Инспекция

День у Августа Штанцлера, вице-президента компании «Талиг Интерпрайзис», задался с самого утра. К восьми часам его вызвал генеральный директор, эр Фердинанд Оллар, и поручил провести инспекцию во всех отделах корпорации. Проверки Штанцлер любил даже больше отпусков. В отпуске он получал удовольствие, тратя заработную плату, а во время инспекционных рейдов он не только ее получал, но и имел великолепную возможность лишить зарплаты своих многочисленных недоброжелателей. Начать инспекцию Штанцлер решил с юридического отдела. Им руководил бергер, которого наняли, на взгляд эра Августа, исключительно из уважения к правам малых народностей Талига. Ойген Райнштайнер был отвратительно заносчив и так же туп — а как еще объяснить факт, что за два года работы в корпорации он так и не выучил талиг? На тех совещаниях, где присутствовал Штанцлер, Ойгена представлял товарищ — еще один недоумок, Жермон Ариго, не сумевший за те же два года постоянного сотрудничества с бергером подтянуть это наречие и хоть раз послужить переводчиком для начальства. Августу не терпелось побеседовать с высокомерным агмом с глазу на глаз. Понять бы только, почему Ариго, отговаривая его от этой затеи, повторял: «Не стоит, ради вашей же безопасности...» Вот и на этот раз Штанцлер не получил ничего, кроме вызывающего молчания от Райнштайнера и очередной порции увещеваний от его заместителя. Мысленно выругавшись на родном дриксен, он зашагал в отдел международных связей. Его начальник, Марсель Валме, был совершенно невыносим, но хотя бы разговорчив. Кабинет шефа «международников» и раньше не поражал своей аккуратностью, однако сегодня в нем царил форменный хаос. Бумаги, измятые и изорванные, лежали на всех горизонтальных поверхностях, по светлому ковру рассыпалась земля, на диване валялась потрепанная охапка астр, а прямо у порога — вырванный с корнем и изрядно помятый фикус. Штанцлер похолодел. В голове заметались мысли о разбойном нападении, обыске, похищении коммерческих тайн, их разглашении, обвинениях его самого в халатности и недосмотре, увольнении, возвращении в Дриксен, еще одном обвинении — в государственной измене, расстреле... Самообладание стремительно рушилось, а уж когда со скрипом приоткрылась дверца шкафа, где наверняка лежал остывающий труп хозяина кабинета, оно и вовсе превратилось в пыль. — Эр Валме! — жалобно позвал Штанцлер. — Эр Вал... — Ме-е-е! Штанцлер вылетел в коридор с воплем, совершенно неприличным для человека его возраста и положения. Хлопнула тяжелая дверь. С потолка посыпалась штукатурка. В кабинете что-то упало, выругалось и утробно взвыло. Прижав ладонь к сердцу, Штанцлер начал читать молитву о заступничестве Создателя, которую последний раз произносил, убегая с родины по поддельным документам. Дверь приоткрылась. На пороге стоял взъерошенный и помятый Марсель, сияющий широкой улыбкой клинического идиота. На руках он держал мохнатое бурое существо, в котором по пробивающимся рожкам и молотящим воздух копытцам угадывался молодой козел. Штанцлер не поверил своим глазам: — Это... что? — Не «что», а «кто», — укоризненно покачал головой Марсель. — Его зовут Мэгнус. Подарок от агропромышленного холдинга «Бакна и сыновья». Первый козленок, родившийся на ферме, которую оснастили нашим оборудованием. — Взятка?! — Создатель с вами, эр Штанцлер! Если б мне пришло в голову вымогать взятку, козлы стали бы последней валютой, на которую я бы согласился, — он с видимым усилием вытащил из пасти питомца изрядно пожеванный воротник рубашки. — Мэгнус — для души. Штанцлер тяжело выдохнул и расслабил узел галстука: — Эр Валме, я не уверен, что корпоративные правила допускают содержание домашних животных в офисе. Мне придется доложить... — Допускают! — с жаром перебил его Марсель. — Я всю ночь читал Устав