Прекраснейший из детей человеческих

Анжелика с трудом открыла глаза и уставилась в каменный потолок. Некоторое время она не понимала, что с ней произошло. Все тело ныло и болело, однако она, превозмогая боль, пыталась сообразить, где она находилась. Почему все так болело? Чему ее подвергли, что довели до такого состояния? Замок Плесси… Она была дома… Это ее замок, она же маркиза дю Плесси де Бельер… Но он вспоминался будучи полным королевских драгун. Были их зловонное дыхание и уродливые мерзкие губы на ее губах. А еще демоны, пришедшие, чтобы сделать ей больно и отомстить ей, непобедимой женщине, дотоле избегавшей ловушек. Тут Анжелика пришла в себя и, приподнявшись, ощутила, что голова буквально раскалывается. Она лежала на плитах пола. Щека еще хранила холод камня. Утренний туман мешался с клочьями дыма, и в них утопало все. Она посмотрела на ободранные и обожженные руки. Их она поранила, когда заряжала мушкет. И даже не заметила… Она хотела встать, но замерла на коленях, опершись на обе руки и постанывая от боли. Золотые волосы тяжелой волной упали на разбитое лицо, кожа горела и ныла, совсем как тогда, когда однажды в горах Рифа она упала на каменистой тропе в истощении сил. Она вспомнила вечер накануне и тотчас сообразила, что с ней случилось. Ее подвергли жуткому, бездушному насилию. Ее тело осквернили!!! Она теперь грязная от похоти мерзких драгун. Она теперь возненавидит всех мужчин за ту боль, что ей причинили, точно так же как Филипп ненавидел женщин до того, как встретил ее. Ее сердце сжалось, и слезы потоком хлынули из глаз. Как она теперь будет жить? У Анжелики не было сомнения, что она больше никогда не станет прежней. Она больше не возродится, теперь она проклята до конца своих дней. Лучше бы драгуны убили ее… Она кое-как встала на ноги и оперлась о стену. Она была смертельно бледной, ее выражение лица странно-невозмутимым, золотистые волосы блестели в утреннем свете. Анжелика в полубезумном состоянии начала оправлять платье. Ее руки запутались в разорванных юбках, и это напомнило ей ее брачную ночь с Филиппом в этом же месте. Ее покойный муж сильно избил ее. Тогда ей казалось, что не может быть насилия хуже того, чем ее подверг Филипп. Но она не знала, что это были лишь цветочки по сравнению с… Филипп… Его имя зазвенело у нее в ушах, и она громко застонала. Ее взгляд упал на трупы на полу, среди них выделялись красные мундиры драгун. Страх овладел ей при мысли, что они сейчас встанут и опять попытаются ее изнасиловать. Это заставило ее поторопиться выйти из комнаты и броситься к лестнице. Каждое движение было ей неприятно, она ненавидела всю себя. Все ее тело было слишком истерзано. Ей еле удавалось найти силы, чтобы двигаться. Ей стало интересно, что сейчас сказал бы Филипп. Она засмеялась как безумная. Тело ее пульсировало от боли и внезапной ненависти к себе и к Филиппу. За то, что Филипп умер и оставил ее. За то, что был жестоким воином, который после сражений насиловал женщин. Она помнила про его оргии в Норжене. За то, что изнасиловал ее в брачную ночь. За то, что сейчас ей возможно приходилось платить за его грехи. Филипп! Что почувствовал бы сейчас этот человек с каменным сердцем, если он смотрел на нее с неба? Где он был сейчас? В раю или в аду? Этого она не знала. Анжелика застыла на лестнице. Она увидела Барбу, лежащую навзничь с ребенком на руках. Ее глаза округлились – Шарль-Анри спал в объятиях кормилицы. Барба казалась мертвой, ее кожа была слишком бледной, чтобы она оказалась живой. Шарль-Анри был здесь! Дикая радость заставила Анжелику содрогнуться. Ее белокурый малыш спал, как только может спать ребенок посреди разрушенного мира. Длинные ресницы отбрасывали тени на щеки. Губы чуть приметно улыбались. Сейчас ее сын был похож на его отца как никогда ранее, его красота была неземной. Она взяла сына в руки, почти вырвав его из окоченевших рук Барбы. Как подозрительно бледен был ее малютка… Как странно тих он был… Как