и он лишь крепче сжал свободной рукой старый плащ, что окутывал его, в то время как вторая рука все так же легко прикасалось к груди волшебного сказочника. Воин, не в силах убрать рук от белоснежных волос, водил по ним пальцами, пропускал через них пряди, перебирал... До тех пор, пока они не выскользнули из рук, а юноша не повернулся. Молодой Тайра немного расстроенно взглянул на пустые ладони, но когда его взгляд поднялся и утонул в столь необычных глазах "духа", от грусти не осталось и следа. "Каи? Я запомню..." Асахи запомнит его навсегда, так же, как и все происходящее до, в данный момент и то, что будет происходить после - все, связанное с этим юношей. Ласково улыбнувшись странному прекрасному существу, молодой мужчина зачарованно смотрел на него. Вся ситуация казалась настолько необычной, что случавшееся с Асахи ранее не могло с ней сравниться. Невесомая ладонь Кая была для сказочника как благословение; он резко вдохнул воздух и еле сдержал дрожь. Однако, услышав слова о расставании, темные глаза молодого воина сверкнули от тоски. "Неужели этого не избежать? Я больше никогда его не увижу?" - обреченно решил сказочник. В сердце защемило, но Кагэкиё продолжал улыбаться. Он провел большим пальцем по щеке Каи, вытирая следы от слезы, он тянул время: и его имя могло сыграть с ним в зловещую игру. Семья Тайра... О них забыли, кто знает, как люди воспримут новость о том, что клан все еще жив, кто знает?.. Рассказчик сомневался. - Асахи, - просто ответил воин. Никто сегодня не узнает его настоящего имени, по крайней мере, не от него или не по его воле.