Неудачный день для спора

Воскресенье Хаяма удрал на работу раньше него. Это было... странно и нетипично. Хотя Изуки всегда считал: существует некая стремящаяся к нулю вероятность, что однажды в Хаяме проснется ответственный человек. Хотя бы ненадолго. Дверь хлопнула снова. — Рюкзак забыл, — Хаяма метнулся обратно в спальню. — Ключи, телефон, документы, бумажник, — напомнил Изуки, загружая посудомойку. Хаяма зевнул и чертыхнулся, опять возвращаясь с порога. Очевидно, за бумажником. — А где... — донесся через несколько секунд его растерянный голос. Изуки вздохнул и пошел показывать. Вместе они нашли пропажу на дне рюкзака. Поцелуя в награду Изуки не дождался. — Все в порядке? — он прислонился к косяку, наблюдая, как Хаяма вбивает ноги в кроссовки. Удивительно деструктивно. — Конечно! — Хаяма вскинул заспанный взгляд. Улыбнулся. Изуки был уверен: сейчас его поцелуют, даже шагнул вперед. — До вечера! Дверь хлопнула. Изуки показалось, что из-под кроссовок Хаямы вырываются маленькие колкие молнии. Слишком стремительно и странно. По дороге на работу Изуки складывал в голове что-то из этих слов и из выражений лица Хаямы. Повертел в пальцах телефон и все-таки не выдержал. «Котаро вел себя очень стреманно. Вы не поссорились?» Ответ пришел минут через пятнадцать: Мибучи, очевидно, уже добрался до дома. «Мы поспорили. Рассказать?» «Я расспрошу его, — Изуки чуть не пропустил свой этаж в лифте и набирал остаток письма уже на ходу, — надеюсь, это не что-то совсем неприличное. Прости, что побеспокоил. Добрых снов?» В ответном эмотиконе можно было увидеть все что угодно. И совсем неприличное, и совсем невинное, все варианты в этом диапазоне. Изуки посмотрел на сердечко, завершающее сообщение. К экрану телефона в этом месте прилипла пылинка, и казалось, что у сердечка есть клык. Хотелось написать Хаяме, что он уже в курсе спора. С другой стороны, куда интереснее было бы спросить прямо. Несчастное письмо — «Я все знаю. Готовься!» — Изуки так и не отправил. А вечером удалил и из черновиков. У него был тяжелый эфир, голову немного кружило, и в таком состоянии ничего не стоило сделать глупость. Вместо глупостей Изуки чинно доехал до дома. В электричке он прижался ноющим виском к холодному стеклу и закрыл глаза, давая им отдохнуть. Спать хотелось смертельно. Чтобы не задремать, Изуки думал про расписание. Завтра выходной у Хаямы. А у самого Изуки летучка и чужой утренний эфир. И свой вечерний. Лучше прямо сегодня сказать Хаяме, чтобы ложился сразу, не ждал. Расписание плыло некрасивыми красными и черными кляксами. Почти-выходной Изуки, когда можно поехать на работу после полудня — и двенадцатичасовая смена Хаямы. Еще одна его смена в тот день, когда Изуки без вечернего эфира. Изуки со вздохом уткнулся в стекло лбом. Зажмурился от ярко-зеленой вспышки вывески и вдруг понял: а ведь потом у них будет один выходной на двоих. Что это будет, четверг? Хороший день. Выходя на своей станции, Изуки с сожалением понял, что еще только воскресенье. С Хаямой они столкнулись в дверях. Изуки успел только разуться, когда дверь за спиной хлопнула. А он даже шагов не слышал. Хаяма тоже удивился. Замер, будто споткнувшись. Изуки ощутил его руки на своих боках, со вздохом выпрямился и откинулся на грудь. Хаяма часто дышал, как после бега. — Ты поздно, — он недовольно поморщился. Теплые сухие губы прижались к виску, и Изуки вздохнул. Боль вспыхнула ярко-ярко, а потом забилась глубже, испуганная легкими поцелуями. Изуки выровнял дыхание, развернулся в руках Хаямы и толкнул его к двери. Кажется, нужно было что-то спросить. Или нет? — И завтра буду поздно, — вместо этого