Подари мне боль

Вся жизнь - непрекращающаяся боль, одна большая рана в твоей душе, которая не может зажить, которую регулярно тревожат, расковыривают и разбирают по маленьким частицам, забывая после вернуть. Не существует никаких белых и серых полос, золотой середины, есть только одна бесконечная и непроглядная тьма, поглощающая наивных и слепо верящих в счастливый конец людей. Не существует хороших, заботливых и честных. Не существует понятия "нормально", есть только "плохо", "больно", "невыносимо". Он не видит ничего положительного. Он чувствует только бесконечную боль. Обе стороны этой грани жизни выглядят непривлекательно и одинаково болезненно, бесполезно, но одновременно с этим так маняще, завлекательно и бесконечно соблазняюще, словно демон, сидящий на твоём плече непрестанно нашёптывает что-то, пытается заманить в эту хитроумную ловушку под названием "жизнь". Всё это выглядит как глупая шутка, розыгрыш, злой пранк над самим собой. Бездонная пропасть, к которой ты продвигаешься с каждым своим шагом, с каждым действием, мимолётным взглядом на кого-либо. Взглядом на своего соулмейта. Юнги отказывается принимать жизнь такой, какой она есть, нахально выплёвывает все установленные правила, отворачивается от законов и где-то глубоко в душе продолжает держать слабо трепыхающуюся, но уже тлеющую, надежду. Надежду на то, что вся его жизнь - сон, все эти бесконечные разговоры про соулмейтов, его немеющие пальцы, тупо ноющая головная боль и жуткое жжение в груди. Всё это должно было в итоге оказаться нереальным. Где-то прямо сейчас бродит его соулмейт, ничего не ощущающий и едва ли подозревающий о всех мучениях, которые Юнги, стиснув зубы, терпит. Шуга постепенно перестаёт ощущать границу реальности и иллюзии с галлюцинациями - последствия от этого "невинного" мира с полосатой дорогой по жизни. И где ваша белая полоса? Он перестаёт ощущать себя живым. Мин замечает краем глаза мигающий экран телефона. Вероятно, телефонный звонок, потому что до заложенных ушей эхом доносится слабая вибрация, выводящая из состояния оцепенения. Тэхён, конечно, потому что больше ему никто и никогда не звонит, даже не пытается связаться, потому что он сам огородил себя от общества. Природа всегда норовила взять верх, показать, что Юнги - не Бог и не способен вечно бегать от Тэхёна, чтобы огородить его от таких же мучений. Огородить своего соулмейта от самого себя. Звучит настолько глупо, что Мин выдавливает подобие улыбки, скорее звериный оскал, потому что понимает, чем всё это, как правило, заканчивается. Потому что представляет обеспокоенное лицо Тэхёна, который всё ещё продолжает нагло трезвонить на его мобильный; потому что на ключице выжжено угольно-чёрное имя его соулмейта. Ким Тэхён. Шуга находит телефон буквально на ощупь. Перед глазами продолжают плясать разноцветные круги, кружатся в поле зрения на фоне тёмной комнаты, напоминая собой мыльные пузыри - дотронься и они лопнут. Как и вся его жизнь. Ему с трудом удаётся принять входящий вызов, с ещё большим трудом удаётся выдавить слабое, но достаточно небрежное и грубое: "Не звони мне". В трубке по ту сторону слышится тяжёлое дыхание, шум улицы и разрывающие уши голоса людей из толпы. Молчание, которое длится, кажется, вечность, не напрягает Юнги. Пусть обидится, пусть уйдёт и навсегда оставит его одного, думая, что Мину никто не нужен, что с ним наигрались и выбросили, как старую тряпичную куклу, заменяя новенькими игрушками. Ведь тогда Тэхёну не придётся терпеть боль от близости к своему соулмейту. Ведь лучшая защита - нападение. Никто не виноват в том, что они родились в этом мире, погрязшем в грязи, человеческой похоти и нескончаемой лентой боли, которая душит едва ли не с самого рождения. Хуже быть уже и не может. И сейчас лучшим исходом в своей паршивой жизни Юнги кажется смерть. Если он умрёт, ничего не изменится, просто исчезнет один соулмейт, позволяя