***
Ничего не было, думает К, натягивая майку. Лиза все ещё лежит на диване, свесив ногу на пол, и курит, задымляя комнату. - Ничего не было, - говорит К вслух, и Лиза вполне согласно мычит, потянувшись за телефоном. Слышится звук сработавшей камеры - К не оборачивается. Она считает: это, вероятно, тринадцатая фотография ее вида сзади на чужом телефоне. И на это - плевать. Принесённый ей кофе мирно остывает в перелитой кружке. К надеется, что разводов на полке не останется - ей и так хватает напоминаний. (Но она все равно забирает без спросу старый выпуск журнала "Дилетант" с чужой антресоли, потому что обложка заманчиво пестрит надписью "Из ангелочков в палачи" - там про Калигулу, и дело, конечно, именно в том, что она чертовски любит сплетни старых времён).***
Это то, кто я есть, думает К, рассматривая полоску почти исчезнувших укусов на своих ключицах. И это то, кем мне нужно перестать быть. Она благодарит всех июльских богов за прохладу лета и скрывает тело за блузками.***
Лиза приглашает зайти на шахматы, К долго рассматривает сообщения, думая, не пропустила ли чего в их взаимодействии. Вроде как нет. (Может быть, это намек. Предложение. Завуалированный призыв к чему-то более горизонтальному и пошлому). К боится, что это действительно приглашение на шахматы, и пишет, что не получается. Работа, мама, сдача экзаменов в автошколе, все дела.***
За неделю она отклоняет ещё пару предложений о кино или покурить. Ее магазин грабят, а знакомая из Китая разбивается в слетевшем с трассы автобусе. К чувствует себя, как вздувшийся после ожога пузырь: тронь иголкой (словом, действием, человеком) - и проколется. Она вытечет наружу к черту, содержимое никому не понравится.***
- Проблемы с Кириллом? - спрашивает мама как-то утром, медленно помешивая свой кофе и стуча, стуча ложкой о стенки. К сжимает зубы, превращая остатки хлеба в крошево. - Нет, все отлично, - исключая двухмесячное отсутствие Кирилла в её жизни. И ее тягу к женскому полу. И ее саму. - Вот видишь, ты вполне нормальная, - отвечает она и даже треплет её по волосам, впервые за долгое время добровольно к ней прикасаясь, и К думает: я разочарование, я никогда не буду нормальной, но это мне знать (и тебе даже не догадываться больше, мам). К вспоминает мамино прикосновение ещё два часа, даже когда Лиза смеется ей на ухо и нежно касается пальцами внутренней стороны бедра, не спрашивая, почему она избегала неделю появляться на ее пороге. Приоритеты.***
Клик камеры, вспышка, клик. К сжимает персик в руках, и под ногти попадает его сок. К морщится, падая на чужой диван. - Зачем ты это делаешь? - спрашивает она, мотнув головой в сторону телефона. Она не смотрит на Лизу, сосредоточившись на принесённой зелёном стаканчике с кофе на чужом столике. Ей неспокойно - мама Лизы на кухне и делает вид, что присутствие К в их квартире (в жизни ее дочери), это не то что нормально, а хорошо. Правильно. Категорично одобрено. У К внутри что-то сворачивается и воет. - Ты нравишься камере. Ты мне нравишься. - Ты не знаешь меня. - Мы знакомы много лет, К, - фыркнув, выдает Лиза, стягивая резинку со своих волос. - Мы просто учились вместе. Я вот тоже, может, много лет знакома с соседкой Верой Ивановной и кошкой подруги детства. В каком мире года - символ... - О, да хватит же. - Лиза закидывает ноги на ее колени, и К непроизвольно тянется к ее лодыжкам. Лодыжки и кадык: ей больше ничего не нужно. Ни от кого. Ни от Лизы - точно. - Ты видела новый фильм Нолана, нет?.. Мама Лизы на прощание ее обнимает. Напоминание о чужих пальцах на бедрах расцветает фиолетовыми чернилами возле косточек. К не понимает, что ноет сильнее.***