сказал Изуки. Он не понимал, что не так. Разговаривать в прихожей было непривычно. Прихожая — обычно — была для другого. Слишком мало воздуха и пространства, чтобы тратить на разговоры. У Хаямы дрогнула нижняя губа. Изуки прихватил ее зубами, не удержавшись. Спустя секунду все стало правильно. Целуясь, они постаскивали друг с друга верхнюю одежду и попытались дойти до спальни, но застряли спустя несколько шагов. Дыхания не хватало, и они просто стояли, прижавшись друг к другу так, что губами касались тоже. Твердые пальцы Хаямы уверенно массировали затылок. Он попытался улыбнуться. Изуки поймал кончиком языка поползший вверх уголок рта, прикушенную множество раз нижнюю губу. Хаяма тихо, глухо рыкнул и вдруг шагнул назад, не убирая руки. — Ты ведь завтра в пять встанешь? — он облизнулся — они облизнулись одновременно, запоздало понял Изуки. — Не успеешь выспаться, Шун. Это была фраза Изуки. Услышать ее от Хаямы… — Кажется, я заразил тебя здравомыслием, — заключил Изуки. — Нужно быть осторожнее с укусами. Он коснулся бока Хаямы, обводя следы своих зубов. Позавчера они проверяли, боится ли Хаяма щекотки. — Я просто повзрослел, — Хаяма ухмыльнулся, перехватив руку. — Пошли спать. На всякий случай Изуки проверил его температуру. Обычно Хаяма вел себя нетипично, когда простывал или ссорился с Мибучи. И то, и другое, случалось с ним очень редко, но все же было вероятно. Засыпая под мерное дыхание над ухом, Изуки вспомнил, что хотел спросить про спор. Это могло подождать, решил он, прижимаясь к теплому Хаяме поудобнее. До завтра. Понедельник Хаяма обычно просыпался от будильника Изуки, лез с поцелуями и очень мешал собираться. Но вчера, похоже, смена вымотала его сильнее обычного. Когда Изуки наконец справился с будильником, Хаяма только перевернулся на другой бок, натягивая на себя второе одеяло тоже. Изуки потрепал его по волосам и заставил себя подняться. Ему казалось, что он все еще спит. Просто сон очень реалистичный. Такие ведь бывают? Домашние дела, дорога на работу, работа, и все это за десять минут между первым и вторым будильником. Изуки открыл глаза после третьей чашки кофе и обнаружил себя на рабочем месте. Из блокнота смотрела перекошенная рожица. Она была нарисована прямо поверх безусловно важных слов шефа. Коллеги смотрели кто понимающе, кто безразлично. Изуки допил кофе, заглянул в распечатки по эфиру и порезался первым же листом. Кровь набухла на подушечке пальца, пока он заторможенно пытался это осознать. Кажется, сном происходящее не было. Изуки промокнул палец углом распечатки. Клякса вышла красивая, яркая, Изуки даже не стал пытаться ее оттереть. До конца дня он порезался еще два раза. То ли от усталости, то ли от этих мелких неудач вернулось заброшенное чувство неуверенности. Если бы была возможность, Изуки бы отказался от эфира и поехал домой отсыпаться. В электричке он дремал, просыпаясь на каждой станции. Все равно чуть не проехал свою, а вывалившись на платформу, не сразу понял, что вышел на нужной. Напротив вагона стоял стоял Хаяма. Изуки решил, что он все-таки спит, и ему только предстоит рабочий день, и мысленно ужаснулся. Хаяма заметил его, улыбнулся, и наваждение прошло. — Опять спишь, — без сожаления сказал Хаяма, взяв Изуки за локоть. Они потерялись между станцией и домом. Изуки щурился на фонари и уже не пытался их считать. Календарь барахлил, и он никак не мог вспомнить, какой завтра день. Важная запись мигала красным, но Изуки не хватало сосредоточенности ее прочитать. — Шу-у-ун, — прошептал Хаяма прямо в ухо. — Скажи что-нибудь, ты меня пугаешь. — Я тебя сню, ты не можешь меня пугаться, — Изуки