Двадцать шагов.

Между ними двадцать шагов. Она свой первый делает с большим энтузиазмом, еще не осознавая всего в полном масштабе. Он осторожен - слишком много раз проваливались ноги в пол из-за прогнивших половиц. Она улыбается и видит того, чего нет. Он хмурится и видит потенциал. Между ними восемнадцать шагов. Её беспечность почти заразительна, но одного "почти" всегда недостаточно. Она вприпрыжку движется вперед, не глядя под ноги, а там - шипы, камни, змеи и чьи-то мечты вперемешку с грязью. Он движется навстречу с тревогой. Упадет ведь, идиотка, и не встанет. Она шутит про разбитые колени в зеленке и втирает таракана в землю голой стопой. Между ними двенадцать шагов. Он уверяет себя, что не заинтересован. Она разводит руки в сторону и призывает к объятиям. На губах улыбка, на щеках влага, в волосах каштаны вкупе с мыслями о спасении чужих душ, а за грудиной волчья стая без вожака - все что-то воют, скулят, друг друга на части порвать готовы. - Тебя саму спасать надо, дурочка. - Так спасай. Кто ж мешает? От неё хрен отделаешься. Карий в голубой смотрит по-детски преданно; рука не дрожит, тянется. Он уверяет себя, что не благодарен. Между ними десять шагов. Она топчет змею носком, испуганная овечка с сердцем дворняги. Ползуче-шипящее вокруг ноги обвивается, яд по венам пускает. Давай, дитя, почувствуй вкус. Она кричит, руками тварь ловит, срывает. Он змей не боится, он их заклинатель. Рукой хладных гладит, а на языке - яд, опасней в разы. Струйка крови/жизни по щиколотке - в грязь. Тварь из кустов шипит. - Далеко не дойдешь, хромая. - Доползу. Между ними шесть шагов. Он продолжает не удивляться. Карий смотрит пустым, потерянным. Волки молчат, их пожрали ночные твари. Он повторяет, что предупреждал. Она душу выворачивает, поврежденную, ему на обзор. - Всегда может быть хуже. - Всегда может быть больнее. - Всегда может быть страшнее. Она смеется горько. - "Всегда" может пойти в задницу. У нас только "сейчас". Между ними четыре шага. Руки дрожат, друг к другу тянутся. Она смотрит под ноги, ожидая обрыва. Он убеждает себя, что не боится. У нее кровь носом идет черная, легкие - угли потухшие. Она воет про себя, будто он не слышит. Страх один на двоих, но разный диаметрально. Голые пальцы разбиты в кровь о камни, саднят. Голые сущности о ребра бьются головами, ногами, телами. Она не падает. Он хочет верить. Между ними два шага. Кончики пальцев встречаются, и это похоже на взрыв сверхновой. Сердца сияют флуоресцентном. Кровь смешалась с мясом и грязью у разбитых в хлам пальцев ног. Глаза в глаза, душа в душу, темнота в темноту. Он делает шаг вперед. Пальцы сплетаются, срастаются почти тут же. По венам не огонь - чернь. Течет лениво-лениво, с ядом мешаясь. Он падает на колени. Рука в волосах, мир в изломанных пальцах. Их "сейчас" и "всегда". Она поворачивается спиной. Он смотрит потеряно, сломлено. Она шагает назад к иллюзиям. "Всегда" разбивается об узкую спину, "сейчас" давят кровавые стопы. Он кричит в след каштанам. Она оглядывается, смотрит умершим карим и плачет смолью. Идет дальше так быстро, как может. Он сердца остатки в землю закапывает, чтобы не ошибаться больше, чтобы не чувствовать. Она бежит, чтобы забыть. Между ними десять шагов. Он встает. Руки от крови и земли утирает. Она останавливается. Зовет громко. Смотрит по-старому преданно, виновато. Руку тянет в мольбе. - Мне страшно. - Я знаю. - Я умру. - Умрешь. Она падает в грязь, рыдает. Прогнившие половицы скрипят под содрогающимся телом, ломаются. Она падает с криком. Исчезает в темноте из чужих страданий. Он верит, что ему все равно. Он топчет свое сердце. Он не делает одиннадцатый шаг.