Мерцание

После знакомства с Ванитасом Ной уяснил, что люди до неправдоподобия хрупкие. Стоит им легонько удариться или чуть-чуть порезаться, как они теряют силы и контроль над собой, могут даже умереть. Удивительно, как вообще дотягивают до старости. Впрочем, Ванитас явно не собирается дожить до преклонного возраста. Он не бережет себя, будто и не человек, и не боится смерти. Но у него, как и у всех людей, совсем мало сил. И долго не затягиваются раны. Ной смотрит на лицо Ванитаса, залитое кровью, а она все капает, капает. Не останавливается, будто всерьез задалась целью унести жизнь вниз, за собой. — Ты чего пялишься на меня? — спрашивает тот: беззлобно, устало. — Не задирай нос, — говорит Ной. — Очень ты мне нужен. — Нет, я даже не про сейчас. Ты постоянно пялишься. Возразить нечего: Ной и правда не сводит глаз с Ванитаса — с тех самых пор, как захотел его понять. Но все напрасно. Тот неразличим, спрятан за завесой смеха и безрассудных поступков. И что делать? Начнешь расспрашивать — уклонится от ответа, обратит все в шутку, а то еще и скажет что-то резкое, обидное. Ной хорошо воспитан и со всеми старается быть вежливым, но с Ванитасом почему-то не получается: даже до драки дойти недолго. Лучше молчать и наблюдать. И Ной наблюдает: как Ванитас ест, спит, улыбается. Как отодвигает сладкое в сторону и морщит нос. Как сопит во сне, беззащитный, словно ребенок. Как легко рассыпает смех, порой больше похожий на истерику. И сейчас Ной смотрит, как Ванитас, измученный морально и физически, пытается промыть рану на виске. Ной хотел бы помочь, но боится влезть без дозволения и получить сопротивление вместо благодарности. — Я лишь пытаюсь понять, что ты за человек, — уклончиво говорит он. — Не надо меня понимать. Просто помогай мне по мере возможности. Ной вспоминает, как Ванитас сказал, что не собирается знаться с тем, кто полюбит его. Тогда эти слова почему-то укололи сердце, да и сейчас не забылись: всплыли в памяти, готовенькие, неприятные, как наждак. Ной морщится. Ему одиноко, у него совсем нет друзей, если не считать Доминик. А Ванитас к тому же вызывает внутри неумолчное тревожное чувство, задевает беззащитностью своей, неосторожностью. Не разобрать, чего в Ное больше — недоумения, раздражения, восхищения? Ванитас взбивает подушку и с блаженным видом откидывается назад. Выдыхает, шумно и нервно. В умирающем свете дня его лицо изжелта-бледное, глаза — синие тени. — Поспи немного, — предлагает Ной. — Я не буду шуметь. Поднявшись с места, идет задернуть занавеси. Ванитас молча переворачивается на бок; волосы путаются на подушке. Он так устал, что даже не разделся, да и рану промыл плохо, забыл перевязать. Крахмальная наволочка рдеет, подмигивает нахальным пятном. Сердце ноет. Но отчего? Сейчас разбудить бы Ванитаса, умыть, привести в порядок, а потом уложить обратно. Заставить спать дня три подряд. У него слишком беспокойный нрав, а между тем ему нужно хорошо отдохнуть. Ной вздыхает, подбирает в изножье одеяло и укрывает Ванитаса. Касается щеки, шеи, худого плеча. Тронь — переломится. Все равно что иметь дело с хрустальной посудой. Ванитас бы разозлился, если б подслушал эти мысли. Ему хочется быть на равных с Ноем, и он до последнего не жалуется на боль и усталость. Но долго ли так будет продолжаться? А если однажды он исчезнет, вывернется, сбежит, скажет: «Ты мне больше не нужен», — что будет делать Ной, с чем останется? С дырой в сердце? Да нет, ничего подобного. Всего лишь закончится яркое приключение, связавшее их. Из жизни уйдут сумбур и безумие. Ванитас не хочет, чтобы его любили, но напрасно он пытался оттолкнуть Ноя: тут нечего опасаться. Недоумение, раздражение, восхищение — это все. Никакой привязанности. Как посмотреть спектакль в театре, на два часа забыться, а затем выйти на воздух, в настоящую жизнь. Вспомнить, что она необязательно волнующа и красива. Забыть через час и о представлении, и о главном герое, который сейчас дремлет, непривычно тихий, измотанный. И вовсе не хочется обнять его и пожалеть. И наблюдать за ним тянет не от нежности, а из любопытства. И сам он для Ноя не свет — лишь мерцание. Подступают вечерние тени. Ной чувствует одиночество.