попытался назидательно поднять палец. Застрявшая на локтях рубашка помешала. — Сни-сни, — пробормотал Хаяма и потянул ее ниже. Ткань затрещала. Тело было как чужое. Изуки снова зажмурился. Он чувствовал запах пригоревшего кофе, еще сильнее, чем запах Хаямы. Интересно, придется завтра отмывать плиту? Хаяма наконец справился с его рубашкой. Изуки поймал его освободившейся рукой за воротник футболки и попытался строго посмотреть. Хаяма заинтересованно моргнул. Изуки засмотрелся на его ресницы и не сразу вспомнил, что хотел сказать. — Ты о чем-то поспорил с Лео. Хаяма зажмурился с таким видом, будто ему предложили что-то из смертельного арсенала кулинарии Рико. Под щекой оказалась прохладная подушка, и Изуки закрыл глаза. На секунду. Эфиры, порезанные пальцы, много-много текста — и тут же Хаяма на станции, какая-то тайна. Это поэтому Изуки его не сразу узнал. Тайнотаро. Хаяма хихикнул в ухо, а потом поцеловал. Или это уже снилось. Или еще снилось. Вторник Будильником Хаяме служила тихая, нежная мелодия. Изуки под нее дремал. Спать было невозможно. Хаяма рядом крутился, раздраженный звуком, еще не проснувшись. Он выбирался из кровати во время третьего повтора. Выключал музыку, и Изуки засыпал дальше под его шаги. Смутным чувством беспокойства его выбросило из сна. Беспокойство разбилось о взгляд наклонившегося Хаямы. Его теплая ладонь лежала на подушке совсем рядом с щекой Изуки, не касаясь. Неподъемно-тяжелая голова отказывалась двигаться. Изуки вздохнул — они с Хаямой вздохнули одновременно. — Спор, — Изуки вспомнил, на чем отрубился вчера. Горло совсем пересохло, он с трудом сглотнул. — Даже не «доброе утро»? Или там «ты меня целовал только что»? Где твоя хваленая наблюдательность? — Хаяма возмущенно куснул его за подбородок и буднично продолжил: — У меня ночная смена на Танабату выпала. Я предложил сестренке поменяться. — Это жестоко, — Изуки закинул руку ему на шею, обвел пальцами выступающие позвонки. — А ты что, меня целовал только что? — Ему все равно не с кем пойти, — объявил Хаяма, боднув плечо Изуки. — А у тебя выходной. А сейчас ты так спал… Изуки уловил его судорожный вздох и пропустил свой, когда Хаяма упал сверху, привычно придавив. Потерся щекой о щеку. Изуки кожей чувствовал его довольную улыбку. — Ну и мы поспорили, — Хаяма поднял голову, потом и сам приподнялся, опираясь на руки. Его взгляд так и лучился торжеством. — И какое условие ты выполняешь? Включить заботливость? — Изуки щелкнул его по носу. — Почти, — Хаяма зажмурился, но это не помешало ему поймать Изуки за руку и прикусить пальцы. — Тебе что-то не нравится? — Что ты целуешь меня, не разбудив. Компенсируй, — Изуки провел большим пальцем по его подбородку. Хаяма сжал зубы сильнее. Будто это было состязание, кто кого переупрямит. Не совсем то, что можно ожидать после того, как тебя разбудили поцелуями. Или пристальным взглядом. — Мне ведь не понравится предмет вашего спора, да? — Изуки осторожно потянул руку на себя. Хаяма наклонялся тоже, медленно-медленно. И неотвратимо. — Скорее всего, — согласился Хаяма, разжимая зубы. — Я тебе потом скажу, ладно? Когда выиграю. Они подались друг к другу одновременно. Хаяма на вкус был как немного сбежавший кофе. Изуки хорошо его распробовал: поцелуй вышел неожиданно медленный, будто сонный. — Опоздаю! — Хаяма попытался отстраниться, Изуки едва успел поймать его за плечи и поцеловать снова. Хаяма вывернулся, взъерошил ему волосы, откинув ладонью челку, и вдруг прижался губами к губам. Совсем легко, это даже поцелуем назвать было нельзя. Задремывать под лихорадочные сборы в прихожей было очень спокойно. Даже медленно