Jasmine and Star Sapphires

      У неё такое ощущение, что она может прожить всю жизнь, но так и не привыкнет к жаре.       Зной никогда не спадает: ни в зимние месяцы, ни в сезон дождей, когда небеса разверзаются нескончаемыми потоками воды, и она не осмеливается выходить на улицу, опасаясь утонуть прямо там, где стоит. Это как если бы само море переполнилось и смело волнами на своём пути деревья и деревни. Они называют это муссоном, и первый год она предпологала, что это буря, которая происходит только один раз в столетие. Но таковы правила природы на этой земле, и раз в год муссон превращает пустыни в оазисы и приносит некоторое облегчение от палящих температур.       Некоторое. Но не полное.       Индия — древняя страна странных богов и ароматных специй, смертоносных змей и ярких тканей, сказочного богатства и чудовищной нищеты.       И тепла.       Страна беспрестанной, неумолимой жары.       Жара размягчает страницы её книг, превращая бумагу в бесформенную массу. Пот течёт между её грудями и впитывается в носовой платок, который она специально там держит. Зной ласкает её по ночам, как любовник, когда она, лёжа в пустой кровати, ощущает вес знойного воздуха на своей коже — он тяжелый и влажный, горячий, такой горячий. Она мечтает о бодрящих ветрах английского побережья и о почти забытом запахе вереска и тиса у берегов Йоркшира, но просыпается, овеянная тропическим бризом сияющего Бенгальского залива и запахом распускающихся по ночам жасмина и каучуковых деревьев у её окна.       Она здесь не по своей воле, хотя мало кто из англичанок приехал сюда добровольно. Они последовали за своими мужьями в этом крестовом походе на очередные южные земли — мужчинам нужны богатства раджей, расширение империи и развевающийся над тёмной плодородной почвой обширного субконтинента «Юнион Джек».       Её муж — высокопоставленный чиновник, который большую часть года разъезжает по провинциям, чтобы проконтролировать и получить доходы от различных аванпостов, находящихся под его юрисдикцией. Она встретила Нила в семнадцать лет и когда-то любила его. Или думала, что любила. Их юношеская страсть породила их общего сына, Генри, появившегося на свет через семь месяцев после их свадьбы. Но их чувства, если таковые были, давно стали тенью самих себя. Однажды подвыпивший Нил, чья рубашка пахла в ту ночь не её духами, признался, что он женился на ней только потому, что ему приказал отец. Её мать была дочерью графа, а её отец — баронетом, а семья Нила могла похвастаться лишь быстро нажитым богатством и скромной родословной.       На следующее утро за завтраком он был трезв и вежлив, пил чай с тостами, и они не говорили о прошедшей ночи.       Но с тех пор они охладели друг к другу. Между ними теперь лишь усиливающийся холод, обнажающий пропасть, которую нельзя преодолеть ни в Лондоне, ни в Бомбее. Несмотря на индийское солнце, между ними образовалась стена льда, которая уже не тает. Она оседает глубоко внутри её сердца и делает её сдержанной и холодной к отцу её ребёнка.       Тем не менее, сын — её гордость и радость, и она любит его всем сердцем. Ничего больше ей не дав, Нил подарил ей Генри. В Англии их сын был бледным и хилым — кашель и простуда были его постоянными спутниками, зачастую заставлявшими его сидеть в детской. Она читала ему истории из своих любимых сказок, пока он кашлял и хрипел в постели, и её сердце сжимал страх при каждом звуке. Но под ярким жёлтым солнцем он расцвёл, как тепличный цветок: его легкие наконец очистились, и его тело стало насыщаться здоровьем. Генри любит Индию, и Индия отвечает ему тем же.       Она говорит себе, что будет довольствоваться тем, что у неё есть, пока не встречает его.       Лейтенанта Киллиана Джонса, недавно прибывшего из предыдущего назначения в Родезии. За ним шлейфом тянутся слухи о романе с женой старшего офицера. Чёрные волосы и улыбка, которая не касается его голубых глаз — Эмма наблюдает за ним, прикрываясь веером, постоянно трепещущим в тщетной попытке избавиться от жары. Местный гарнизон полон таких людей, как он, — молодых холостых офицеров, которые заигрывают с забытыми и скучающими жёнами между партиями в крокет и послеобеденным чаем, пытаются ласкать их под столом и, сидя рядом на очередном званом приёме, шепчут им на ухо просьбы оставлять ворота и окна их спален открытыми.       