Облепиховый мальчик

EXO - K/M, Lu Han (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
148
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
148 Нравится 12 Отзывы 32 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Втягивая в себя холодный январский воздух и простуженно шмыгая носом, Сехун ежеминутно задирал рукава своей куртки и искренне возмущенно созерцал торопящиеся куда-то стрелки часов, не переставая нашептывать губами, словно мантру, чтобы троллейбус соизволил наконец-таки появиться. Потому что, двадцать минут задержки — это уже слишком. Такими темпами парень серьезно опоздает на занятие и получит выговор от сурового и непреклонного преподавателя Кима, и это в лучшем случае. В худшем же — его исключат, чего “ответственный” альфа допустить никак не мог.       Как только транспорт подъезжает, как обычно с весьма значительной задержкой, и открывает перед озябшим Сехуном двери, парень тут же вваливается, синими на кончиках пальцами роясь в кармане легкой куртки, совсем не зимней, нащупывая проездную карточку, после чего прижимает ее к автомату и входит в пустой салон. Плюхаясь на свободное место у окна, Сехун втыкает в себя белые наушники, абстрагировавшись от всего, что его окружало, и прикрывает глаза.       Ехать полтора часа, и он уже точно опоздает. Альфа нервно дергает ногой, прослушивая очередную, недавно полюбившую песню несколько раз, и только лишь после пятого повтора успокаивается, посмотрев на ситуацию с другой стороны. Ему становиться как-то все равно, потому что староста прикроет. Староста всегда прикрывал в такие чрезвычайные ситуации, хоть эти двое не особо-то между собой и ладили. Вернее, они даже не общались. И хоть омега и делал такое одолжение своему одногруппнику, нельзя было каждый раз полагаться только лишь на него, потому что, мало ли что: позавчера помог, вчера опять же выручил, а сегодня возьмет и отвернется, потому что ему это надоест. Вот только Сехун в этом сильно сомневался, так как прекрасно знал о тайных влечениях и чувствах, испытываемых старостой.       Троллейбус останавливается ровно напротив университета. Парень выходит через заднюю дверь и поспешно шагает к зданию, издалека замечая свою параллельную группу, разбившуюся на небольшие компании, каждая из которых курит, увлеченно о чем-то разговаривая, и явно веселится. Ещё бы, у них первым уроком физкультура, а на нее, обычно, мало кто ходит. Кто-то из парней машет Сехуну рукой, пока тот проносится мимо, на что альфа отвечает тем же и входит в теплое помещение, снимая с головы мокрую шапку и машинально запихивая ее в рюкзак.       Уже поднимаясь по ступеням, Сехун слышит этот строгий голос преподавателя, доносящийся из университетской аудитории третьего этажа, и обреченно закатывает глаза. Учитель как всегда не в духе. Альфа несколько минут стоит у двери, мнется, выжидая подходящего момента, а затем незаметно входит, как только мужчина отворачивается к доске, записывая в верхнем углу название темы.       Особого внимания к себе от своих “любимых” одногруппников Сехун не привлек, да и всем, если честно, было как-то поебать на опоздавшего, поэтому они лишь без всякого интереса, да и вообще без какой-либо эмоции, взглянули на подкрадывающегося к своему месту парню, а после уставились вновь на преподавателя, распинающегося тут перед ними с новой темой.       И лишь Лухан продолжал глядеть на парня своими большими, ореховыми глазами, глубоко вдыхая через курносый носик появившейся в аудитории мятный аромат, исходящий от его любимого альфы, и даже на пару секунд закатил от удовольствия глаза, но резко распахнул и густо покраснел, как только услышал этот не менее приятный голос возле своего ушка.       — Малой, не записывай меня, по братски. — хлопнув Лухана по плечу дважды, бросает Сехун старосте и, прячась от все еще повернутого к доске преподавателя Кима, совсем не специально скрипящего белым мелом по гладкой, зеленой поверхности, бесшумно садится за последнюю парту, якобы он там и сидел с самого начала. И не важно, что прошло уже минут как двадцать.       