перекатывающиеся в голове мысли не мешали. А ведь послезавтра выходной у них обоих. Идеальный выходной уже давно состоял всего из двух компонентов: много сна и много Хаямы. Можно одного Хаяму. И все-таки, на что они поспорили? Хаяма наверняка свое «сестренке не с кем пойти» мог в лицо Мибучи выдать. Хорошо, что после этого они всего лишь заключили пари, а не поссорились. Не стоит ли извиниться за Хаяму? Обычно он справлялся сам, особенно когда понимал, что сорвавшиеся с языка слова какие-то неправильные. Но Изуки чувствовал себя в долгу перед Мибучи. В конце концов, его собственный лучший друг при упоминаниях Хаямы превращался в очкового дракона, плюющегося негодованием. Лучший друг Хаямы общался с Изуки так, будто они тоже были давними друзьями. И если Хаяма его как-то обидел… С Мибучи и Хаямы сонные мысли перескочили на одного Хаяму. Изуки удивленно понял, что последние два дня Хаяма держал руки при себе. И Изуки не хватало его прикосновений. Когда они были вдвоем, как бы сильно они не были вымотаны, они всегда были на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Даже ближе. А тут… Когда Изуки открыл глаза со звонком будильника, он был практически уверен, что знает, что там был за спор. Собираясь на работу, Изуки не мог решить, у кого уточнять. Хаяма не любил писать сообщения, так что наверняка позвонил бы в ответ. Изуки представил его голос, виновато-несчастный, и в то же время непоколебимо уверенный, что все Хаяма делал правильно… Нет, пожалуй, этот голос нужно отложить до вечера. Когда они наконец будут одни. Изуки сбросил свою догадку на почту Мибучи, выходя из дома. Скорого ответа можно было не ждать, тот наверняка сейчас спал после смены. Изуки забросил телефон в карман и позволил рабочей суете увлечь себя. Кляксы крови на вчерашних документах казались ненастоящими. И вчерашние переживания, что он может не справиться — тоже. В квартире было тихо и темно. Изуки на ощупь собрал разбросанные по прихожей кроссовки Хаямы, поставил их на место. Чуть не запнулся о брошенный рюкзак, но вовремя перешагнул. В глубине квартиры шуршал душ, и Изуки пошел на звук. Несильно толкнул дверь, открывая, и зажмурился от яркого света. От Хаямы тоже надо было бы зажмуриться — он был слишком ярким, как вспышка. Только било не в глаза, а сразу в мозг. Изуки тихо выдохнул, опасаясь шевелиться. Хаяма его пока не заметил. Он стоял, уткнувшись в стену, так что Изуки было видно только спину. Длинный белый шрам шел по левой лопатке вниз — Хаяма рассказывал, в детстве неудачно упал. Еще один, более темный, вился по боку. Два года назад Хаяму подвело альпинистское снаряжение. Подушечки пальцев закололо. Нужно было срочно дотронуться до Хаямы, пересчитать знакомые шрамы, найти новые синяки. Изуки сделал шаг вперед. Хаяма оттолкнулся от стенки, прислонился к противоположной, запрокинув голову. Намокшая челка падала ему на глаза, превращая Хаяму в кого-то непривычного. Пришедшую в голову мысль, что можно было бы в это сыграть: в случайное знакомство соседей, или в не рассчитавшего время вора и хозяина квартиры, или еще во что-нибудь похожее, Изуки отложил. Хаяма откинул челку с лица. Его рука, задержавшись на правом плече — Хаяма не так давно умудрился вывихнуть руку и иногда берег ее — опустилась ниже, накрыла стоящий член. Изуки с трудом выдохнул. Кашлянул, прочищая горло. — Не возражаешь, если я присоединюсь? — пуговицы на воротнике не поддавались. Хаяма вздрогнул, открыл глаза и уставился на Изуки так, будто впервые его видел — и не узнавал. Растерянный взгляд уже плыл от возбуждения, Хаяма щурился, будто кот на свет. — Я сам справлюсь, — наконец