Она никогда этого не делала. Она никогда этого не хотела. До того, как встретила его.       Её муж снова ушёл к любовнице — юной девушке, которая моложе самой Эммы, в тот день, когда Нил ей принес свою клятву верности. А Эмма, с розовой и белой лилией в своих собранных волосах, танцует с Киллианом Джонсом на балу. Он ласковым тоном называет её миссис Кэссиди, шепчет Эмме на ухо, от чего она чувствует тепло в груди и между её ног под оборками и воланами её шёлкового платья и под бельём. Он крадет цветок с её волос и подносит его к носу, глубоко вдыхая аромат, и, коварно улыбнувшись, приподнимает бровь, задавая вопрос глазами, на что она отвечает кивком.       И оставляет створки открытыми.       Окно её спальни не заперто, аромат цветущего в ночи жасмина следует за ним, когда он влазит в комнату и находит её в темноте. Они лежат на покрывале и снимают друг с друга одежду, которую нелепо носить при жарком климате. Но этого требуют власти страны, даже несмотря на то, что Индия удалена на тысячи миль от английского тумана. Когда, наконец, они оба обнажены, он прячет своё лицо между её грудями и слизывает найденную там влагу. Она скользит в его руках, и благодаря пылающей страсти их безумной любви, она, наконец, согревается в первый раз после того, как ступила на эту землю — впервые за многие годы. Он проглатывает её крик с поцелуем и стонет ей в шею, его пальцы оставляют темные синяки на бёдрах, и она с удовлетворением рассматривает их в зеркало на следующее утро, прежде чем прикрыть их халатом и впустить свою индийскую горничную, которая входит с опущенными глазами, бормоча «Мемсахиб».       Они такие правильные на публике и такие страстные наедине, они используют любой подходящий момент, чтобы побыть вместе. На пикниках они играют в карты и тайком, когда никто не смотрит, находят место, любое место, где он может опуститься на колени и засунуть руку под её юбки, чтобы доставить ей удовольствие быстрыми, твердыми толчками. Она ласкает его под столом за званым обедом, и он тянет её в пустые гостиные комнаты и, заперев двери, нагибает её у спинок стульев, тяжело и быстро зажимает рукой её рот, чтобы она молчала. Это опьяняет, как липкий сладкий запах опиума, который привлекает их соотечественников на эту землю. Она уже в его власти, и если её муж узнает об этой связи, то он оставит Генри здесь, а её с позором отправит домой. Но ни один из них не может остановиться.       Ни один из них не хочет останавливаться.       Киллиан делает обещания в ночи, прижимая её к груди, и нерешительно говорит о совместной жизни. Его старший брат — владелец сахарной плантации на Ямайке — ещё одной странной, далёкой земле тепла и солнца. Она могла бы получить развод с Нилом и уехать с ним, оставив Генри, когда тот достигнет совершеннолетия.       Она хочет, но не может. Она не оставит сына.       Он улыбается и говорит, что понимает. Но эта улыбка не касается его глаз.       Она знает, что любит его, но не признаётся в этом вслух.       Нил возвращается, а Киллиан уходит. Идут бои на севере, межплеменные столкновения, которые, похоже, продолжаются с незапамятных времен. Это знакомая история, их родина тоже поделена на север и юг. Его полк направляют воевать, а в ночь перед приходом её мужа он взбирается через её открытое окно, её Ромео, который приносит с собой запах цветущего жасмина и целует её со вкусом специй во рту. Сначала медленно, а затем быстро, и снова медленнее. Она хочет стать его без остатка, желает, чтобы он заклеймил её — оставил засосы и следы зубов, но он отказывается. Киллиан не позволит Нилу увидеть доказательства её неверности. Но он не протестует, когда она проводит ногтями по его спине и оставляет красный засос на его бедре.       — Я твой, любимая. Я буду с гордостью помнить тебя в битве и вернусь, чтобы снова быть с тобой.       