the adolescent left in neglect does shame of the mother

— Блаженны те, кто верует, не видя, — серьёзно говорит ему мама в своём старом, просевшем от чужого веса кресле, пока Исаак торчит на пороге и хмурится. Она жирная, отвратительно жирная, немытая, с небритыми подмышками, в застиранном цветочном платье, со спутанными волосами и отупевшим взглядом, вперенным в зомбоящик с одним-единственным каналом. Она совершенно не меняется. Даже не стареет. Она точно такая же, как и пять, как и десять лет назад, и от этого становится страшно. Иногда Исааку начинает казаться, что за слепую фанатичную веру Господь даровал ей бессмертие… и способность плодиться и размножаться в неслыханных количествах. Неизвестно только, зачем Он потом говорит этой женщине убивать своих же детей и прятать трупы в бесконечный подвал, а не хоронить по-христиански в гробу на кладбищах. Исааку пятнадцать, и он уже знает всю правду о своей дальнейшей судьбе. Удивительно, что он до сих пор жив. Все его многочисленные братья, сёстры и даже отец были зверски убиты гораздо раньше, но, видимо, у Всевышнего другие планы касательно очередного (и последнего) отпрыска. Исаак не может просто пойти и заявить на мать в полицию; все жители небольшого городишки вступятся за «эту святую женщину», поскольку знают о её благочестии и порядочности. Вряд ли кто-нибудь поверит бредням подростка о том, что его единственная родительница пачками режет новорождённых, и что условия жизни в маленьком домике на холме хуже, чем в испанском монастыре девятнадцатого века. Но Исаак и не собирается идти в участок. Исаак достаточно умён, чтобы не перечить сумасшедшей в открытую. Он знает свой распорядок недели наизусть — и выполняет его безупречно. Он даже не рукоблудит по ночам, потому что некуда девать сперму так, чтобы её не заметили. В его комнате нет ни одной запрещённой мамой или религией вещи; голые стены, иконы, распятие в изголовье, Библия на тумбочке. Каждое утро они вместе молятся, завтракают, и мать отводит его за руку в школу при местной церкви. Там он занимается до трёх часов дня, после чего у выхода его опять ждёт мама и обязательно спрашивает, хорошо ли у него прошли занятия. Исаак никогда её не разочаровывает. Показывает дневник, где стоят одни неподдельные пятёрки и похвалы учителей. Исаак — лучший ученик в классе, знающий наизусть все священные писания и обладающий лучшим голосом в церковном хоре. Довольная сверх всякой мере мать прочит ему блестящее будущее; голос в её голове молчит, и это всё, что Исааку требуется. Он выигрывает себе время. Ещё немного времени до тех пор, пока он сбежит из дома. Мать не даёт ему денег на карманные расходы и не позволяет работать после уроков. Сама она трудится в прачечной с восьми до двух и постоянно твердит, что там одни безбожники и крамольники. Но, так или иначе, Исаак нашёл выход из положения, который к тому же устраивал всех окружающих. Вся школа знала, что этот пятнадцатилетний прелестный мальчик с ангельской внешностью — шлюшка от Бога, если бы только Всевышний создавал блудниц и отправлял их на грешную землю. Это было удобно. Никто не хотел уличаться в грехе мужеложества — ни остальные ученики, озверевшие от похоти в однополом коллективе, ни тем более учителя, которым светил большой срок за педофилию, стоит кому-то о подобном заикнуться. Первые платили Исааку небольшие деньги, а вторых он даром ублажал за пропущенные занятия, чтобы ему рисовали в дневнике отличные отметки. За три года Исаак научился скрывать всё: и гематомы с царапинами по всему телу, и следы семени на чёрном одеянии. За три года Исаак испытал на своей шкуре все извращения, на какие только способны его одноклассники и преподаватели. Его трахали сразу впятером, запершись в туалете, пуская по кругу как распоследнюю течную сучку. Ему в задницу вставляли сразу два члена, пока он тщательно отсасывал ещё три, упиваясь чувством наполненности, унижения и саднящей боли в анусе. В него заливали литры спермы и мочи с обоих концов. Его самого заставляли писать и опорожняться на глазах у остальных воспитанников, пока те яростно дрочили на данное зрелище. А его учитель латыни нацепил прищепки ему на соски, отодрал ремнём и оттрахал его указкой, на которую теперь Исаак не может спокойно смотреть. Ему действительно нет нужды онанировать дома: он кончает пять раз на дню, потому что ему нравится. Нравится абсолютно всё, что с ним делают озабоченные парни, мужчины и порой дряхлые святые старики, решившие вспомнить мирскую жизнь. И не потому что всё его существование прошло в религиозной кабале со множеством запретов и ограничений. Даже детская травма в лице сумасшествия матери и ужасной правды не оказало на это никакого влияния. Просто Исааку нравится быть блядью. Но ещё больше нравится получать за удовольствие немножко денег. За три года беспрерывной «работы» он скопил около двух тысяч долларов, разделённых на части и надёжно спрятанных за плинтусом. Воров в их тихом городишке нет, а мать слишком тупа, чтобы о чём-либо догадаться. Всё верно: блажен тот, кто верует, не видя. Меньше знаешь — крепче спишь. И матери совсем не обязательно знать, что Исааку осталось чуть-чуть — и он сбежит с честно заработанными деньгами так далеко, что никакой Господь его не достанет. А уж свихнувшаяся толстая старая баба и подавно.