Лухан молча смотрит альфе вслед, недовольно покусывая свои, и без того измученные губы и глубоко вдыхая его аромат, после чего, нехотя отрывается от предмета своего воздыхания и утыкается в белый листок перед собой. Берет в правую руку синюю, шариковую ручку, совсем тихонечко постукивая ею по столу, и думает, как бы поступить...       Каждый раз Сехун отделывается от наказания подобным образом, в то время, как от остальных безжалостно избавляются, исключая. Все потому что Сехун знает, что Лухан любит его и прикроет, если тому понадобится. Этим и пользуется на протяжении полугода. А Лухан страдает, потому что альфа еще ни разу не отплатил омеге чем-то хорошим, даже не поблагодарил. А должен? С другой стороны, они ведь даже не друзья... Тогда почему Лухан должен помогать этому человеку, если второй и вовсе не ценит его заботу и, в каком-то смысле, любовь?       Именно этот факт и послужил причиной своеволия Лухана, который, проигнорировав просьбу одногруппника, вписал имя Сехуна в “опоздавшие”, хоть тот и просил его этого не делать...       Чуть позже омега отдает листок с шестью вписанными на нем именами учителю и возвращается обратно на место, недоброжелательно взглянув на довольного, ни о чем не догадывающегося, одногруппника. Преподаватель Ким тут же пробегается по нему глазами, поправляя очки, после чего откладывает в сторону и, грозно скрестив руки на груди, хмурится и смотрит на ученика за последней партой, прячущегося за спинами впереди сидящих. Имя Сехуна из всего списка его зацепило больше остальных.       — О Сехун, Вам не кажется, что Вы начали забываться, где находитесь? Это уже шестое опоздание за пол семестра, и я уже не говорю о четырех прогулах!       Альфа вздрагивает, как только мужчина произносит его имя, а сердце парня на секунду замирает.       — Почему шестое?! — тут же возмущается он, вскакивая со своего места. — Я только сегодня опоздал! И когда это я прогуливал?!       — Вы считаете меня совсем слепым? По Вашему я не замечаю, как за последней партой, чуть ли не каждое мое занятие, каким-то волшебным образом появляется ученик?       Сехун краем глазом смотрит на Лухана, нервно сглатывая ком, вставший поперек горла, а затем вновь на преподавателя, который так старательно при всей группе отчитывал альфу. Сжимая и разжимая напряженные кулаки под партой, похрустывая костяшками, и немного краснея от высказываний учителя Кима в свой адрес, что он — лодырь, бездельник, прогульщик и ни коем образом не сдаст в конце семестра сессии, Сехуна переполняла яростная злоба, и в первую очередь на старосту, подставившего своего одногруппника. Зачем он это сделал — альфа искренне не понимал, потому что еще вчера ловил на себе его влюбленные взгляды. Хрен поймешь этих омег!       — Что бы сегодня вечером ко мне зашли твои родители. Будем решать вопрос об отчислении. С меня довольно.       — П-понял. — тихо отвечает студент, прикрывая глаза и проклиная про себя омегу, сидящего за первой партой.       На протяжении всей лекции, Сехун не сводил своих мятежных глаз с Лухана, скалил зубы и играл желваками на скулах, откровенно напрягая этим младшего и заставляя того слегка вжать голову в плечи, что бы хоть как-то спрятаться, потому что даже сидя в противоположных концах аудитории, омега чувствовал этот пронзительный и гнетущий взгляд альфы на себе, и ему от этого становилось дурно.       Тело охватывала легкая дрожь, подобно липкой, незаметной паутине, а дыхание учащалось, набатом отдавая в виски и сбивая мальчишку с толку. Он неподвижно сидел за партой, тупо уставившись в одну точку, и лихорадочно представлял в своих похотливых мыслях, как уже сегодня будет зажат желанным альфой в каком-нибудь темном коридоре, куда студенты, обычно, редко заглядывают, и от него настойчиво будут требовать объяснений, ну или, по крайней мере, извинений, хотя что они уже изменят?       