Хочешь?

Пожалуйста, не умирай, Или мне придётся тоже. Ты, конечно, сразу в рай, А я не думаю, что тоже.

      Как давно произошёл тот случай? Два, а может и все четыре дня назад? Я уже потерял счёт времени.       Я как обычно прогуливался по ночному городу, прячась в тени, наблюдал за людьми, тщательно подбирая жертву, но не найдя никого подходящего, я просто пошёл домой. Ну, как домой. У меня не было никакого дома, я жил у художника по имени Чарли.       Почему я стал всегда искать приют и место для пережидания полиции именно у него? Сам плохо помню все причины, по которым согласился жить с чокнутым на всю голову художником, который то и дело паниковал, когда накатывало вдохновение, а краски давно закончились или же высохли из-за творческого кризиса Батлера. Он бесил меня своей позитивностью, но и привлекал. Этот позитив пробуждал креативность в нём для того, чтобы Чарли мог спрятать меня. Идеи всегда были разными, от статуи до дыр в стенах, в которых я стоял и изображал картину, надев парик женский.       Вот я уже шёл по улице, которая была тускло освещена единственным фонарём. На этот район поскупились и тут по фонарю на квартал, лампочки которых меняют крайне редко. Ночью всегда тихо. Всем страшно, они боятся мафии, которая всегда гуляет по улицам города, грабя банки и убивая богатых людишек. Но тишина прервалась бегом. Кто-то стремительно двигался ко мне, и я рефлексорно достал нож из-за пазухи и нанёс удар в живот бегуну.       Увидя этого «бегуна» сердце сжалось. Я был в, мягко говоря, шоке и в тоже время испытывал страх. — Ч-Чарли?.. — надеясь на то, то Батлер всего лишь без сознания, я проверил пульс. Это было глупо, конечно пульс был! Но как можно было думать в такой ситуации? — Батлер, ты придурок, — поднял его и побежал в подъезд, открыв его железную дверь ключом из зелёной барсетки художника, — только попробуй сдохнуть от потери крови! — прошипел я от гнева на самого же себя. Можно было отнести Батлера в больницу, но это было бы самым глупым и разумным действием. Босс мафии приносит раненного им же человека в больницу, его арестовывают, а раненный продолжает медленно умирать от потери крови и возможных повреждений жизненно важных органов.       Вот мы и дома, в этой одной комнате хлама или же «творческого беспорядка» Чарльза. Положив его на потрёпанный временем и, Бог знает чем ещё, диван, я принялся перерывать всё верх дном, лишь бы найти бинты или аптечку с ними. Ничего не найдя, в панике я выбежал обратно на улицу, чуть не забыв ключи, и помчался со всех сил к ближайшей аптеке. Разбив стекло, после чего закричала сирена, а я, схватив бинты из-за прилавка, побежал обратно, надеясь не на скорый приход полиции и на то, что от меня там ничего не осталось. Не было времени на проверку и зачистку следов, нужно было помочь Чарли.       А ведь я мог не помогать ему. Мог скинуть труп с моста и проживать в его квартире не заботясь ни о чём и не волнуясь о том, что меня сдадут. Мог и при первой нашей встрече в городе убить его. «Так почему же ты этого не сделал?» — спрашивал внутренний голос. Действительно. Почему же? Было столько возможностей! Просто… он мне так напомнил брата. Совершенно похожи. Один в один. Мы были единой картой и жили в карточном мире до нашего освобождения. Или точнее моего. Я был один в реальном мире, о котором ничего не знал, как и о себе. Я знал только имя. Риккардо Де’Карли. Спустя несколько лет жизни в реальности, я встретил этого художника, рисовавшего портреты в различных стилях на заказ. Началась слежка. Я наблюдал из тени, старательно делал так, чтобы меня никто не заметил, ведь уже успел прославиться в городе многим.       Я бы следил и дальше, если бы он не признался, что давно меня заметил. По началу, это было просто общением, перераставшее во что-то другое. У нас были частые разногласия, но потом всё проходило. Даже когда он узнал о том, кто я, Батлер не сдал меня, да и не собирался похоже ни разу, его даже то вознаграждение не интересовало за мою голову.       Мы отвлеклись на воспоминания… Но, размышляя, я быстро оказался в квартире, не помня того, как вообще пришёл.       Замотав рану медицинской тряпкой, что противно пахла, я опять направился в аптеку, но уже другую. Надо на всякий случай взять ещё парочку бинтов.       Эта мелкая кража была более продуманной, так что я с такой же более чистой душой вернулся.       Он не заслужил смерти, особенно такой. Хоть он и придурок, который поздно ночью выбегает обнимать сожителя, что случайно прошёл мимо нужного подъезда.

Хочешь сладких апельсинов, Хочешь вслух рассказов длинных, Хочешь, я взорву все звёзды, Что мешают спать.

      Чарли наконец-то очнулся. Я подозревал, что он будет голоден, но перед этим спросил: — Как себя чувствуешь? — старательно скрываю беспокойство. — Эх… Хорошо, думаю, — художник привстал на локтях и тут же лёг обратно. Скорее всего из-за боли в животе. Тот простонал от как раз-таки той самой боли. — Или нет, хе-хе, — почёсывает затылок, глупо улыбаясь.       Бесила эта радость в подобных ситуациях. Как можно улыбаться в то время, когда тебя пырнули ножом?! — Голоден? — задаю второй вопрос, угомонив мысли. Ответом последовал кивок. — Надеюсь, что тебе нравятся апельсины, — я протянул ему заранее очищенный цитрус. Батлер поблагодарил меня и начал свой завтрак. Он разделил апельсин на дольки и стал осторожно пережевывать и глотать каждую. Если есть лёжа можно подавиться, это всем известно.       Когда он очнулся я и не думал о том, сколько он успел потерять крови. Я просто мысленно радовался, что он очнулся.