необычно выглядели его белокурые волосы, которые она погладила… Анжелике показалось, что она увидела расположенный за головой ребенка диск. Диск, походивший на нимб, окружающий лик какого-нибудь святого. Что это было? – Проснись, мой маленький Шарль-Анри! – шепнула она. – Проснись! Ее мальчик не отвечал. Почему он хранил молчание? Может, он не хотел с ней говорить? Мать потормошила свое дитя, чтобы заставить открыть глаза. Тогда его голова скользнула назад, точно головка зарезанной горлицы. Около основания его нежной шейки она увидела порез, из которого сочилась кровь. Шарль-Анри не отвечал, потому что не мог. Он наверное был мертв. Вопль отчаяния сотряс замок Плесси: – Нет! Анжелика разразилась рыданиями и прижала ребенка к себе. Ее мальчик не мог быть убит драгунами короля… Такая чистая душа не заслужила смерти… Такой маленький малыш не мог стать жертвой сегодняшней ночи… Ведь был на свете Бог, он был милосерден. Бог не мог допустить того, чтобы невинный ангел был так жестоко убит. А может ей все это почудилось? – Шарль-Анри, – прошептала плачущая мать. Она глядела на свое дитя и приговаривала: – Прекраснейший из детей человеческих... Прекраснейший… Кто же сказал эти слова? Он был прав, что Шарль-Анри прекрасен. Анжелика вспомнила, как ее бедный сын родился. Она вспомнила, как Филипп присутствовал при его родах. Ее сын не мог родиться, чтобы так быстро умереть. Бог же был милосерден… Но Бог забрал Филиппа, а теперь и его сына. Где же тогда было его милосердие? У нее не было ответа. Несчастная женщина обняла бездыханное тело сына. Вместо того, чтобы пойти вниз по лестнице, она развернулась. Она боялась тех драгунов в той комнате, где очнулась. Но она все равно пошла наверх, в другую комнату – туда, где прошла ее брачная ночь с Филиппом. Зачем она шла туда? Ей нужно было спасаться, вдруг кто-то из драгун был жив. Но она шла вперед. Как в бреду, Анжелика повторяла: – Ангел мой… Пойдем, я унесу тебя далеко… Мы уйдем вместе… Я знаю, тебе там понравится! Я буду играть с тобой… Войдя в комнату, она почувствовала, как отступает страх. Она оглядела помещение, в которой однажды очнулась избитая и изнасилованная. Зачем она здесь? Зачем? Зачем? Она стала с преувеличенным вниманием рассматривать все вокруг, прижимая к себе мертвого сына. Пришли воспоминания. Филипп втащил Анжелику в эту комнату и запер дверь. Она помнила его хлыст, предназначенный для охотничьих собак. Филипп хлестнул ее наотмашь этим хлыстом, как бьют норовистую суку. Он бил ее, пока она не попросила его прощения за шантаж. Он перестал, а она в ответ отказалась принадлежать ему. Со всей силой навалился Филипп на Анжелику, разорвав остатки платья. Он взял ее силой, и в ту ночь был зачат Шарль-Анри. – Бедный малыш! – причитала она. – Милый, бедный мой крошка… – Ваше безрассудство довело моего сына до смерти. Знакомый мужской голос эхом раздался вокруг, и последовал еле слышный шорох. Анжелика узнала его! Голос своего второго мужа она помнила очень хорошо. Со страхом женщина подняла глаза и посмотрела на обладателя голоса. Сердце Анжелики пропустило один удар, когда ее взгляд встретился со светло-голубыми глазами Филиппа дю Плесси де Бельера. Онемев от шока, она не верила своим глазам. Это не могла быть реальность. Филипп трагично рассмеялся, посмотрев сначала на нее, а потом на тело сына. Солнечный свет лился в комнату сквозь большое окно, теплый, мягкий, золотой. Этот свет облил очень светлые волосы мужчины, которые делали его похожим на взрослого ангела. Филипп – или его призрак – глубоко вздохнул и поднял голову к потолку, словно смотрел на небеса. – Не скрою, мадам, что повод для нашей встречи неприятный. При других обстоятельствах я был бы бесконечно счастлив отыскать вас с моим сыном в этой комнате, кузина. Но не кажется ли вам, что то, что я вижу, слишком ужасно? Как такое могло случиться? – Я безумна! – сказала вслух она. – Это не можете быть вы! – Это я, моя дорогая, – мрачно рассмеялся