Дают нам книги холодные, мудрые, И в каждой сказано о нем по-разному.
Герцык А.К.
О, друг мой, Аркадий Николаич! Об одном прошу тебя: не говори красиво.
Базаров Е.В.
Аркадий не знал, что именно он любил в студенческой библиотеке. То ли высокие потолки и такие же высокие стеллажи, что порой приходилось искать лестницу, то ли все дело было в особенной атмосфере, коя пронизывала каждое мгновение пребывания здесь. Тут всегда было сухо и пахло книгами, словно они веками хранились здесь, и запах этот уже въелся в помещение. Скорей всего так и было. А может быть, дело было в высоких арочных окнах, которым бы очень пошли красивые, цветастые витражи, а не обыденная прозрачность. В этом месте хотелось не только читать, но и просто сидеть, размышляя о чем-то, и время от времени переводить взгляд на старые светильники, чьи плафоны пожелтели от времени и утратили былую белизну. Еще периодически приходилось бы ёжиться от сквозняка, потому что окна давно стоило заменить на стеклопакеты. А зимой помещение больше аккумулировало холод, чем действительно пыталось согреть, и даже старые, но все еще мощные чугунные батареи не справлялись. Но всё же было что-то особенное в этом месте и, несмотря на век прогресса и компьютерных технологий, оно все равно влекло к себе студентов с разных курсов, всегда готовое предоставить подробный каталог и десятки секций на совершенно разные темы. Но как бы не было это печально, приходилось Аркадию держать эти мысли при себе. Евгений, хотя чаще все называли его по фамилии Базаровым, не любил, да и не признавал поэзии, считая её не больше, чем лишней тратой времени. Аркадий был с ним в корне не согласен, но был по природе своей неконфликтным человеком, поэтому просто не читал поэзии при Базарове. Его порой жутко раздражало это «Базаров». Фамилия словно обезличивала любимого сердцу человека и делала из него просто студента хирургического отделения престижного вуза. Аркадию же больше нравилось родное «Женя». Но все это тоже носило слишком лирический и романтический характер, поэтому Аркадий только едва заметно морщился всякий раз, когда слышал фамилию возлюбленного. Евгений был полон противоречий, как казалось самому Аркадию. Он не признавал романтики, но сам порой делал что-то романтическое для Аркадия и явно получал от этого всего удовольствие. Он, как сам говорил, не признавал авторитетов, поэтому совершенно спокойно относился к своей бисексуальности, ибо кто бы не сказал ему о том, что это плохо — спать с мужчиной, Базаров только отмахивался. Но вот профессор Кирсанов, однофамилец самого Аркадия, всегда имел крайне гомофобное мнение, и всякий раз любое его высказывание задевало Базарова, словно он разочаровывал его в чем-то. Евгений был человеком неоднозначным и, как считал Аркадий, запутавшимся в собственных принципах и приоритетах. Но библиотека всегда манила и его, правда интересовала исключительно научная литература. Иногда он мог интересоваться автобиографией. Но и это было редко. Вот и сейчас Аркадий стоял, оперившись на стеллаж и почитывая книгу, время от времени прерываясь на Евгения и наблюдая, как Базаров вытаскивает несколько книг и изучает их содержание. Кто знал, что интересовало его сейчас.«Дают нам книги холодные, мудрые, И в каждой сказано о нем по-разному. Толкуют его словами пророческими, И каждый толкует его по-своему.»
Аркадию кажется, что когда многие писали о том, что любовь — это возвышенное и красивое, притом нежное чувство, они не встречали Базарова. Он нравился многим. Действительно многим: и девушкам, и парням. Они подкатывали к нему и хотели получить его внимание. Но Базаров, как всегда был холоден и даже груб. Говорил прямо, что не нравится в человеке перед ним. А все почему-то считали это этаким щитом, бронёй Базарова. Вот только и в жизни он был таким же. Возможно, более мягким, словно углы немного сглаживались. Но он был таким же. О его взгляд все еще можно было порезаться, чувственные поцелуи оставляли долго еще не заживающие раны, а прикосновения обжигали, и дело было далеко не в страсти, а в отношении. Базаров умел делать вещи идеально, но с таким отношением, что проще было удавиться или выставить его: до того было тошно. У Евгения нельзя было отнять Базарова. И люди говорили о нём по-разному. Вероятно, это и привлекало больше всего. Невозможно было найти какое-то однозначное мнение. Они все разнились. Аркадия расстраивало лишь то, что он знал того же Базарова, что и его родители, близкие друзья, такие, как Одинцовы или немецкий студент, с коим у Базарова была долгая переписка. Аркадий мечтал о том, чтобы иметь хотя бы крупицу того Евгения, которого не знал никто.«И каждое слово о нем — обида мне, И каждая книга как рана новая, Чем больше вещих о нем пророчеств, Тем меньше знаю, где правда истинная.»