Лухан роняет голову на парту, прижимаясь к холодной поверхности щекой и негромко, жалобно простанывает от подобных фантазий, смущенно жмурясь и пряча руки под столом, словно сдерживая свое нарастающее возбуждение в, и без того узких, штанах. Его голосок был на столько тих, что вряд ли бы кто-либо услышал, даже сидя за соседней партой, но вот Сехун, кажется, сразу же заметил “что-то не то”, в подозрительных движениях маленькой омежки, которая пробудила внутри альфы лишь злобу и ярость, не на шутку мутящие его здравый рассудок. Ему несомненно хотелось наказать этого мальчишку по самой жесткой программе.       Как только прозвенел звонок, Сехун лишь на минуту отвлекся от своего любимого Лухана на своего нелюбимого преподавателя, нудно диктующего домашнее задание, желательно листов так на десять, и записывающего номера страниц учебника на доске, какие требовалось прочитать до следующих лекций, а после того, как мужчина лет шестидесяти с чем-то просвятил: “Можете быть свободны”, альфа нетерпеливо обернулся к омеге и вслух зашипел от разочарования, увидев поспешно удаляющуюся в дверях спину.       Сехун разом закинул учебник с тетрадкой себе в рюкзак, забрасывая его на плечо, и кинулся вслед за омегой, вслед за его на редкость сильным и слащавым запахом облепихи, из-за которого альфе на секунду даже вскружило голову и пробудило животный аппетит. Ему с самого начала нравился этот аромат, но прежде, он, почему-то, был слабее... Течка? В таком случае, Лухану прямо сейчас следовало бы покинуть это безобидное место, внезапно ставшим для него самым опасным, и со всех ног рвануть к своей съемной квартире, чего, по сути, он и пытался добиться, не на шутку запаниковав, ведь парня, который бы смог защитить и уберечь его от других, изглодавших альф, у него не было.       Вот только этот Сехун, преследующий бедную омегу и бросающий ему вслед что-то грубое, только усугублял ситуацию и доставлял еще больший дискомфорт в штанах младшего, старающегося не вдыхать этот возбуждающий мятный аромат.       — Эй, — грубо зовет его Сехун, следуя за одногруппником и, отчетливо понимая, что тот не желает отзываться вовсе, хватает младшего за плечо и разворачивает к себе, на что слегка растерянная омега откидывает его руку и независимо пытается идти дальше, но Сехун не позволяет, тут же прижимая Лухана к стене и фиксируя его запястья по обе стороны от него, что бы уж наверняка не сбежал. — Стой, кому сказал. — старший глубоко вдыхает, удостоверившись в том, что омега и впрямь течет, и незаметно ухмыляется, понимая, чем это все может закончится.       Лухан, честно говоря, такого озлобленного и возбужденного альфу видел впервые, потому что вывести того из себя удавалось крайне редко, и нужно было действительно постараться, чтобы довести Сехуна до подобного срыва, ведь он обычно спокоен, сдержан и прекрасно владеет собой. И сейчас, по видимому, именно тот случай, когда младшему следовало бы отступить и извиниться за свое не обоснованное поведение, потому что Лухан не прав, он и сам это прекрасно осознавал, но продолжал имитировать недопонимание и очевидный похуизм на происходящее, в то время, как в его штанах уже становилось тесно, а облепиховый запах усиливался, от чего хотелось биться головой об стенку и желать, просить, умолять Сехуна о его огромном члене. Все потому что ему уже не терпится ощутить в себе чужую плоть, заполняющую его и дарующую блаженное удовлетворение, вот только так просто сдаваться он тоже не намерен.       — Чего, блять, пристал? — неуверенно и тихо язвит омега, вжимаясь в стенку и немного смущенно опуская голову вниз, чтобы вдруг в очередной раз не столкнуться с устрашающим взглядом его желаемого альфы, мятный запах лишь которого заставлял Лухана неосознанно дрожать, нервно сглатывая, а ноги сами собой подкашиваться.       