***

      Чарльз не мог уснуть, опять прилив вдохновения, но я запрещал ему вставать с дивана, на котором он лежал весь день с прошлой ночи. Пришлось договориться о том, что художник не будет вставать, если я расскажу ему истории. Реальную или выдумку, это уже моё дело. Я согласился.       После окончании истории о парне и его восьми клонах, что подменяли его, я спросил в шутку: — Хочешь, я взорву все звёзды, чтобы они тебе не мешали спать тоже? — не выдерживаю и улыбаюсь, думая, что это без причины и глупо сейчас. — Ты же себя не взорвёшь? — я не понял его вопроса, но ответом на немой вопрос было: «Ты ведь у нас звезда новостей и сейчас помогаешь мне уснуть», — Батлер тихо захихикал. Похоже, его смешила эта шутка, но мне она смешной не казалась, так что я просто хмыкнул и улыбнулся, желая спокойной ночи. Он жив, и меня это радует больше.

Пожалуйста, только живи, Ты же видишь, я живу тобою. Моей огромной любви Хватит нам двоим с головою. Хочешь в море с парусами, Хочешь музыку новых самых, Хочешь, я убью соседей, Что мешают спать.

      Прошёл ещё день или два. Мне пришлось уйти на время, только магазин ограбить, чтобы принести еды домой. И почему это чёртово вдохновение пришло именно в тот момент к нему?       Вернувшись я застал Чарльза лежащим на полу и старательно сжатым, обнимая свой живот. — Чарли, ты зачем встал?! — бросив полиэтиленовые пакеты с едой я подбежал к нему, проскользив часть на коленях, слегка подрав и испачкав белоснежные брюки, поднял его и уложил обратно на диван. На давно сменённых бинтах образовалось свежее кровавое пятно. Рана ещё не затянулась полностью. — Ты чем думал?! Я тебе позволял вставать? Нет! Ещё раз повторится и я… — всхлип. — Прости… Но я не мог выдержать этот напор вдохновения! — смахнув наступившую слезу с той же улыбкой и искрами в глазах, которая не сползает с лица никогда.       Батлер никогда не изменится. Его хоть что-нибудь способно изменить?

***

      Недавно мне удалось «купить» телевизор. Я его взял лишь для того, чтобы художнику, который уже умирал от безделья, не было так скучно. Мы вместе смотрели фильмы, слушали ерунду с музыкальных каналов… Это даже помогало ему уснуть. Но иногда можно было услышать шум или ругань соседей. — Хочешь, я убью соседей, чтобы они не мешали тебе спать? — но тот уже крепко спал.       Коротко хмыкнув, я решил поспать, оперевшись о спинку дивана.

Хочешь солнце вместо лампы, Хочешь за окошком Альпы, Хочешь, я отдам все песни, Про тебя отдам все песни.

      Сколько дней я так ухаживаю за ним? Я не помню. Зато понял свою сильную привязанность и страх потерять единственного близкого человека, который был всегда добр ко мне.       Чарли давно не видел солнца и неба. Вид из окна не радовал даже меня. Там был просто вид на стену и окна соседнего дома. И как-то я его спросил опять: — Хочешь увидеть солнце и Альпы за окном? — он лишь недоверчиво посмотрел на меня, но кивнул, после чего поспешил остановить меня. — Не-не-не, не надо! Не утруждай себя, Рикки.       А я и не буду утруждать себя.       На следующий день после нашего разговора, художник удивлённо раскрыл свои чёрные глаза. За окном он не видел той серой стены. Он видел яркое нарисованное солнце, которое подсвечивалось неоновыми лампами и светило в окно мелкой квартирки, и горы. Те самые Альпы. Они словно настоящие. — Вижу, тебе нравится, — огласил я своё возвращение, смотря на сияющего художника. — Рикки, это классно! Ты умеешь рисовать? — повернулся ко мне он с вопрошающим лицом. — Нет, попросил парочку «знакомых», которых потом пришлось устранить после завершения их работы, — мысленно закончил я, не желая полностью посвящать Чарльза в то, кем создавалась картина и что с ними стало. — Всё равно, спасибо! — художник уже хотел встать, но отказался от своего желания и лежал дальше, смотря на ясную погоду за окном с восхищением и лёгкой улыбкой.

***

      Шли дни. Батлер уверенно шёл на поправку, что не могло не радовать. Спустя время я мог уверенно сказать, что он здоров, но всё же ещё не позволял вставать. Лишь дня два спустя ему это было позволено. Чарли был вне себя от счастья. Вдохновение велело ему немедленно начать рисовать.       Несколько дней и ночей художник писал свои шедевры, которые мне было не понять, но я был рад за него. Наконец-то счастлив полноценно. Дом наполнялся кучей холстов и картин, которые разделялись по стопкам. Снова пришлось путать что есть чай, а что грязная вода для кисточек. Но в привычку так и вошло спрашивать каждый вечер: — Хочешь чего-нибудь? — У меня есть всё, спасибо, Рикки, — Чарли улыбался.       Потом мы просто засыпали перед работающим телевизором. Такие вечера были несколько раз в неделю, я должен был «делать свою работу». Но потом мы делали абсолютно тоже самое, только ночью. Я спрашивал, он отвечал, мы засыпали и просыпались. А потом они поженились и жили долго и счастливо. Конец.