организации! И потом, вы же не запрещаете Ги Ариго держать в кабинете ворона. — Он безобидный... — Кто? Ги или ворон? А впрочем, вы ошибаетесь насчет обоих. Кстати, эр Штанцлер, вы не знаете, как следует дрессировать этих прекрасных животных? Мне выслали брошюру, но увы, ее до сих пор переводят на талиг. А Дриксен, откуда вы родом, если я не ошибаюсь, была и остается крупнейшим поставщиком козьего сыра на рынок Золотых Земель. — Из Дриксен я уехал в ранней юности и с тех пор имею дела исключительно с баранами. Всего вам доброго, эр Валме. Кипя негодованием, Штанцлер направился в правое крыло того же этажа. Его занимал отдел информационной безопасности под руководством Лионеля Савиньяка, а Штанцлер твердо вознамерился закончить общение со всеми неадекватными южанами до обеда. Разыгравшееся после встречи с Марселем воображение подсказывало, что в кабинете Лионеля он найдет выводок оленят или змеиную кладку, однако разум настаивал, что Савиньяк-старший для такого слишком утончен. Эта утонченность Штанцлера и пугала: с такими манерами не нападают прямо, а делают изящные, хорошо продуманные и очень болезненные гадости. Президент Оллар утверждал, что у эра Августа паранойя, но ведь не Райнштайнер же прислал Штанцлеру на юбилей букет кувшинок и открытку, на которой каллиграфическим почерком был написан жуткий сонет о жабе? И вряд ли Райнштайнер был автором праздничного меню, где гусятина не входила только в десерт! А клюв, который подрисовал к его портрету десятилетний Арно Савиньяк, вполне может служить доказательством семейного сговора и организованной диверсии! Полный праведного гнева, Штанцлер величественно прошел в кабинет Савиньяка-старшего, надеясь хоть в этот раз отомстить за все пережитые унижения. — Доброе утро, эр Штанцлер, — Лионель одарил вице-президента улыбкой, от которой хакеры, посягнувшие на священные серверы «Талиг Интерпрайзис», раскаивались в том, что родились в век информационных технологий. — Чем могу помочь? — Я провожу инспекцию всех подразделений корпорации по приказу эра Оллара... — Квартальный отчет вы можете получить у секретаря. Если же у эра Оллара есть претензии лично ко мне, я бы предпочел услышать их от него. Прошу меня извинить, я опаздываю на встречу, — Савиньяк поправил и без того безупречный галстук и поднялся из-за стола. — Не смею вас задерживать. Разве что... Вы не подскажете, где сейчас находится ваш брат? — Я полагаю, на своем рабочем месте. Точнее не скажу, так как Эмиль, к моей величайшей радости, в число сотрудников этого отдела не входит. — Почему же к радости? — быстро спросил Штанцлер, почувствовав манящий запах компромата. — Законодательство, церковь и семейные традиции рода Савиньяк не одобряют братоубийства, а оно было бы неизбежно при нашем тесном сотрудничестве. Всего доброго, эр Штанцлер. Лионель коротко кивнул и удалился, а Штанцлер, раздраженно выхватив папку с отчетом у отвратительно любезного секретаря, отправился к лифту, чтобы подняться на пять этажей выше, в отдел маркетинга и рекламы, где властвовал Эмиль Савиньяк. В отличие от замороженного еще в родильном доме братца, он был человеком эмоциональным и несдержанным на язык. Это пугало, но и давало надежду на то, что из него удастся вытянуть побольше о конфликте между братьями, если таковой, конечно, был. А потом смело можно будет писать о личных взаимоотношениях, мешающих рабочему процессу, ставить вопрос о замене руководителя отдела... Влияние наглеца Алвы и его ставленников наконец-то ослабнет. Надо лишь копнуть поглубже... За этими вдохновляющими размышлениями Штанцлер не заметил, как добрался до кабинета Эмиля. Его секретарь, исполнительный бойкий парнишка, в первую секунду показался слегка растерянным, но когда он распахнул перед эром Августом дверь, его лицо дрогнуло, будто