выпалил он. Изуки недоверчиво хмыкнул. Пуговица наконец поддалась, и все остальные тоже. Он стащил с себя рубашку, кинул ее в корзину для грязного белья. Хаяма все еще стоял, замерев под струями водой. — Точно-точно? — уточнил Изуки, протянув руку к его ладони — свой член Хаяма так и не отпустил. Хаяма так сжал его запястье, что было почти больно. — Я сейчас уже не соображаю, прости, — затараторил он. — Десять минут. Я закончу и все объясню. Пожалуйста, Шун? Изуки вздохнул. Погладил его по щеке свободной рукой. Он понимал, что сейчас может попросить у Хаямы все, что захочется. Тот не откажет. — Иногда я радуюсь, что ты не подсел на всякие тотализаторы. А потом ты влипаешь в какой-то совершенно идиотский спор… и вмешиваешь меня. Убирать руку от щеки Хаямы не хотелось. Изуки водил по гладкой коже пальцами, глядя на мучительно зажмурившегося Хаяму, и путался в том, чего ему вообще хочется. — Мне стыдно? — извиняющимся голосом произнес Хаяма и глянул из-под ресниц. Изуки напоследок погладил его закушенную губу и отстранился. Он разливал какао по чашкам, когда на кухню ввалился Хаяма. — И прежде чем ты начнешь обвинять Лео. Я сам догадался, — Изуки поставил перед ним чашку и сел напротив. Запоздало подумал, что стоило захватить из спальни футболку, прежде чем вставать к плите. Хаяма старательно отводил от него взгляд. — Как тебе только в голову пришло! — сказали они хором и одновременно же рассмеялись. — Просто сестренка сказал: назови самое дорогое, — пояснил Хаяма, сжав чашку ладонями. — Чтобы равноценно было. Я же типа лишаю его праздника. Он фыркнул и стер с шеи натекшую с влажных волос воду. Наверняка выскочил из ванной, едва вытершись, и теперь домашняя одежда неудобно липла к влажной коже. Вертелся Хаяма еще чаще, чем обычно. — Кажется, я должен гордиться, что ты приравнял наш секс к Танабате, — Изуки улыбнулся в кофе. Ему было приятно. Самую малость. Большей частью себя он злился, что Хаяма не рассказал сразу. — Иногда я фейерверки вижу ярче фестивальных, — Хаяма протянул руку, накрыл его ладонь, лежащую на столе. — Ты еще долго будешь злиться? — Тебе же лучше. Пока я злюсь, у тебя больше шансов выиграть спор, — Изуки переплел их пальцы. Поднял взгляд на Хаяму. — Сколько еще дней будут дрочеугольными? Хаяма рассмеялся. — Обожаю, когда ты так делаешь, — сказал он. — Мы поспорили на неделю. Что я продержусь до воскресенья. Четыре дня. Изуки потрепал Хаяму по волосам, тот подставился под ласку, зажмурившись и, кажется, тихо заурчав. Изуки сам не мог бы сейчас предположить, способны ли они выдержать неделю без секса. Без нормальных прикосновений друг к другу. Только такие, едва ощутимые… — Я в душ, — объявил Изуки, с трудом убрав руку от волос Хаямы. — Можешь присоединиться. Хаяма помотал головой, но все равно подался к нему всем телом, стоило пройти мимо. Среда Во сне они прижались друг к другу, потеряв одеяло. — Может, притворимся, что еще спим? — попросил Хаяма с утра. Его стояк упирался Изуки в живот. — Я не против, но тогда ты проиграешь спор, — напомнил Изуки, с трудом удерживаясь от того, чтобы потереться об его ногу. Хаяма недовольно заворчал, первым размыкая объятия. Объявил, что он первый в душ и ушел, по пути врезавшись плечом в косяк. Изуки разрывали противоречивые желания. Он мог просто пойти следом и сорвать Хаяме весь этот спор. А мог встать целиком и полностью на его сторону. Даже выходной передвинуть, чтобы не давать больше шансов сорваться. Варианты были равноценными. Изуки так ничего и не решил. Ни пока досыпал до своего будильника, ни пока добирался на работу, а потом времени на левые мысли у него не было. Он