Поэтому он пристрастился к психологии, «лженауке», как выражался сам Евгений, изучал разные научные труды. Ему хотелось понять Базарова. Поэтому он считал нужным изучить основы поведения человека. Возможно, в этих книгах и публикациях он найдет ответ на мучающие его вопросы. Ведь самым ужасным для Кирсанова было то, что Базаров не говорил о чувствах. Он не знал, что тот испытывает к нему. Они трахались, спали и жили вместе, готовили вместе завтрак, валялись на диване и смотрели телевизор, платили за аренду. Евгений говорит, что действия важнее слов. Но иногда Аркадию нужны слова. Для него это важный аспект жизни, который способен принести его душе покой. Вот только ни Базаров, ни книги, ни научные труды не давали ответов на его вопросы. Они все молчали. А книги скорей приносили еще больше путаницы в его жизни. Мнение ученых, профессоров, лаборантов и многих других, кто выпускался, были совершенно разные, но все они описывали Базарова, как личность склонную к тому, чтобы иметь много половых партнеров и не останавливаться на ком-то одном. Иными словами, они отрицали любую способность Базарова хранить верность. Аркадий не хотел в это верить. Евгений был человеком честным и сказал бы ему, если бы крутил роман на стороне. Ведь сказал бы? Иногда он не знал, во что, да и кому верить. Было ли это так важно? Возможно, ему просто стоило смириться с ситуацией? Человека нельзя изменить или переделать. Надеяться на подобное могут только идиоты.«А смолкнут речи его взыскующие, И ноет сердце от скуки жизненной, Как будто крылья у птицы срезаны, А дом остался без хозяина.»
Узнай всё это Базаров, то засмеял бы его. Несомненно. Потому что Евгений был требователен к себе и к людям, а к своему любовнику в особенности. Он говорил всем прямо о своем неудовольствии. Но было намного хуже, когда Базаров молчал, потому что его взгляд говорил о большем. Он мог презирать, ненавидеть, унижать и всё это в одном взгляде. В такие моменты Аркадию хотелось куда-нибудь спрятаться и больше не вылезать. Правда затем любовник всегда извинялся за своё поведение и обиды. Но они не могли исчезнуть из памяти Кирсанова. Он чувствовал себя беспомощным, слабым и неспособным противостоять Базарову. Тот был слишком сильной и яркой личностью. Он легко подавлял людей вокруг себя, диктовал своё мнение и условия. Противостоять ему было трудно. Тем более, если сам был схожего мнения.«Но только свечи перед иконами, Мерцая, знают самое важное. И их колеблющееся сияние, Их безответное сгорание Приводит ближе к последней истине.»
Аркадий любил читать и легко верил этим книгам, легко ими вдохновлялся. Они могли стать причиной его депрессии или затяжной тоски. Они же были источником его оптимизма и энтузиазма. Книги будили в нём невероятные эмоции. Если честно, Базарову это даже нравилось. Нравилось видеть, как Аркадий сидел за столом, или развалился в кресле, или валялся на кровати, притянув к себе книгу и углубляясь в неё. Он отрешался от этого мира, становился чудным, таким родным. И не было ничего, что бы отвлекло его от понравившейся, уже захвативший всё его естество книги. И было в этом нечто прекрасное и неуловимое. В том, как он поправлял очки, укутывался в плед, просил сделать ему чаю или поедал яблоки. Эти книги были так нелюбимы Базаровым. Они рассказывали о приключениях, неземной любви, магии и космосе, открывали другие миры, они даровали возможность, которую ищут многие люди. Возможность не быть собой. Там, на страницах книг, можно было быть кем угодно и даже чем угодно. Эти книги не несли в себе никакой практической пользы. Но они были важны для Аркадия. И, наверное, в этом и была сила чувств, охватывающих Базарова, так как он садился рядом и молча обнимал его. И единственное, что точно знал Кирсанов — это то, что Евгений Базаров, человек, который терпеть не может такие книги, читал их ему, когда он болел и глаза слезились, когда нападала депрессия или просто случались плохие дни. И читал он так одухотворенно, с таким желанием и любовью. — Всё в порядке? — Базаров отрывается от книги и смотрит на Аркадия. — Да, просто задумался, — спокойно отвечает Кирсанов спустя пару секунд. — Тогда всё хорошо. Идём. Я нашел. Порой Базаров не замечает очевидных вещей. И это тоже его неотъемлемая часть.