от сдерживаемого смеха. Напрягшись, Штанцлер вошел в кабинет. Эмиль, как и всегда, являл вызывающую противоположность брату. Светлые волосы его были распущены, если не сказать растрепаны, рукава рубашки закатаны до локтей, ворот небрежно расстегнут, а пиджака и галстука он не признавал. «Звезда эстрады», — неприязненно подумал Штанцлер, но сумел взять себя в руки и вежливо поздороваться. — И вам доброго утра! — просиял Эмиль, будто ждал визита начальства как возвращения Создателя. Только сейчас Штанцлер заметил, что Савиньяк дышит тяжело и часто, словно после бега. — Эмиль, у вас все в порядке? Вы так запыхались... Ему показалось, или в темных глазах мелькнуло раздражение? — Все отлично, просто слегка размялся. С шести утра сижу над проектом, спина разболелась... Штанцлер сочувственно кивнул. — Я к вам, вообще-то, по личному делу, — он перешел на доверительный полушепот, но Эмиль перебил, ожесточенно покачав головой: — Вы уже третий раз приходите ко мне по этому делу! Матушка просила передать, что она еще не совсем свихн... справилась с болью утраты и не готова вступить в новый брак. Так что простите, э­р Штанцлер, ничем помочь не могу. — Нет, Эмиль, я вовсе не это имел в виду! Я, конечно, глубоко опечален, что эрэа Арлетта все еще скорбит, но мне бы хотелось поговорить о вас. И о вашем брате. Эмиль откинулся на спинку кресла, глядя на эра Августа с нескрываемым ужасом. — Я питаю к Лионелю теплые, но исключительно братские чувства, — от изумления у него даже манера речи изменилась. — Искренне надеюсь, что это взаимно. А выпускной в расчет не берите: мы жутко напились, а у Катарины были такие же светлые волосы... Я перепутал. Ненамеренно, прошу заметить! В лицо Штанцлеру бросилась краска: — Создатель, я не об этом!.. Я лишь хотел спросить, не замечали ли вы, что брат вас... ущемляет? В профессиональном плане. — Вас, я смотрю, он крепко ущемил, — ехидно заметил Эмиль. — Вы мне, конечно, не друг, но дам вам дружеский совет: не копайте под Ли. А то ведь гусиным паштетом в кувшинках потом не отделаетесь. — Это угроза?! — Штанцлер даже охрип от гнева. Савиньяк хотел ответить, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился секретарь: — Монсеньор, вам срочный звонок из Ургота! — Дела не ждут, эр Штанцлер, — с притворным сожалением вздохнул Эмиль. — Соединяйте, Герард. Штанцлер вылетел из кабинета не попрощавшись. Ему требовался перерыв в тихом буфете за чашечкой травяного отвара. Но ехать в лифте, попутно отвечая на вопросы коллег насчет дурного настроения и сложного дня, не хотелось, и он решил пройтись по лестнице. Сотрудники, ценившие каждую секунду времени, ею пользовались редко. В голове зрел план подробного отчета с разгромной критикой всех отделов и их руководителей, но злость мешала сосредоточиться. А уж явление, представшее глазам Штанцлера спустя два пролета, и вовсе вымело из головы все мысли. По лестнице торопливо шел Савиньяк. Он как две капли воды походил на Эмиля и Лионеля, разве что одет был неформально — красная футболка, черная кожаная куртка, потертые джинсы. Арно? Вряд ли, ему только двенадцать, а в этом возрасте невозможно выглядеть на тридцать, если только над ним не ставят запрещенные эксперименты. Третий близнец? Но почему никто не знает? Или знают, но молчат? Почему молчат?.. Незнакомец говорил по телефону, и Штанцлер застыл, ловя каждое слово в надежде раскрыть хоть одну страшную тайну этого образцового семейства. — Ли, я приехал, поднимаюсь... Что значит «уже можешь не спешить«? Подожди минутку, тут этот гусь... Доброе утро, эр Штанцлер! — И вам того же, — протирая глаза, произнес эр Август. — Простите, а вы... кто именно? — Эмиль! — жизнерадостно ответил Савиньяк, окончательно запутав эра Августа. — Постойте, а там… — Штанцлер ткнул пальцем вверх и вправо. В