купидоны дохнут над невой

      Стрижка «ёжиком», так что если проведешь рукой, то короткие волосы несильно колются, но это чувство так мимолетно и приятно, что ладонь невольно задерживается на бритой макушке, и эти моменты всегда такие личные, такие «ваши», что у тебя всё внутри стягивает от болезненного чувства нежности, от невозможности быть ещё ближе. Рука осторожно скользит с затылка по шее, пальцы очерчивают подрагивающий кадык, слегка царапают бьющуюся жилку — ты чувствуешь, как покрывается испариной чужая кожа, как чужое дыхание срывается и пульс мгновенно ускоряется. Такие мелочи, которые временами даже люди и не замечают, ты буквально заучиваешь наизусть, запоминаешь каждую среди ваших редких встреч и кропотливо откладываешь в памяти всё: запах, проводя носом у ключиц; вкус, несильно кусая угловатое плечо; тепло и мягкость тела рядом, все его изгибы, бледность кожи. Ты бы хотел помнить гораздо больше, но времени слишком мало — ты не можешь его удержать, оно буквально ускользает из рук, словно песок сыпется сквозь пальцы, а ты изо всех сил гонишься, цепляешься, хочешь собрать всё заново, но безрезультатно, ты стабильно теряешь. И не в силах изменить это.       Мирон вечно будет ускользать.       Между вами всегда что-то или кто-то будет: люди, время, расстояние, обстоятельства — неважно, когда и где, просто Мирон не может быть твоим, а ты не можешь быть его, это очевидно, но признавать ты этого отчаянно не хочешь, хоть всё прекрасно понимаешь. Вас банально не поймут, тебя никогда не признают друзья Мирона, весь его «табор», мнимая семья, которой, по сути, грош — цена, ведь ты знаешь, что Фёдоров звонит им, когда плохо, а тебе — когда действительно хуёво, и в этом разница. В этом чёртова грань, которую вроде как так тяжело найти, говорят — а ты вот не только её прощупал, но и до невозможности больно ею порезался, и раны эти ничем не залечить, потому что боль просто не может утихнуть. Ты слабо улыбаешься и вскрываешь каждый порез заново, пока целуешь Мирона. Поцелуй между вами — не показатель страсти, а знак доверия: когда кто-то из вас не уверен, зол или просто не в настроении, вы никогда не целуетесь. Трахаетесь — да, а вот по-настоящему личного ничего не позволяете. Пусть похоть останется только в постели, правда? У вас ничего больше, чем секс, по сути, и не связывает, просто ты предначертан ему, а он — тебе.       На небесах, мол, так решено, что вы — родственные души.       Но вроде же чужие совсем, а ты всё равно Мирона знаешь, как облупленного: демонов всех его, внутренний ад — всё знаешь, только вот исключительно по своим выводам о нём, потому что сам Фёдоров никогда о себе ничего не говорит, да и вообще предпочитает большую часть ваших встреч, когда вы не трахаетесь, молчать. То ли боится чем-то поделиться, то ли просто не может, а, возможно, и вовсе не хочет. Мирон вообще очень скрытный, вопреки всеобщему мнению, он скорее закроется в себе и будет рефлексировать, чем пойдёт говорить по душам, по крайней мере, с тобой он беседовал о чём-то важном лишь пару раз. Но в моменты, когда совсем всё ни к черту, Мирон, бывает, позвонит и просто просит о чем-то рассказать, а сам не выдаёт ни звука — ты к такому не сразу привыкаешь, удивляешься, хочешь даже спросить, вдруг выслушать надо, но осекаешься, когда слышишь снова бесцветный голос Мирона, и начинаешь нести всякий бред ни о чём — Фёдоров слушает и молчит, а после, видимо, успокоившись, благодарит тебя и отключается. Ты без понятия, как это вообще работает, сам бы ни за что не пришёл в себя после пустой болтовни, но может, вот она — связь соулмейтов.       