вернулся домой сильно раньше Хаямы. Послонялся по квартире — непринятое решение здорово тяготило, но пока Изуки ничего не мог с этим поделать. Он приготовил ужин, увлекшись так, что не услышал ни хлопанья дверью, ни шагов за спиной. Вздрогнул, когда Хаяма навалился со спины. — Привет, — прошептал он и потерся носом о шею. — Как мы провстречались первые полгода и ни разу не трахнулись? — Мы жили в разных городах, — улыбнулся Изуки, заводя руки за спину и обнимая его. В ответ Хаяма задрал на нем футболку и сцепил ладони на животе, царапая браслетом от часов. — Полгода зря потеряли, — с сожалением вздохнул Хаяма. Он прижался теснее, распластался по Изуки всем весом. — Мы потом еще полгода не трахались, так что год, считай, потерян, — Изуки откинул голову ему на плечо и зажмурился. Хаяма дышал ровно, даже слишком ровно. От него пахло чем-то сладким, наверняка съеденной по дороге шоколадкой. Изуки стиснул зубы, когда захотелось поцеловать Хаяму немедленно, проверить, остался ли в его рту шоколадный привкус. Он с трудом сглотнул. Повел плечами. Хаяма понял, немного расцепил руки, давая больше места, как раз чтобы развернуться. Привкус и правда остался. Совсем легкий, как воспоминание. Изуки старательно собирал его с языка Хаямы, пока тот не поймал его подбородок одной рукой, останавливая, и не поцеловал сам. Пальцы второй лапали за ягодицы, наверняка до синяков. Возбуждение накатило сильнейшим приступом, и противиться ему было невозможно. Их спасла запищавшая духовка. Хаяма тихо выругался, вытаскивая руку из штанов Изуки. Изуки выпустил его ремень, который безуспешно пытался расстегнуть. — Ненавижу среды, — Хаяма провел ладонью по лицу. — Прости. — Я же не среда, — Изуки пожал плечами, пытаясь выровнять дыхание. — Иди в душ. Им удалось поужинать и не наброситься друг на друга. — Поразительная выдержка, — Изуки собрал посуду, стараясь не смотреть на Хаяму. Хаяма грыз ребро левой ладони. Прикусывал основание указательного пальца, после растирал следы зубов, и так снова и снова. Из этого мог бы выйти неплохой каламбур, если бы мозги Изуки не превращались стремительно в желе. Он коснулся плеча Хаямы, привлекая к себе внимание. Случайно мазнул по шее, и они оба вздрогнули, замирая на несколько мгновений. — Посмотрим что-нибудь? — Хаяма вытер ладонь о футболку. — Из новых боевиков, например. — Есть что-то на примете? — Изуки пропустил его вперед, выключил свет на кухне и пошел следом. Он сам не понял, как оказался близко и как положил ладонь на спину Хаямы. Будто не обратил внимания, хотя Изуки чувствовал, как отвердели мышцы под его рукой. Он не удержался, обнял Хаяму со спины, пообещав себе, что это на несколько секунд, не больше. А потом увидел их отражение в темном окне. Хаяма тоже смотрел туда — жадным, голодным взглядом. Изуки уткнулся лицом ему между лопаток, собираясь с мыслями. — Котаро, — протянул он, положив ладонь на бедро Хаяме. — Котаро, у нас общий выходной. Следующий через шесть дней. Котаро? Спина под его щекой закаменела еще сильнее, а потом Хаяма вдруг расслабился. Изуки не успел среагировать — его схватили, сжали в объятиях, прижимая к подоконнику. Хаяма кривил губы, у него выскакивали оба клыка, как у какого-нибудь настоящего хищника. Несколько секунд они с Изуки смотрели друг другу в глаза. — Выиграю какой-нибудь другой спор, — прошептал Хаяма и наконец улыбнулся нормально, широко, радостно, всем лицом. Поцелуй вышел болезненным — они стукнулись зубами, подавшись друг другу навстречу. До кровати было меньше метра, но она их не интересовала сейчас. Подоконник неудобно упирался в поясницу. Надо было бы подтянуться, но