своему истинному наконец вдохнуть воздух полной грудью. Шуга не помнит, когда в последний раз чувствовал себя в порядке, не ощущал жжения в груди, не просыпался в холодном поту, обнаруживая, что сколько бы он ни глотал чёртовы таблетки от головной боли, они не помогали. Только Ви мог перенять эту нескончаемую череду ужаса и жжения в груди. Нужно только приблизиться к своему соулмейту, чтобы быть способным вдохнуть пару глотков свежего воздуха... - Я еду к тебе, - раздаётся голос Тэхёна и Шуге кажется, что его тесный мирок рушится, а сам он разбивается, не оставляя после себя, ровным счётом, ничего. Это лишнее, этого ненужно, потому что он уже смирился со своей судьбой, принял на себя эту тяжёлую ношу, не желая её ни с кем делить. - Не... - хрипло выдыхает в ответ, так и не договорив, потому что чувствует, как теряет голос, как тело наливается тяжёлым металлом, а горячее жжение в груди кажется просто невыносимым. Из рук вываливается телефон, тяжело ударяясь о линолеум. Он не должен был приезжать, не должен был видеть его таким. Тэхён просто не должен был существовать в его жизни, они оба лишние, слишком уставшие от жизни. Потерявшиеся в собственных мыслях. Кто придумал соулмейтов, от которых нет никакого смысла? Юнги видит в них бесполезных живых кукол. Красивых, аккуратных, грустных, весёлых, страшных... но кукол. Которые тянут душу, пожирая её изнутри, стоит только отойти на пару метров. Кто придумал мир, в котором не бывает счастливого конца, счастливого начала, тихого и мирного счастья. Они не просят так много, лишь размеренного, мягкого мирка на двоих до конца жизни. Они ведь предназначены друг для друга. Юнги бьёт кулаком о пол, за что получает ответную реакцию в виде волны боли, плавно растекающейся от кончиков пальцев рук до головы, а оттуда опускается в ноги, по дороге скручивая желудок в замысловатый узел. Мин нащупывает пачку сигарет в заднем кармане, пытаясь дрожащими пальцами выудить оттуда хотя бы одну. Тремор в руках не позволяет сделать и этого; Шуга бросает пачку в противоположную стену. Комната сливается во что-то единое, темнеет и искажается. В ушах продолжает стоять звон, отчего кажется, что комната сейчас разобьётся на маленькие частички, исчезнет навсегда, как и он сам из этого мира. Исчезнет, не оставив после себя ничего, кроме своего соулмейта. Тук-тук. Юнги чувствует, как сердце пропускает удар, как он, сложившись едва ли не пополам, ожидая ещё большей боли. Но застывает, чувствуя, что жжение, готовое было разорвать грудь, фактически улетучивается, пропадает, медленно уходит, как и оставшиеся капли сознания и здравого смысла. - Хён? - За дверью раздаётся приглушённый голос Тэхёна, запнувшийся на последних буквах, как будто ему это стоило огромных усилий. Такой же тихий кашель, свидетельствующий о муках, которые постепенно переходят от одного соулмейта к другому. Шуга усмехается, скорее грустно и истерически, чем весело и задорно; он всю жизнь пытался огородить его именно от этого. Боли нет, но тело кажется невероятно тяжёлым, как будто ему переломали все кости, а сейчас пытаются собрать всё воедино. Как будто попытались выкачать всю кровь, вытащить внутренности, а напоследок потоптать оставшееся уцелевшее - рассудок и мысли. Хочется прикрыть веки, раствориться и наконец исчезнуть, обретая покой хотя бы для своей души. - Я люблю тебя, хён, - Ким подозрительно тих и серьёзен, Ким харкает кровью и сползает на бетонный пол, прислонившись тощей спиной к обивке двери. Юнги не чувствует ног, не чувствует рук. Только фантомную ноющую боль, как остатки и последствие всех его страданий. Как награда, которую никогда не поймёт и не простит Ким Тэхён, выжженный у него на ключице. Последний вздох, последняя фраза хриплым голосом прежде, чем комната полностью превратилась в чёрное полотно и разбилось на тысячи осколков, а тяжёлые веки всё-таки смогли сомкнуться. - А я тебя ненавижу...