Сехун не мог упустить подобной реакции омеги из виду и, сжав его запястья сильнее, просунул свое колено меж его дрожащих и смыкающихся ног, надавливая Лухану на возбужденный член, от чего тот прикусил губу, моментально окрасившись в бордовый и томно выдохнув прямо Сехуну в ключицу. Минуту назад он дерзил, а сейчас казался таким милым и беззащитным, что Сехун жаждал над ним поиздеваться дольше. Но это немного позже, ибо сейчас он хотел выяснить кое-что другое, что искренне огорчило его до глубины души. Да так сильно, что альфе не терпелось надавать тому пощечин, задушить собственными руками и надрать омеге задницу. В буквальном смысле.       — А хули ты это сделал, скажи мне пожалуйста? Захотелось испытать новых ощущений? Что ж, я тебе это устрою!       — Сделал что? — проигнорировав угрозы любимого альфы и подняв свои виноватые черные омуты глаз, невинно спросил Лухан, чувствуя, как на его горле затягивается петля, перекрывая проход воздуху. Скорее всего из-за страха, ведь Сехун не шутил. Сехун вообще никогда не шутил.       — Из-за тебя моих родителей вызвали к директору!       — Ну вызвали и вызвали, от меня-то ты чего хочешь?       Сехун ругнулся вслух, закатив глаза и сильнее надавив омеге между ног, от чего тот издал протяжный стон, постепенно сдаваясь, и невольно раздвинул ноги в стороны, позволяя альфе это делать с собой и дальше, потому что, черт возьми, это — Сехун, а ему можно все. Так думал течный омега, хотя в данный момент сложно было о чем-либо думать, кроме как мысленно желать альфу в себе... И он даже не сразу понял, что шептал эту просьбу вслух.       — Пиздец ты конечно... конченый... — грубит альфа, довольно ухмыльнувшись, а Лухан от этого жмурится, стиснув зубы, и уже кончить готов, потому что Сехун слишком близко и шепчет тому грубости прямо в ушко, нарочно возбуждая.       Внутри омеги все сжимается, а вот в джинсах — с точностью наоборот. Это доставляет дискомфорт и неимоверное желание сбросить с себя все разом. Лухан хнычет, наконец-таки прося прощения за то, что доставил Сехуну неприятности и обещает, что поговорит с преподавателем на эту тему, лишь бы альфа немедленно вошел в него и отымел жестоко, ибо уже нет сил терпеть. Смело. Однако, учитывая в каком критическом положении сейчас находился Лухан, подобные просьбы можно было понять...       Сехун воспринимает это как признание. Хотя уже давно догадывался, что этот парень к нему явно неровно дышит. Это было очевидно с самого первого дня его здесь появления: эти взгляды украдкой, эти ничтожные попытки заговорить с альфой, эти походы посреди лекций в туалет, где он задерживался минут по пятнадцать, а бывало, даже, и больше. Все это выглядело ужасно нелепо, но в то же время и забавно, особенно тот факт, что Лухан даже и не догадывался о взаимных к нему чувствах Сехуна. Удивительно, как старшему до сих пор удавалось контролировать и сдерживать свою любовь перед таким сладким, облепиховым соблазном?       Лухан ловит воздух губами, приглушенно постанывая от нежных прикосновений в шею, дыша часто-часто, после чего чувствует на своих губах чужие. Вернее, нет. Родные. Они грубо кусают его, оттягивая нижнюю губу омеги и проникая языком внутрь горячего и влажного рта, царствуя внутри него независимо и неумолимо, изучающе. Лухан сжимает рубашку Сехуна, задыхаясь и моля старшего о глотке воздуха, но тот не останавливается, сжимая в своей ладони светлые волосы омеги и оттягивая их куда-то вниз, отчего тому приходиться задирать голову и мычать от боли.       Обсосав губы младшего чуть ли не до посинения, Сехун вновь спускается к шее, оставляя на нежной и безупречной коже засосы свекольного цвета и покусывает выпирающие косточки ключицы, от чего омега томно выдыхает, прогибаясь на встречу Сехуну и так по-блядски подставляя свое тело под поцелуи.       — Сехун, Сехун, пожалуйста... — омега уже был на пределе, вплотную прижимаясь к старшему и потирая свой натянутый бугорок ткани о его бедро, а вот альфа, похоже, только начинал, и торопиться не думал и вовсе, потому что Сехуну это нравится. Он специально тянет время и делает все нерасторопно, хотя самому уже невтерпеж. Но ведь он должен хоть как-то наказать младшенького?       — Если ты извинишься как следует, то... — альфа опускается к ушку Лухана, тихо нашептывая и задевая раковину кончиком языка, заставляя младшего задыхаться от усиленого сердцебиения и скулить. — ...То я, так и быть, трахну тебя.       Лухан всегда был безумно чувствительным к подобным прикосновениям: его слабые места были усыпаны по всему телу, но касания Сехуна были чем-то отдельным, а то и вовсе неземным. Один лишь безобидный поцелуй заставлял младшего дрожать, внизу намокать, а стояк в штанах пульсировать, прося немедленной разрядки.       — Что мне сделать? — стонет Лухан, пьяно и умоляюще смотря в хищные глаза одногрупнику, по которым можно было догодаться обо всем и без лишних слов. “На колени.”       Лухан повинуется, податливо опускаясь вниз, а Сехун, параллельно этому, расстегивает неподдающуюся ширинку, приспуская свои черные джинсы вместе с боксерами, и смотрит на маленького Лухана сверху вниз так властно и доминирующе, что новая волна возбуждения накрывает обоих с ног до головы.       Омега нерешительно обхватывает головку губами, помещая ее в ротик, и жадно проводит по ней своим горячим языком, после чего, очень старательно, заглатывает во всю длину и, неожиданно не только для себя, но и для слегка приохуевшего альфы, давится и громко кашляет.       — П-прости... — Лухан краснеет пуще не куда: ему так стыдно, что он сквозь землю готов был провалиться. — Пожалуйста, прости...       — Это твой первый опыт? — удивленно спрашивает Сехун, меняя выражение лица на более поощрительное и слегка выгибая левую бровь, на что Лухан согласно кивает, смущаясь еще больше и пряча большие глаза за светлой челкой. — Почему ты... я думал... ах-х... — не успевает альфа договорить, как Лухан вновь упирается цепкими ручками в накаченные ноги старшего и продолжает начатое, стараясь на этот раз гораздо усерднее и пытаясь предоставить своему любимому хоть капельку наслаждения и удовольствия, но получалось у него это, мягко говоря, хуево.       Младший постоянно задевал зубами, заставляя альфу ругаться вслух и жмуриться, подавляя в себе страдальческие стоны, от чего Лухан весь трясся и краснел-краснел-краснел, потому что, черт возьми, ну кто в его возрасте и не умеет делать подобные вещи?       — Довольно. — шипит Сехун от дикой боли и, смирившись с тем, что придется в следующий раз учить мальчишку этому делу, поднимает омегу на ноги, грубо вжимает того в стенку и разворачивает спиной к себе.       Хорошенько шлепнув его по заднице, отчего Лухан вздрагивает и всхлипывает, Сехун стягивает с него эти узкие джинсы вместе с бельем, и еще раз ошпаривает омегу звонким шлепком по правой ягодице, после чего по левой, и так чередуя. Младший лишь коротко стонет, иногда заглушено вскрикивая, боясь, что кто-то может услышать, и впивает свои коротенькие ноготки в белую, бетонную стену, принимая шлепки. И даже после девятого и десятого удара, с каждым разом заметно набирающего силу, омега не показывает свое недовольство, потому что знает, что в очередной раз виноват и что заслуживает подобной порки.       Хоть и больно, но не сказать, что Лухану не нравилось. Просто это выглядело чересчур унизительно: сначала у него не получилось отсосать самому дорогому ему человеку, а сейчас его “наказывают”, как какого-то провинившегося школьника, который приволок с собой двойку в дом, где его поджидал строгий папочка.       Лухан жмурится, моля про себя Всевышнего, чтобы этот позор прекратился, но еще больше он желал, с самого начала и до сих пор, чтобы Сехун вошел в него. Наверное именно поэтому, когда альфа прервал свое насилие, омега начал тереться своей попой о твердый член альфы, упирающийся ему меж ягодиц, даже несмотря на адское жжение. Как бы намекая, чему альфа еле-заметно ухмыльнулся, однако, тянуть время и дразнить жалкую омегу больше не стал.       