Филипп. – Действительно… Я сошла с ума… Но не до такой степени, чтобы видеть вас. Уставившись на нее, Филипп прорычал сквозь зубы: – А где я должен быть, когда моя плоть и кровь умерла? Вы хотели бы видеть меня в аду, мадам? Анжелика смотрела на этого мужчину, хлопая глазами. Инстинктивно, из чувства страха перед ним она прижала мертвого Шарля-Анри к себе плотнее. Она грезила, она сошла с ума. Этот мужчина в белом, весь в белом, не может быть Филиппом. Но он тоже при жизни одевался в бледные тона… Кто он был? Филипп был мертв и не мог быть здесь! – Это не можете быть вы, Филипп! – она мотала головой. – И тем не менее это я. – Но вы погибли… – Иногда души мертвых приходят на землю, – вздохнул он. Она не могла в это поверить. Ей казалось, что он насмехался над ней, как он часто делал при жизни. Как он мог так себя вести в такой трагический момент? Анжелика заорала на него: – Не может быть! – Может! – с бешенством прокричал Филипп. Анжелика побледнела и посмотрела на призрак мужа с выражением ужаса. Он объявил ей это так же бесстрастно, как мог бы сообщить, почем он купил новую пару лошадей. Его голос был точно голосом маркиза дю Плесси, и внешне он не изменился. Если это правда был Филипп, то он был все также красив и величествен. Мертвый, он выглядел еще моложе, чем при жизни. Слезы навернулись на глаза маркизы дю Плесси, и она замотала головой. Руки Филиппа тем временем сжались в кулаки, когда его взгляд упал на бездыханное тело сына. – Как вы могли такое допустить! – процедил он. – Как вы могли в своем сопротивлении королю дойти до того, чтобы настроить его так сильно против себя? Как вы могли так безрассудно себя вести с тем рыжим мерзавцем, который изнасиловал вас? Зачем вы помогали гугенотам? Как вы могли, кузина? Вы что, маленький ребенок? Вы не понимали, к чему все шло в замке? Сквозь слезы Анжелика видела искаженное бешенством лицо второго мужа. Она слышала его голос и узнавала его. Она видела его лицо, это был он. Но этот Филипп, в его странном белом одеянии, напоминавшем римскую тогу, представлялся ей далеким и нереальным. Он был чем-то между сонным видением и галлюцинацией. Глядя на нее, Филипп дю Плесси дико расхохотался. Вся комната дрожала от его захлебывающегося, нервического смеха. Анжелика задрожала как от холода. – Почему вы смеетесь? – спросила она ослабевшим голосом. Он успокоился и сперва не отвечал. Он подошел к большой кровати под балдахином, на котором были изображены различные фигуры. Некоторое время его руки держались за колонну кровати, пока он с пугающей полуулыбкой разглядывал молодую женщину. Ответ Филиппа поверг Анжелику в панический ужас, а также заинтриговал ее. – После смерти я узнал многое о вас и о себе. То, что я не мог знать на земле. У нее не было сил для препирательств с ним. – Что же вы узнали, Филипп? – Это не важно, моя маленькая кузина, – вновь зазвучал его горький хохот. – Почему вы называете меня кузиной, господин мой муж? Маркиз дю Плесси пробурчал: – Потому что вы моя кузина. Не более. – Я не забыла, что мы дальние родственники. – Вы только моя кузина, – загадочно повторил он. – Что вы… хотите… этим… сказать? – она заикалась. Он погрустнел и прошептал: – В свое время вы все узнаете. Я не могу вам открыть то, на что не имею права. – Затем, изменив тон: – Анжелика, я пришел не ссориться с вами. То, что случилось, шокировало меня больше, чем истина, открывшаяся мне после смерти. Мой сын мертв, и я видел, как его убили. Если бы я остался жив, этого никогда бы не случилось. Если бы у меня была другая судьба, сегодняшней ночи бы не произошло. Свежие слезы выступили на глазах Анжелики при упоминании об этой страшной ночи. Отныне редкие счастливые моменты прошлого ее и Филиппа казались частью совсем другой жизни. Шарль-Анри погиб, и Филипп видел его кончину… но не мог спасти… – Простите меня, Филипп! Простите меня ради Бога! Я не уберегла нашего сына… Она зарыдала так, что все тело ее содрогалось в конвульсиях, а