К смотрит документальные фильмы про животных Африки и личную жизнь Эйнштейна. Она не знает, что ей интересно больше - и это, вероятно, довольно точно описывает все, что происходит в ее жизни: Она не может (не хочет) решить. Лиза шлёт фотографии ромашек, фигурок зайцев и заката, попутно рассказывая про недавно прочитанную статью о двигателе автомобиля и предлагая испечь пиццу на выходных. К думает: господи, ты что, сдурела, и все равно находит себя на чужой кухне через пару дней - без кофе, но с сыром, кетчупом, томатами и специями. Остальное делает Лиза. К заворожена движениями чужих рук, ей приходится трижды моргнуть, чтобы вернуться в реальность. Лиза целует ее в затылок, проходя мимо, чтобы стряхнуть муку. К думает, что тоже похожа на тесто на противне: делай со мной, что хочешь. Я все приму. Я выгнусь. Я поддамся. Ты мне (тоже) нравишься - и где же это справедливо.***
Лиза зовёт на шахматы - К идёт. Они пьют не кофе, а чай с мятой, и передают по кругу сигарету с лимонным фильтром, страшная гадость, но жаловаться вселенной не хочется. (- Зачем ты это делаешь? - спрашивает К, когда чужие пальцы зарываются в ее волосы: нежно, мягко и ласково. Так необычно. - Потому что сейчас ты выглядишь счастливой. Счастье тебе идет). К запоминает наизусть разводы чужого покрывала, и они впервые не заходят дальше поцелуев. Потому что, ну, атмосфера, хрупкие мосты понимания, подвешенные ниточки уюта.***
Она исправно таскает Лизе кофе из ее любимой кофейни и продолжает говорить матери, что всё ещё встречается с мальчиком уже почти три месяца. На ее теле становится меньше следов-напоминаний, и К делает вид, что это не имеет особого значения. Каждый вечер во входящих сообщениях на телефоне красуется смс с пожеланием сладких снов - и на этом К тоже не зацикливается. Не может себе позволить.***
Лиза готовит дзадзики, пока К с ее матерью шутливо препираются на тему цветовой гаммы гостиной. Именно здесь ей хорошо, и К качает головой, избавляясь от своей иллюзии. Слишком много шахмат, совместных ужинов и походов в кино. Она начинает видеть больше, чем есть на самом деле. И хотеть большего, чем то, что ей положено. Рыбные палочки на сковороде горят, пока она умывается в ванной и обещает себе уйти. Ирина смешно ругается, но так громко, что слышно и через стену. Лиза ловит ее на пороге с сумкой и одним кедом в руке. - Прямо вот так? Без до свидания? К пожимает плечами, не отводя взгляда. У Лизы открыта шея, и сережки почему-то качаются в застывшем воздухе. Туда-сюда, сюда-туда-обратно. - Как есть. Я бы хотела, чтобы все случилось по-другому, но... Лиза фыркает. Громко. Насмешливо. Качает головой, упирается рукой в бок, почти сваливаясь левой стороной тела на стену. Ирина на кухне всё ещё борется с маслом и неудачами. К хочет обратно к ней, к ним, к подтруниваю и, господи боже, к атмосфере любви - но, но. Но. - Ты не можешь продолжать жить с установкой, что все должно быть по-другому. Плевать, насколько сильно хочется оказаться в другой вселенной, где мир менее дерьмовый. Ты здесь. Ты сейчас. Ты... Ты со мной, К. (И этого недостаточно). К все-таки остается (прибавьте поцелуи к списку лучших методик по развязке чужих языков, заключению договоров и пыток) и к концу вечера на ней вроде как виснет обязанность поливать цветы в этой, совсем не ее (теплой) квартире.***
Не оставляй меня, поцелуй в щеку, потому что без тебя, чмок в нос, я совсем исчезну, прикосновение к губам. Лиза смотрит на нее так пристально в свете лампы после, что К тянет ее на себя, только бы не попасть под прицельные выстрелы слов. Она впервые не уходит сразу же после.***