Изуки казалось, что если он хотя бы на секунду отпустит Хаяму, он просто упадет. Хаяма с рычанием впился в его шею, потом в плечо, прямо поверх футболки. От последнего укуса голова закружилась. Изуки потянул Хаяму за волосы вверх, поцеловал, чувствуя привкус крови. У Хаямы наверняка снова треснула нижняя губа, и без того искусанная. Изуки провел по ней языком, собирая капельки крови. Хаяма простонал его имя, сжимая в объятиях так, что сделать вдох было невозможно. Они почти не трогали друг друга, только обнимали, продолжая целоваться. Задыхались в унисон, пытаясь вдохнуть в коротких паузах. Изуки казалось, что его сердце вот-вот проломит грудную клетку. Или это сердце Хаямы билось так сильно? Или оба? Изуки положил ладонь Хаяме на грудь, проверяя, и Хаяма замер. Только пульс продолжил бешено стучать. Хаяма неровно выдохнул, тряхнул головой и зажмурился. Изуки погладил его шею, не в силах оторвать руку, перестать так осязаемо слышать чужое сердце. — Ты же уже решил, что выиграешь следующий спор, — Изуки растер большим пальцем каплю пота. — Так и сделаю, — Хаяма сглотнул, а потом открыл глаза, пригвождая жадным взглядом. — Я только о тебе и думал. Все это время. Как ты пахнешь, — он зарылся носом в шею, шумно втянул воздух. Изуки чувствовал, что его трясет, сильнее и сильнее с каждой секундой. — Как ты выглядишь, как ты говоришь, Шу-у-ун, — продолжал Хаяма. Зашарил ладонями по бедрам, сжимая слишком сильно. Изуки не стал останавливать его, наоборот, с готовностью подавался на встречу. Ему было хорошо. Особенно когда Хаяма все-таки усадил его на подоконник, одновременно потянув штаны вниз. От своих он тоже избавился и теперь сжимал ладонью оба их члена, притерев их друг к другу. — Думал, — выдохнул Хаяма сквозь сжатые зубы, с силой надавливая ладонью, сжимая пальцами под головками, — думал, что это ничего. Просто нужно будет дрочить побольше. Он оперся свободной рукой на подоконник, потом обнял Изуки. Уткнулся лбом в ключицы и продолжил болтать. Изуки никак не мог глотнуть воздух нормально — дыхание сбивалось и от того, как Хаяма ласкал их, и от его слов, и от того, как дыхание самого Хаямы, сбивчивое, прерывистое, оседало на ключицах. — Светлая была мысль, — с трудом вытолкнул из себя Изуки. Задохнулся от очередной вспышки удовольствия. Под веками замелькали разноцветные круги. Голова закружилась, и Изуки вцепился в плечи Хаямы, удерживая равновесие. Хаяма хрипло застонал, и на член плеснуло теплым, и Изуки не выдержал сам. Его перетряхнуло оргазмом, неожиданно острым, выворачивающим наизнанку. Изуки удобно устроил подбородок на плече Хаямы и прикрыл ресницы, переводя дыхание. Хаяма гладил его по спине, вырисовывая что-то бессмысленное пальцами. — Мне стоит извиниться? — Изуки поцеловал его в висок, собрал губами капельки пота. — Все в порядке, — Хаяма запрокинул голову, коснулся его щеки подушечками пальцев и вдруг ухмыльнулся. Изуки не успел сообразить, что происходит: Хаяма резким движением стащил его с подоконника и перехватил, поднимая на руки. Дух захватило. У пошатнувшегося Хаямы, очевидно, тоже. — Если ты меня сейчас уронишь… — начал Изуки и не успел придумать ничего угрожающего, когда Хаяма сделал шаг. Изуки прикусил себе язык, чтобы случайно не отвлечь его каким-нибудь замечанием. — Ты не такой уж тяжелый, — объявил Хаяма, опуская его на кровать. Вздохнул. Выдохнул, широко улыбаясь. Изуки ударил его подушкой и отправил на кухню за водой. — Надеюсь, на то, что сможешь пронести меня пару метров, ты ни с кем не спорил, — Изуки забрал у него протянутый стакан и с наслаждением глотнул холодную воду. Хаяма уселся