рыдания разрывали грудь. Прижимая к себе своего малыша, Анжелика бормотала ему всякие нежности. Она умоляла сына и Филиппа простить ее, но никто не ответил ей. Она не знала, сколько времени просидела в неподвижности, погруженная в свою беду. Постепенно слезы иссякли, и она подняла глаза. Филипп был там же, где и стоял до этого. Его лицо больше не было непроницаемым – оно было искажено горем. Лицом он стал бледнее, чем был, и сейчас казался почти прозрачным. В мертвой тишине он разглядывал виноватое лицо матери своего сына. – Вот, значит, как, – произнес он наконец. – Почему вы не могли быть осторожны? – Неужели это так трудно? – отчаянно откликнулась она. – Трудно меня простить? Его взгляд, полный боли, пробежал по разорванному платью Анжелики, задержавшись на теле Шарля-Анри в ее руках. Анжелика вдруг почувствовала замешательство и поникла головой. – Я не виню вас. Вы такая, какая вы есть. У каждого своя судьба. Вы еще не выучили всех жизненных уроков, и вам еще долго придется страдать. Анжелика в страхе спросила: – Долго? – Несколько лет. Потом вы обретете покой. – Вы меня осуждаете, не так ли? – она посмотрела на своего мертвого малыша. – Нет, хотя я считаю вас сумасбродной. Я боюсь только, что вы не будете особенно счастливы, когда кое-что случится… Но нельзя изменить того, что предначертано. Неожиданная радость пронзила сердце Анжелики почти такой же болью, как недавно горе. – Вы простили меня, Филипп? Какое счастье вы мне подарили! Но я не смогу простить себя за смерть Шарля-Анри! Я так любила его, Филипп! Сейчас я люблю его больше, чем любила при жизни! Почему Бог забрал нашего ангела? Почему, мой старший кузен? Заложив руки за спину, Филипп стал медленно прохаживаться по комнате. При жизни он ходил чеканной походкой, а сейчас его шаги были совсем не слышны. Его лицо было спокойным, задумчивым, и не выражало эмоций. Анжелика невольно задумалась, почему люди испытывают такую необходимость мерить ногами комнату, когда нервничают. "Ходячие" размышления Филиппа оборвались перед ней и Шарлем-Анри. Теперь он стоял и смотрел ей в глаза своими очень светло-голубыми глазами. Ей показалось, что они еще посветлели, может из-за слез. Но он не плакал, только окинул ее грустным взглядом. – Успокойтесь, – сказал он медленно. – Я спустился с небес, чтобы осушить ваши слезы и все исправить. Анжелика улыбнулась. – Как тогда, когда вы привезли мне ваше фамильное ожерелье… Филипп сделал утвердительный знак, но нахмурил брови. Ее охватил новый приступ отчаяния, и свежие слезы набежали ей на глаза. Он молчал и смотрел на нее и на сына. От этого у нее бежали мурашки по коже, а слезы застилали ее глаза. – Все будет хорошо, – обещал ей кузен. – Я помогу нашему сыну и вам. – Уже ничего не может быть хорошо, – всхлипывала она. – Будет. У вас и Шарля-Анри. Только дорожите им больше, чем раньше. Филипп замолчал из-за какой-то внезапно промелькнувшей мысли, заставившей заблестеть его глаза. Затем он продолжал, только тише: – Когда окажетесь по ту сторону океана, вы и наш сын будете счастливее, чем здесь. – Что? – спросила озадаченная женщина сквозь слезы. Загадочная улыбка появилась на его красивых губах. Он посмотрел на бездыханное тело сына и вздохнул. Сделав шаг, он оказался рядом с Анжеликой, которая сидела на полу и еще плакала. Их взоры встретились, и ей показалось, что он совсем прозрачный, словно призрак. – Я не человек, моя дорогая, – усмехнулся он. – Я дух. Все верно. Неожиданно Филипп опустился на колени и, сложил обе руки крестом на груди. Затем он протянул руку и дотронулся до белокурой головки сына в объятиях Анжелики. Время словно остановилось и куда-то ушло. Филипп торопливо гладил волосы мальчика, мягкие и шелковистые на ощупь. Анжелика перестала плакать, но не смотрела на него. Вдруг Шарль-Анри открыл свои голубые глаза. Их цвет был, как у его отца. Он хлопнул ресницами и замер совершенно неподвижно, а затем поморщился от боли. – Шарль-Анри? – воскликнула