Мама не спит, когда К возвращается домой в три утра. Она сидит на кухне, вороша семечки в тарелке перед собой и играясь со стаканом воды. - Привет. - Здравствуй, - отвечает она, какая-то серая, измученная и осунувшаяся. (Что происходит в твоей жизни? Почему мы больше не говорим? Ты же снова думаешь, что я как все. Что мне сделать ещё?) - Я сегодня столкнулась... случайно в торговом центре с Кириллом. Он сказал, что вы расстались. Ты не говорила. Мама не выглядит сильно гневной - может быть, он не сказал, что это произошло несколько месяцев назад. И что всех их отношения - три свидания да неудачный поцелуй. Ей 22, и К все ещё хочет упасть на колени перед матерью и сказать: люби меня, ну, пожалуйста. Что тебе стоит. - Да. - Мне жаль, - отвечает мама, вставая. - Но ничего. Отдыхай, - она не касается ее, и К убеждает себя, что это ничего не значит. Все хорошо.***
Как правило, проблема, которая беспокоила вас ночью, может быть легко решена с утра, после того как над ней поработает комитет сна, писал Джон Стейнбек. (Комитет сна принял решение отклонить ее запрос на счастье): - У Ани есть знакомая с непристроенным сыном, - говорит мама первым же делом с утра, пропустив мимо ушей предложение о кофе и омлете. (По-твоему, я достойна только непристроенного? Неоприходанного? Невпихнутого? Мужика - вычеркнуть). - Я тебя услышала, - отвечает К спокойно и разбивает свою любимую чашку. - На счастье, - объявляет мама, качая головой так, словно это лично ее заслуга. Все на счастье: потому что не разбила саму себя. К улыбается лучшей своей улыбкой, закрываясь в ванной. - Перестань жалеть себя, - и это не громче шепота за стеной воды. К сплевывает забравшийся в рот гель для душа. - Стоит только отказаться от одной частички для счастливого будущего. (От себя самой?). К проводит в воде больше часа. Приоритеты.***
На траве парады одуванчиков, а Лиза заправляет волосы ей за ухо. К не отшатывается, она отстраняется. Не на публике, милая. И Лиза не смотрит расстроено или осуждающе, глаза у нее понимающие, и это самое худшее. Самое. Как ребром ладони по горлу или розгами по спине. (Почему ты это делаешь?) - Я не заслуживаю. Лиза кивает. - Мне все равно. Я люблю тебя - и, не знаю, тебе придётся с этим смириться? Ты можешь даже не отвечать. Мне все равно, пока ты возвращаешься. К закусывает губу, уткнувшись взглядом в чужое плечо, рисунок на кофте сливается в парад разноцветных красок, пляшущих на изгибе. Она не плачет. И она не любит. Возможно, ещё. Возможно, пока. Возможно, потому что сама огрызок с разбитым сердцем, которое другим человеком не лечится. - С кофе. Уверена, без него ты меня не пустишь. - Конечно, милая, - отвечает Лиза, и руки у неё прохладные на её лбу. (Ты здесь, ты меня любишь, и мне так хотелось бы, чтобы этого оказалось достаточно). К проводит пальцами по чужому запястью и думает: оттолкни меня, пошли меня, уклонись от. Лиза улыбается, притягивая к себе за кофту. (Я не заслуживаю). Лиза её целует. К позволяет продолжаться этому безобразию почти целую (с л а д к у ю) минуту.***
У слов много власти. И некоторые не перекроют другие. Я люблю тебя не бьет ты отвратительная мразь. Я позабочусь о тебе не сотрёт тобой невозможно гордиться. Доверься мне не хватит по длине на материнское за что тебя любить. (Я правильно говорю, я достойно себя веду у тебя на виду - но я не вылечилась, мам. Это не лечится. Это то, кто я есть. Не уверена, что готова быть собой при всех - даже ты не можешь принять меня, как же должен мир умудриться сделать это).***
Катя впервые за много месяцев думает, что, может, на спине нужно бить не что есть, то есть, а продолжай. как что угодно (быть) У нее есть еще пара дней до похода в тату-салон.***
Впихнуть невпихуемое: Саму себя в привычные рамки общества.