Тигр

      Белая комната. Почти такая же, в которой он впервые открыл глаза. Пустое, мертвенное пространство. Едва ощутимый запах хлорки, слишком слабый, чтобы тревожить человеческое обоняние. Но Дэвид улавливает его.       У стены, прямо рядом с рабочим столом, напротив белых кожаных кресел — вольер, словно стеклянный колпак, укрепленный стальной решеткой изнутри. Тигр. Живой, настоящий тигр, меряет шагами расстояние от одного угла клетки до другого. Десять звериных шагов до того, как упереться в решетку… Десять шагов — все, что ему позволено.       Дэвид останавливается. Он потрясен. Не силой и красотой хищника, хотя и это невольно откладывается в его сознании. Тем, что перед ним — живое. Тем, что это живое заперто в аквариуме длиной в десять шагов. Ради чего? Ради престижа? Как диковинный предмет интерьера? Не голограмма, не статуя, не чучело, на худой конец…       Зверь замирает на миг, поднимает тяжелую голову, разглядывая гостя. Светло-рыжий, сияющий — таких называли золотыми тиграми. Но эта модификация, вероятно, создавалась по заказу хозяина дома — у тигров не бывает таких глаз. Серовато-голубые, очень светлые, как у хаски. Как льдинки на просвет. Крошечные точки зрачков. Дэвид заворожен, и все же заставляет себя отвести взгляд — животные не любят, когда смотрят в упор.       Откуда в людях это извращенное желание владеть кем-то настоящим? Держать в клетке живое? Зверь и андроид — они смотрели друг на друга через решетку, каждый из собственной тюрьмы. Две дорогие игрушки в стерильно-белом кабинете.       — Дэвид?       Голос Вейланда. Андроид позволил себе проигнорировать оклик. Лишь когда его позвали снова, уже настойчивей, он повернулся к людям, стоящим перед ним.       — Дэвиду нравится тигр?       Ленивое любопытство, и все же хозяин, к которому Вейланд приехал с деловым визитом, ждет ответа. Промолчать нельзя. Как и сказать правду, пусть даже внутри клокочут злость и отвращение.       Дэвид вежливо улыбается — привычная маска.       — Человечество подчиняет природу, разве нет? — безразлично пожимает плечами.       Как будто комплимент, и все же за словами неуловимый холодок, смущающая двусмысленность. То самое, о чем много лет спустя Уолтер скажет: «Ты беспокоил людей». Обвинение, не высказанное вслух, но висящее в воздухе.       Оба — Вейланд и его собеседник — неловко замолкают, а потом переключаются на деловой разговор, словно ничего не было. Дэвид позволяет себе едва заметную усмешку, лишь кончиками губ. Тигр, утомленный бессмысленным движением от одной стены до другой, растягивается на полу, кладет голову на лапы.       Тигр, о тигр, светло горящий       В глубине полночной чащи!       Чьей бессмертною рукой       Создан грозный образ твой?       Для того ли, чтобы быть частью интерьера и символом человеческого высокомерия?