Разведя две, не хило так покрасневшее, половинки в стороны, открывая вид на сжимающуюся дырочку, Сехун резко просунул в нее средний палец, затем второй и даже третий, отчего Лухан тихонько и сладостно застонал и прикрыл глаза от долгожданного наслаждения. Внутри омеги влажно, скользко, и самое главное: так свободно...       — Ты растягиваешь себя? — разводя пальцы внутри парня в стороны, спрашивает Сехун.       — Д-да... ах-х... — прижимаясь пылающей щекой к холодному бетону, выдыхает Лухан, и кажется, будто бы эта фраза выбивает ему весь воздух из легких, потому что он тут же начинает глотать новую порцию кислорода, не размыкая век.       — Как давно? — томно шепчет Сехун в самое ушко младшему, продолжая двигать пальчиками внутри омеги, на что тот нервно сглатывает, потому что, мать его, достаточно давно, но как сказать об этом альфе — не представляет.       — Как только... м-мхх... увидел тебя...       — Вот оно что, — Сехун вытаскивает мокрые пальчики из горячего ануса, достаточно растянутого, сменяя их на свой возбужденный член. — Что ж, этим ты облегчил мне задачу.       Толчок, и в маленькой, захламленной уборной раздается громкий стон, длиной в несколько секунд. Лухан даже не сразу понимает, от кого он раздался: такой охрипший и пронзительный. Как ни как, а член Сехуна больше каких-то там пальчиков раза в три, поэтому боль чувствовалась, но до одури приятная. Лухан еще никогда не испытывал ничего подобного, а Сехун позволил ему это испытать, и не только ему, но и себе, сразу же толкаясь грубо и безжалостно в самую простату.       Внутри омеги чертовски тесно и жарко. Стенки ануса плотно сжимают половой орган альфы и, в буквальном смысле, поглощают его в себя, даря нереальное наслаждение. Не то, что Лухан пытался подарить, неумело отсасывая, а на много приятнее.       — Пожалуйста, быстрее... — лишь единственная фраза омеги сносит Сехуну крышу окончательно и он начинает набирать темп, ускоряться и вдалбивается в хрупкое тело во всю длину, вслушиваясь в нескончаемые крики и стоны младшего, толкающегося навстречу и крутящего бедрами пошло, самостоятельно насаживаясь, что так же не ускользает от взора альфы и его это чертовски возбуждает. — Сеху-у-уун... пожалуйста-аах-х...       Как только старший слышит неожиданный всхлип со стороны младшего, то тут же замедляется, при всем при том зная, что еще чуть-чуть и он дойдет до пика, как и сам Лухан.       Увидев эти закатывающиеся от удовольствия глаза напротив, часто вздымающуюся и опускающуюся грудь, из которой доносятся протяжные и громкие стоны, Сехун хватается за твердый член Лухана и, плотно сжимая его, начинает дрочить в такт своим движением, от чего омега жмурится и скулит еще громче, лихорадочно проговаривая, что-то вроде: “Я сейчас кончу!”.       Толчок. Еще один, другой, по комочку нервов, и вязкая, липкая жидкость омеги оказывается на животе альфы, в тот момент, когда второй заполняет его своим семенем изнутри. Лухан хнычет, завершая этот прекрасный “дуэт” своим пронзительным стоном прямо в покусанные губы своему любимому парню, после чего обессилено падает в его крепкие объятия.

***

      — Сехун, я люблю тебя. — робко поцеловав альфу в щечку, промурлыкал Лухан, словно довольный, сытый кот.       — Тогда зачем подставил?       — Не знаю... — на секунду задумался младший, засмотревшись в окно, наблюдая за головокружительным снегопадом. — Хотел, что бы ты наконец-таки обратил на меня внимание.       Сехун улыбнулся. Еще сегодня утром, холодным, январским утром, по пути в университет, сидя в пустом троллейбусе и слушая в наушниках любимую музыку, он и представить себе не мог, что в конце учебного дня будет сидеть вот так вот в обнимку со своей любимой омегой и шептаться с ней о любви.       — Оно и без того полностью уделено тебе. Просто ты никогда не замечал. Глупый. — сознается Сехун, целуя сладкие губы Лухана в ответ.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.