Случайно обнаруженная связь рушит твою жизнь — какая ирония!       Ты вообще-то нихуя в подобное не веришь, но вот встречаешь один раз Мирона вживую — совсем ненароком, просто в одной кофейне оказались — и всё, пропадаешь, пути назад нет. Метка предательски жжётся, ты стискиваешь запястье и не можешь отвести взгляд, а Мирон, как-то слишком быстро всё понимая, что да как, вздыхает и становится в раз невероятно усталым на вид, вымученно улыбается тебе и манит рукой, приглашая тебя к себе за столик, хитро сверкая глазами. Ты как можно уверенней приближаешься и садишься рядом, думаешь, как глупо всё у тебя по жизни складывается: Мирон, чертова влюбленность в которого тебя преследует не первый год, твой соулмейт, но даже этот факт не даёт возможности им обладать. Но не встречаться совсем вы не можете, потому что без связи с партнером после встречи с ним метка постепенно начинает отравлять тело, поэтому Фёдоров просит тебя об одолжении — встречи раз в неделю, и ты не можешь не согласиться. Не потому, что смерть, а потому что хоть так ты можешь быть близок к чему-то вроде любви, пусть это будет искаженное её подобие, ты уже на всё согласен, только бы быть рядом.       Ведь не просто так вы друг другу предназначены?       Но думать об этом не хватает ни сил, ни желания, когда вы вваливаетесь с Мироном в спальню, стягивая наскоро одежду — но в спешке вы только раздеваетесь, дальше же никто из вас не решается действовать слишком быстро, ведь так редко вы видитесь, так мимолётна ваша близость. Ты, огладив голову и шею Мирона, спускаешь руку на его спину и ведешь вдоль неё, с нажимом пересчитывая каждый позвонок, пока Фёдоров покорно гнётся вслед за твоей рукой и тихо стонет, а ты ощущаешь, как чужая кожа под твоими пальцами покрывается мурашками. И улыбаешься. Твои ладони ложатся на рёбра Мирона и скользят по ним вниз, ласкают живот, но так и не опускаются до члена, отчего Фёдоров нетерпеливо ёрзает, желая подставиться под твои прикосновения. Но ты только дразнишь пока что: царапаешь внутреннюю сторону бёдер, обводишь пальцами по кругу коленные чашечки, и Мирон от всех твоих действий не знает куда деться от невыносимого чувства наслаждения. Он закусывает тыльную сторону ладони от нетерпения и запрокидывает голову.       Тебе так хочется, чтобы хотя бы сегодня он остался подольше.       Но вслух ты этого, конечно же, не говоришь, зато решаешь не мучить больше ни себя, ни Фёдорова и, наконец, входишь в него. Мирона даже растягивать не надо, он всегда готовится сам заранее перед вашей встречей, и ты отчасти благодарен ему за это, потому что у самого тебя в таких делах опыта слишком мало, а иногда не хочется и лишний раз время на прелюдии тратить, что уж там про подготовку, а так ты можешь сразу действовать. Внутри Фёдорова тесно и жарко, ты невольно издаешь стон от наслаждения, когда входишь во всю длину, и ощущаешь, как бегают «мушки» перед глазами, когда Фёдоров непроизвольно или временами специально сжимается вокруг тебя. Ты двигаешься рваными толчками, постепенно наращивая темп, и сейчас тебе вовсе не хочется думать о том, что всё, что происходит между вами, на деле, не имеет даже права на существование — вы вроде как враги, да ещё и мужчины, хотя плевать. Просто вы оба — ебанные неудачники, которое, несмотря на судьбу, не могут быть вместе, но тебе так хочется думать, что это не так. Ты прижимаешься ближе и спустя пару движений кончаешь, после додрачиваешь Мирону, ещё не получившему свою разрядку. Фёдоров после оргазма сворачивается калачиком около тебя, и ты почти веришь, что предначертанность вас не даст разлучить.       Но купидоны ошибаются — Мирон снова ускользает.