Новые туфли

Пусть пьяные Мстители ведут себя порой хуже стаи буйных мальчишек, Стив всё равно любит их вечеринки. Эти разговоры, сперва чуть натянутые, как будто они всё ещё на задании и бросают по общей связи отрывистые фразы, а потом расцветающие буйным цветом, с шутками и хохотом; музыку, выбор которой Старк не доверяет никому, и, видимо, проводит порядочное количество времени за составлением плейлистов; то, что беседа, как правило, общая, и шансов забиться в угол и сидеть сычом практически нет, если только ты не мертвецки пьян. Стив любит такие дружеские вечеринки. Они напоминают ему о товарищах, о холодных лесах и долгих вечерах у костра, когда в воздухе вместе со страшным запахом неизбежности витало ощущение братства. И ему совсем не нравятся такие, как эта. Особняк огромен и бестолков - слишком много залов и этажей, после трёх проведённых здесь часов уже не вспомнить, на котором из них газон и пальмы, на котором - фуршет, а где бильярдная и покерные столы. Зато танцплощадку не потеряешь: музыка грохочет так, что что-то подпрыгивает ей в такт внутри грудной клетки, и Стиву даже кажется, что у него начинает болеть голова. Но самое неприятное вовсе не это, самое неприятное - десятки, десятки десятков людей, которых он видит впервые. Горстка Мстителей растворяется в них как сахар в кипятке: их растаскивают во все стороны, беззастенчиво хватают под локти, что-то восторженно вереща, и через полчаса Стив остаётся совершенно один против толпы незнакомцев. Он знакомится с каждым, кто подходит к нему, обсуждает нефть, и азиатский конфликт, и цены на кукурузу, и что-то из новых фильмов, и танцует с каждой леди, попросившей его об этом. Привычных вальсов у диджея нет, дёргаться под попсовые шлягеры очень странно, но он всё равно дёргается и ведёт себя вежливо, потому что он Капитан Америка и этого от него ждут. Пару раз он видит за чужими плечами и спинами Тони, но того уносит течением слишком быстро. Ещё раз мимо проплывает Наташа в невообразимо прекрасном синем платье - она успевает подмигнуть ему, влекомая к выходу в сад (или это парк?) каким-то кавалером, - Стив машет ей в ответ и снова остаётся один. Быть вежливым - вовсе не трудно, даже если этого сильно не хочется. Гораздо больше сил уходит на бой, но, как и в бою, после пары часов беспросветной и безукоризненной вежливости приходит усталость. А ещё - желание стать устрицей и спрятаться в раковину, и чтобы вода текла по её створкам и никак не тревожила. Стив танцует ещё два или три раза, приносит очередной своей даме фужер с холодным шампанским и, извинившись, пытается исчезнуть. Именно пытается. Пока он ищет в огромном доме какой-нибудь угол, где не так слышно музыку и есть куда сесть, чтобы стать не таким заметным, его окликают, ловят за пиджак и руки бесчисленное количество раз. Прикидываться глухим и слепым ему ужасно не нравится, но он чувствует, что сейчас ему это просто необходимо. Наконец он отыскивает зону серьёзных мужских игр. В большой комнате от пола и до четырёхметрового потолка клубами вьётся сигарный дым, тихо звучит концерт Рахманинова и мягко стукаются бильярдные шары. Свет приглушён; в дальней стороне залы играют в карты, а у окна есть диван, и его пустующая кожаность влечёт Стива как подсолнух шмеля. Откинувшись на низкую спинку, он прикрывает глаза - благо, никому до него здесь нет дела, - и нечаянно подслушивает разговор двух девушек. Девушки стоят на лестнице, которую он может видеть, если повернёт голову влево, достаточно далеко, чтобы можно было игнорировать их голоса, но они говорят о Нат, и Стив машинально прислушивается. Очень зря: они обсуждают её платье. Слишком открытое, слишком простое, а ещё