этом направлении, по его прикидкам, располагался кабинет, в котором он две минуты назад беседовал с Эмилем. — Там тогда кто?! — Вы меня об этом спрашиваете? — рассмеялся неустановленный Савиньяк. — Эр Штанцлер, там, — он повторил жест эра Августа, — нет никого, кроме Создателя. Вам ли, праведному эсператисту, этого не знать? Штанцлер проводил лже-Эмиля взглядом. Долг требовал позвонить охране и приказать задержать странного типа, но душа, оплеванная двумя поколениями жуткого семейства, возражала. Даже если третий близнец прячет под курткой пистолет и хочет расквитаться за то, что его оставили в роддоме, большой трагедии в этом нет. А вот слова потенциального киллера об эсператизме напомнили Штанцлеру, что на втором этаже расположился отдел поставок, возглавляемый соотечественником и братом по вере Олафом Кальдмеером. Там всегда царили покой и идеальный порядок, а травяной отвар умели готовить ничуть не хуже, чем в буфете. Однако в приемной Штанцлера ждал неприятный сюрприз: взбудораженный секретарь, Руперт фок Фельсенбург, едва завидев вице-президента, преградил ему дорогу. — Д-доброе утро, эр Штанцлер! — выпалил Руперт, заикаясь. — Прошу меня извинить, но эр Кальдмеер не может вас принять. Не желаете чаю? Шадди? Штанцлер нахмурился: — Руперт, чем сейчас занят ваш шеф? — Он молится, — выдавил секретарь, залившись краской и плотнее прижавшись спиной к двери. Август не претендовал на доскональное знание церковного календаря, однако помнил, что святого Ротгера, к которому так истово взывал Олаф Кальдмеер, чествуют в конце Зимних Скал, а никак не посреди Летних Ветров. — Руперт, мне нужно обсудить с эром Кальдмеером договор с Хексбергским кораблестроительным заводом. Это государственный оборонный заказ, сроки истекают, так что будьте любезны пропустить меня в кабинет! — На самом деле до подписания договора оставалось больше двух месяцев, его можно было еще трижды отредактировать и дважды переписать заново, но желание поймать на горячем хоть кого-то из сотрудников этого противного Создателю офиса было сильнее стремления эра Августа к правдивости. — Мы уже отдали договор на утверждение юристам Райнштайнера, — отрезал упрямый юнец. — Если хотите, я могу позвонить ему и попросить, чтоб он вам его выслал. — Звоните! — прикрикнул Штанцлер и тут же осекся в недоумении. — Постойте, Райнштайнер же не говорит на талиг! — С нами говорит, — невозмутимо пожал плечами Фельсенбург. — Так я звоню? — Да! Нет... Да идите вы к Леворукому! — с этими словами эр Август развернулся на каблуках и вылетел из приемной. Дрожа от злости, он ворвался в свой кабинет, рявкнул на побледневшего секретаря, приказал не беспокоить, с третьего раза включил компьютер и начал писать — о рассаднике гайифского греха, в который превратился офис, о козлах, четвероногих и двуногих, о Савиньяках, скрывающих брата, о Райнштайнере, не желающем признаваться в знании талиг... — Эр Август! — заглянувший в кабинет секретарь, Ричард Окделл, был смертельно бледен и запинался на каждой согласной. — К вам эр Алва, по поводу вашего отчета. Я прошу прощения, я говорил, что вы заняты, но он... — Пусть входит, — вздохнул Штанцлер. Спорить с начальником службы безопасности было опасно для душевного благополучия и физического существования. *** На следующее утро Фердинанд Оллар, президент корпорации «Талиг Интерпрайзис», получил отчет, завершающийся строками: «...В корпорации царит атмосфера взаимного доверия и поддержки. Руководители подразделений демонстрируют профессионализм, высоко оцениваемый клиентами, и выдающиеся личные качества, которые не оставляют сомнений в том, что коммерческие тайны нашего предприятия находятся в безопасности. Август Штанцлер, вице-президент «Талиг Инкорпорейтед» Пятнадцатый день Летних Ветров 399 года Круга Скал».