Анжелика, ее глаза расширились, как у испуганного зверька. – Мама, мне больно, – пролепетал мальчик. Секунду спустя белокурый малыш тихонько заплакал и уже прятал голову на плече матери. А ее заботливые руки гладили мальчика по волосам, из глаз ее лились слезы радости. – Я пришел помочь, – сообщил Филипп. Он наклонился к самому ее уху. – Теперь Шарль-Анри жив, но он еще не в безопасности. И так будет впредь, покуда смерть будет ходить за вами по пятам. Вам нужно оберегать нашего мальчика как зеницу ока, пока вы не окажетесь за океаном. Увы, Баронесса Унылого Платья, я больше не смогу появиться, чтобы помочь вам. Это первый и последний раз! Я мертв, и этот раз был исключением по воле Бога. Маркиз дю Плесси поднял голову, их глаза встретились. Анжелика увидела приятную улыбку на лице Филиппа, его взгляд был нежным. Сейчас его красота казалась нереальной, как он сам. Она не понимала значения многих его слов, но они успокаивали ее. – Спасибо, – прошептала она. – Пожалуйста, – ответил он с теплой улыбкой. Она протянула руку к его лицу, но не смогла его тронуть. В удивлении она обнаружила, что светлый образ Филиппа воздушен и прозрачен. Она просто не могла дотронуться до него. После легкого колебания Анжелика, чуть покраснев, спросила, стыдясь своего вопроса: – Если вы любили меня, зачем вы это сделали в Доле? Ни один мускул не дрогнул на его бледном лице. – Я не сделал это специально, как вы думали. Я был расстроен тем, что король хотел вас. Рассеянный и подавленный, я не видел того ядра… Анжелика вздохнула. Она поняла. Все поняла. Она была уверена, что Филипп безрассудно кинулся под ядра, чтобы не мешать королю. Но она ошибалась. Ей стало легче. – О, дорогой Филипп!.. Я так любила тебя! Я оплакивала тебя! Мне тебя не хватает! Словно прочитав ее мысли, Филипп улыбнулся. Он несколько мгновений помолчал, раздумывая, затем сказал ей то, что на самом деле чувствовал: – Я любил тебя очень сильно, Анжелика. Я до сих пор тебя люблю. – Господи! – простонала она. – За что нам все это! Филипп приказал: – Идите, мадам. Пора. Позаботьтесь о нашем сыне. Ему нужна помощь. Он встал с колен и сделал несколько шагов назад, не отрывая взгляда от Анжелики и хнычущего Шарля-Анри. Укачивая сына, Анжелика резко встала на ноги. Ощущение счастья от того, что ее малыш был жив, превратилось у нее в уверенность, и она перестала плакать. – Берегите нашего сына, мадам. Вспоминайте меня иногда. Анжелика хотела сказать Филиппу, что никогда его не забывала. Она хотела поблагодарить его за спасение их сына еще раз. Но когда она повернула голову, в комнате никого не было. Вопль вырвался из ее горла, но не ужаса, а потери, потому что она не желала его ухода. Она пошатнулась, повернулась, и чуть не упала, но удержалась на ногах. Филипп… Это была реальность? Он правда был здесь? Но тогда почему комната была пуста? Ее муж сказал, что спустился с небес, то есть он был в раю, и это вызвало у Анжелики счастливую улыбку. Ее внимание привлек усиливающийся плач сына. Глаза Шарля-Анри были широко открытыми, но не в вечность. Они смотрели на нее, и в них стояла боль. На своих руках она также чувствовала кровь из раны на теле сына. Повышенная бледность его лица испугала мать, которая бросилась бежать со всех ног вниз по лестнице. – Прекраснейший из детей человеческих! Мой красивый малыш, ты жив! Я спасу тебя! Я отнесу тебя к Мелюзине, и она вылечит тебя. Мой прекрасный сын, я так люблю тебя! Выбежав из замка, Анжелика увидела крестьян, идущих к ней навстречу. Укачивая своего раненого малыша, она жестом подозвала их и объяснила, что ей требовалось. Сейчас ее путь лежал в лес, потому что только там находилась та, кто мог помочь ее ребенку оправиться от ран. Она чувствовала, что ее сын будет жить. Приход Филиппа, если он ей не померещился, был хорошим знаком. Бог был милосерден, он ее не забыл. Завтра, если Бог ее не оставит, Шарлю-Анри будет лучше, а потом она подумает, что им теперь делать. Потом, не сейчас…