Он уходит прямо перед рассветом, забирая с собой один из носовых платков с её монограммой. Этот тонкий лоскуток провёл день в лифе её платья — он впитал капли, которые стекали из-под её кружевных воротников. Киллиан оставляет ей свою рубашку, прежде чем выскользнуть из окна, и забирает с собой всё тепло, снова оставляя её холодной и одинокой.       Её муж появляется во время чаепития, и они обмениваются любезностями, как если бы он не провёл последние несколько месяцев, разгуливая со своей молодой темнокожей любовницей, которая, по слухам, родила ему ребенка, а она не впускала в свою постель и своё сердце другого мужчину. Возможно, из-за чувства вины Нил привёз ей в подарок ожерелье из индийского золота с большим звёздным сапфиром, того же цвета, что и глаза Киллиана.       Она уходит в свою комнату с головной болью и не выходит до утра. Через два дня начинаются муссонные дожди, которые очищают землю от грязи и смывают мусор прошлого года. Ей бы закрыть своё окно от ливневого потока, но тогда она не сможет почувствовать запах жасмина. Жар поднимается от пропитанной влагой земли и наполняет воздух, но без него холодно.       С севера нет никаких новостей.       Нил снова уезжает, коротко поцеловав, но даже не взглянув на неё. Гарнизон закрыт и пуст, а дамы оставили игру в крокет и пьют чай, пока их дети бегают и играют в туземцев, изобразив на головах тюрбаны и чадры из салфеток и скатертей. Генри становится слишком взрослым для таких игр, но время от времени его всё равно можно убедить поиграть с детьми. Обмахиваясь веером, она наблюдает за ним — за своим красивым храбрым сыном.       Её сын оказывается достаточно храбрым, чтобы стать между маленьким ребёнком и коброй, спрятавшейся в высоких травах после дождя.       Ему хватает трёх дней, чтобы угаснуть. Она клянётся, что её сердце перестанет биться, когда остановится сердце сына, клянётся, что оно замёрзнет или разорвётся прямо в груди.       Ей холодно. Ей так холодно.       Она слышала о местных обычаях погребального костра и скорбящих женщинах, которые бросались в него. Если бы они сожгли её сына, то и она присоединилась бы к нему в огне.       Нил возвращается, только получив новости, но уже слишком поздно, их сын мёртв и похоронен: они не могли долго ждать, только не в разгар индийского лета. Он пытается успокоить её, пытается взять её на руки, но Эмма бьёт его и кричит, обвиняя мужа в том, что привёз их в эту проклятую страну, и он, наконец, отступает и оставляет её наедине со своим горем. Если её муж найдет утешение в объятиях другой, ей будет всё равно. Теперь пропасть между ними — океан, и ей кажется, что она вот-вот утонет.       Проходит почти год, но она такая же замёрзшая. Ей всегда холодно, несмотря на неумолимую жару, и она думает, что ей больше никогда не будет тепло.       Но он возвращается.       Лейтенант Киллиан Джонс возвращается с севера, всё те же чёрные волосы и голубые глаза, но у него не хватает левой руки, которую он потерял в битве с молодым вождём племени и армией озлобившихся детей-солдат. Индия забрала часть его.       Он больше не может подняться через её открытое окно, поэтому она встречает его у открытых ворот.       Он улыбается ей, но улыбка не касается его глаз.       Она всё ещё любит его. А её носовой платок всё ещё спрятан рядом с его сердцем.       Жасмин растёт над могилой Генри, и она срывает веточку и вкладывает её между страницами книги. Киллиан держит её, когда она плачет, и вытирает слёзы большим пальцем руки. Он был комиссован по инвалидности, и ему дали лишь небольшую сумму в качестве компенсации за его ранение, как будто деньги могут заменить ему то, что у него отняли.       Она продаёт золотое ожерелье с большим звёздным сапфиром и отправляет письмо Нилу, которое дойдёт до него через много месяцев после их отъезда. Слуги уволены, а они забронировали места на корабле, уплывающем на запад.       Ямайка. Она прожила бы всю жизнь в Индии ради своего сына. Киллиан уверяет, что Карибское море даже более голубое, чем Бенгальский залив.       Он обещает, что снова будет тепло. А она надеется, что однажды улыбка коснётся его глаз.