Зимняя мечта

<i><right>Someday I want to run away To the world of midnight Where the darkness fill the air Where it's icy and cold where nobody has a name Where living is not a gain There, I'll hide my broken heart Dying to survive There, no one can see me cry The tears of my lonely soul I'll find peace of mind In the dark and cold world of midnight The world on midnight by Minako "mooki" Obata<i><right> Чан и Балалайка встречались по средам. Поиграть. Поговорить. Выпить кофе или что-нибудь покрепче. Эта неделя не стала исключением. Шахматная доска. Черный Король и Белая Королева. Игра фигур и слов, текста и подтекста. Балалайка улыбнулась и сделала первый ход. — Как банально, е два – е четыре, — улыбнулся Чан. – Я ожидал другого дебюта. — Ты так долго знаешь меня и все еще не запомнил, что я предпочитаю играть в открытую? — Всегда отчаянно надеюсь на неожиданность. — Или опасаешься? — Надеюсь, — повторил китаец, отвечая стандартным ходом черных. — Ты провоцируешь меня на русскую партию. — Никто не мешает перевести ее в дебют четырех коней. — Ты не думаешь, что четыре – слишком много? Последний раз это привело к неприятным последствиям. — Если я остановлюсь на трех, белые получат лучшие шансы. Разве что, успею увести тебя в испанскую партию, чтобы хоть немного обезопасить тылы. Ну или ты отдашь двух коней мне. — Ты готов идти на жертвы? — Разве я не потеряю фигуры? Или ты можешь поставить мне мат без потерь с обеих сторон? — Дурная привычка отвечать вопросом на вопрос, — фыркнула Балалайка, передвигая слона. – Великодушно отдаю тебе двух коней. — Мне пора пугаться? — Остерегаться, — подмигнула русская. – Ты же знаешь, как я хороша в шахматах. — Лишь бы это спать не мешало. С тобой я готов иногда побыть снизу. — Льстишь, малыш. — Сколько раз я тебе говорил не называть меня так? — Мне так нравится слушать твое фырканье. Чан выбрал контратаку Тракслера, развивая партию и не сомневаясь, что Балалайка не купится. — Зато со мной не скучно. — До тех пор, пока ты тактичен и предупредителен. Фигуры покидали доску одна за другой, игроки практически не задумывались над ходами, используя давно знакомые схемы. — Я хорошо воспитан, — улыбнулся мужчина. – И несмотря на жизненный опыт, не люблю запах крови. — Подарить тебе ароматические свечи? — Спасибо, а к ним бутылочку вина и роскошный ужин. Ну и тебя на завтрак. В халате. — Черные, как всегда, атакуют и пытаются перехватить инициативу? — В этом соль защиты двух коней. Балалайка не успела ответить. Распахнулась дверь и в комнату вошел Борис, нарушив еженедельное уединение глав двух влиятельных преступных группировок. Мужчина протянул начальнице конверт, в котором, судя по изменившемуся лицу русской, не было ни одной хорошей вести. — Извини, малыш, эта партия останется недоигранной. — Что-то случилось? — Да, но тебя это не касается. Не оставишь нас? — Но... — Пожалуйста, Чан. _Просьба_ озадачила китайца. _Просить_, пусть твердым и холодным голосом, было совершенно не в характере блондинки, привыкшей требовать и ставить в известность. Он настолько удивился, что тут же поднялся и покинул спальню главы «Отеля Москва», решив, впрочем, лично проследить за конкурирующей группировкой. С фотографий на Балалайку укоризненно смотрела мертвая девушка. Изрезанное тело, искусанные губы, запястья в кровопотеках. — Кто? — Мы пока не знаем. — Где? — Сидней. Наташа танцевала в пип-шоу. — Танцевала? А ее мать? — Людмила не знала. Наташа сбежала из дома два месяца назад. — И мне никто не сообщил? Борис промолчал. Не стал напоминать, что его капитан мертва для семьи, для армии, для страны. Она и так это отлично знала, как и то, что к ее грязным услугам прибегнут при первой же необходимости. — Найти. Убить. Медленно. Тщательно восстановив на его теле этот затейливый узор. Нет, я _лично_ с ним разберусь. А пока, начинайте сбор информации. Десять часов кофе, сигаретного дыма и энергетиков. Голова болела, щипало глаза, но Балалайка продолжала координировать деятельность группы. Под утро на ее стол легли фотографии с камер наблюдения. — Этого мало. Имя, адрес? — Выясняем. — Молодцы. — Вам надо отдохнуть. — Я лучше знаю, что мне надо, — отрезала женщина. Зазвонивший телефон не дал ей продолжить. Логичнее всего было бы не принимать вызов, потому что высветившееся на экране имя не обещало ничего хорошего. Но русская не могла проигнорировать этого человека. — Да. Слушаюсь. Слушаюсь. Да. Есть. Закончив разговор, Балалайка с рычанием швырнула мобильный в стену. — Отбой. — Есть, капитан, — сказал Борис и оставил начальницу в одиночестве. Женщина металась по комнате, свободная, но связанная по рукам и ногам. Всего лишь один звонок, и из главы группировки она превратилась в подчиненную. — Я сыграю эту партию по другому. Но я ее закончу, — глухо пообещала Балалайка, не сводя ненавидящего взгляда со снимков.