этот синий цвет - и с рыжими волосами? А ещё оно слишком девчачье, хоть она выглядит молодо, ведь ей же не семнадцать лет, постыдилась бы! От их слов становится стыдно и неуютно только Стиву. Он не понимает этой неожиданной злости, да ещё и в двойном размере, и ему неловко из-за того, что он слышал ему не предназначенное. Девушки уже давно переключились на кого-то другого, а его вдруг накрывает с головой холодное ощущение одиночества. Это случается не так уж часто в последнее время: всё меньше его остаётся на личные нужды, расслабиться и подумать практически некогда, работа, работа, работа, а потом - сон, чтобы восстановиться, или тренировки, чтобы потом снова работать. Замкнутый круг, но ничего не поделаешь, и это даже хорошо, потому что иначе, думает Стив, он сошёл бы с ума, копаясь в своей памяти и скорбя по каждому мгновению своей прошлой жизни. В этот раз холод иной. Чаще всего он приносит с собой слёзы по умершим и погибшим, иногда - кошмары о том дне, когда он потерял Баки. Стив зажмуривается, стискивая пальцы на колене. В этом холоде Баки есть тоже. А ещё Пегги, и почему-то девчонка из далёкого-далёкого прошлого, в которую он был влюблён ещё в школьные дни. Любимые лица чуть потускневшие, но всё такие же живые, улыбаются, агент Картер - не разжимая алых губ, Баки - во весь рот, по-дурацки и счастливо; девчонка смеётся тоже, но её улыбку Стив не помнит, и остаётся только ощущение. И вместе с этим он всем существом чувствует, что рядом их нет и никогда не будет. Живущие в его памяти, они навсегда останутся там, но не возьмут за руку, не закружат в танце, не займут беседой вот в такой момент, когда очень хочется спрятаться от обнаглевшего мира, который лезет в душу, ничего не стесняясь. Стиву больно от этого. Стив понимает, что жить в прошлом нельзя, даже нырять вот так, захлёбываясь болью, нельзя, ведь есть новая жизнь, не менее важная, в которой можно всё начать заново. Но он не хочет начинать заново. Новый мир хоть и становится понятней для Капитана Америки, для Стива всё ещё тёмный лес, особенно когда дело касается отношений между людьми. Ему кажется, что он упустил огромный кусок знаний, а наверстать упущенное не так-то просто. Он не знает, как оказывается на четвёртом этаже. Здесь почти совсем тихо, коридоры напоминают гостиничные: устланные коврами, со светильниками на стенах, справа и слева - двери в гостевые спальни. Кто-то из гостей разъедется, но команда Мстителей остаётся до завтра, чтобы после обеда встретиться здесь же с каким-то представителем чего-то там - это настолько неинтересно и не относится к важным делам, что Стив даже не помнит имени человека и цели действа. Он бродит по этажу в поисках таблички со своей фамилией. Холод ещё ползает позёмкой между лопаток, заставляет ёжиться и поднимать плечи, но самое страшное позади. А может быть, впереди, мрачно думает Стив, глядя себе под ноги, кто её знает, эту судьбу. В конце галереи - высокие стеклянные двери, ведущие на балкон, и он вдруг замечает за ними знакомое синее платье. Он знает, что Наташу нельзя застичь врасплох, тем более в этих неуклюжих лаковых ботинках и брюках, шуршащих как рыжая кленовая листва, да, в общем-то, и не хочет, но всё равно замедляет шаг. Наташа курит, наклонившись вперёд и устроив локти на ограде балкона. Плеть плюща с цепким, колючим кончиком запуталась у неё в волосах, но ей всё равно. Она стряхивает пепел, затягивается, выпускает дым - всё так, будто не знает о том, что за ней наблюдают, - и переминается с ноги на ногу. Стив смотрит вниз. Синие, под платье, туфли небрежно сброшены на паркет. На задниках багровые пятна; взгляд Стива прыгает на босые ноги Нат. Её пятки стёрты: на правой огромный, налившийся сукровицей волдырь, на левой кровавая ссадина. - Новые туфли, - говорит она куда-то вниз, в сад, где вдоль дорожек мерцают фонарики, будто разговаривает не со Стивом. - Даже смешно. - Смешно? - эхом повторяет он, становясь рядом. - Смешно, - фыркает Наташа. - Пора бы научиться с первого взгляда отличать удобные от орудий пыток. - И носить с собой пластыри. Она зло щурится в ответ, - кто угодно поседел бы от этого взгляда, но Стив знает её достаточно долго, - и отвечает: - А кому-то не помешает носить с собой улыбающуюся маску. И надевать иногда. Стив поднимает брови. - Что, всё так плохо? - На каждом углу судачили о твоём серьёзном лице. Подозревают, что ты озабочен новыми теориями заговора, ждёшь атаку инопланетян и в любое мгновение готов схватиться за пистолет. Стив понимает, о чём она, но оправданий у него нет, как и желания спорить, поэтому он просто принимает информацию к сведению и молчит. Если бы он мог ограничить самому себе доступ к памяти, в которую проваливается с завидным постоянством и незавидным результатом, он бы сделал это без колебаний. Но что есть, то есть. Наташа будто растягивает удовольствие от сигареты, медленно втягивая дым, - сомнительное удовольствие, по мнению Стива. Тёплый ночной ветер колышет синий атлас её платья. - Знаешь, - говорит она, когда сигарета всё-таки кончается, - если над могилкой воздвигнуть суровый гранитный памятник и поливать его слезами, цветочки над ней уже никогда не вырастут. Иногда Стиву кажется, что она знает всё. Или умеет читать мысли, и это немного пугает. Может быть, он всё ещё ничего не понимает в людях. - Чем же плох памятник? Наташа встряхивает головой, выбирая из причёски шпильки. Освобождённые рыжие локоны почти касаются обнажённых плеч. - Тем, что это жирная точка в конце. Слёзы тоже не очень полезны, от их обилия почва становится солёной, и на могилке опять ничего не вырастет. Раздражение никак не проявляется внешне - Стив прекрасно владеет собой. Его выдают только сжавшиеся губы. Наташа, конечно же, замечает и опускает голову, пряча улыбку. - Так что же теперь, забыть, вычеркнуть из памяти, как будто ничего не было? Так? - его тон резок, но его ужасно бесит предложенная метафора и весь этот неожиданный разговор. Наташа всё ещё улыбается самой себе. - Двигаться дальше, - отвечает она. - Пробовать новое - авось получится. Она поднимает брови, мол, понятно? и выпрямляется. - У тебя нет заживляющего крема? Кажется, я свой оставила в Башне. Стив всё ещё хмурится, задетый её словами за живое (или мёртвое), но всё равно идёт искать сначала свою комнату, а затем и крем. С тюбиком в руке он снова оказывается в коридоре. Подошвы ощущают басы - внизу всё ещё продолжаются танцы, по коридору гуляет сквозняк, несущий с собой ароматы ночи и кальяна, который курят в саду. Стив морщится и шагает вперёд в поисках нужной двери. По пути забирает с балкона туфли - Наташа оставила их валяться там, видимо, от досады и презрения. Дверь в её комнату приглашающе приоткрыта, горит ночник, и на полу около кровати переливается синим сброшенное платье. Стив замирает на пороге. В его голове - ни одной связной мысли. Может быть, этому виной недавний приступ губительной ностальгии, а может, всё дело в словах Нат - фраза про "пробовать новое" крутится на языке как заевшая пластинка. Душ в комнате прекращает шуметь. Пробовать новое? Стив переступает порог. Неважно, чего больше в его мотивации - желания пробовать новое, забыть старое, или просто почувствовать себя человеком. Себе он внушает, что не хочет терпеть шуточки про нерешительность, застенчивость и прочие свои качества. Дверь за ним закрывается с тихим щелчком.