рядом, подогнув под себя ногу, потерся щекой о плечо. Его волосы щекотно мазнули шею. — В жизни всегда должно быть место вызову, — хмыкнул Хаяма. — И ты сейчас подал мне просто прекрасную идею! Изуки допил воду и аккуратно поставил стакан на пол возле кровати, повернулся к Хаяме и поймал его лицо ладонями. Хаяма тут же завертелся, пытаясь то ли потереться о ладони сильнее, то ли скинуть их. — Спорим, ты не сможешь просидеть и пять минут спокойно? — Изуки смотрел ему прямо в глаза. Немного недоуменный взгляд сменился восторженным, а потом Хаяма отрывисто кивнул, испугался, что уже проиграл, и тут же замер, глядя с предвкушающим любопытством. Изуки привычно поддел подушечкой пальца клык. Хаяма чуть приоткрыл рот, дожидаясь поцелуя. Вместо этого Изуки медленно произнес, глядя ему в глаза: — Проиграешь — и я тебя трахну. И так огромные зрачки Хаямы расширились еще сильнее. Он напрягся всем телом, быстро и суетливо зашарил ладонями вокруг себя и вцепился в простынь. Проигрывать Хаяме не хотелось. Изуки сначала поцеловал его в кончик носа, не закрывая глаз. Хаяма смешно хмурился всегда от таких поцелуев. Потом уже по-настоящему, все еще символически удерживая. Хаяма снова начал ерзать, но пока терпел. Изуки, никуда не торопясь, целовал его лицо, отсчитывая про себя секунды. Хаяма зажмурился, сжатые в кулаки пальцы побелели. Изуки погладил его по руке, не прекращая целовать — нос, нежные веки, складку на переносице, еще раз в губы, толкнуться языком внутрь. Хаяма не выдержал, поддаваясь, застонал, впуская его язык. Ресницы у него дрожали, отвлекая, и Изуки зажмурился и углубил поцелуй, как вдруг ощутил прикосновение к волосам. Они с Хаямой уставились друг на друга — потом Хаяма, выдохнув, убрал руку. — Сама поползла, предательница, — пробормотал он, глянув на Изуки. Изуки кивнул. Сосредоточиться получилось не сразу, и плана действий у него никакого не было. Он легко толкнул Хаяму в грудь, и тот послушно упал на спину, раскидав руки и ноги. — Ааа, видимо неудачный день для споров! — объявил Хаяма. Изуки наклонился к нему, поцеловал уже почти сошедший синяк на боку. — Говорят, Оха Аса в таком случае незаменима, — проговорил он, прижался щекой к твердому прессу. — Тебе просто не хватило какого-нибудь зеленого носорога. — Зато у меня есть ты, — Хаяма погладил его по голове. — Кстати, а что ты… Он запнулся, когда Изуки лизнул его член. Кажется, сейчас это был их общий вкус, и от этой мысли в животе свернулось приятное предвкушение. — Перевернись, — попросил Изуки, выпрямляясь. Нащупал завалившуюся за матрас смазку и пытался подцепить пальцами, пока Хаяма ворочался, устраиваясь на четвереньках. Изуки поцеловал шрам на его лопатке, осторожно прикусил кожу. — Фетишист, — Хаяма повел плечам. — Сам знаешь, что да, — согласился Изуки. Он никак не мог оторваться от нежной-нежной кожи на шраме, такой уязвимой, что ее с трудом можно было связать с Хаямой. Хаяма был каким угодно, только не уязвимым. Даже когда насаживался на пальцы Изуки, постанывая в подушку и подмахивая — это уязвимостью не было. Зато от открытости щемило в груди, и хотелось продлить это ощущение. К сожалению, долго терпеть Хаяма не умел. Изуки не успел еще и третий палец вставить, когда Хаяма оглянулся на него через плечо. Будто поймал в ловушку одним взглядом. — Я устал ждать, — пожаловался Хаяма. — Еще немного, — Изуки развел пальцы внутри, сжав свободной рукой бедро Хаямы, чтобы не дергался. Хаяма шумно выдохнул, укладываясь грудью на подушку. Завел руки себе за спину, раздвигая ягодицы, и повел бедрами, подставляясь под взгляд. Изуки зажмурился, но продолжать все равно не смог. Вытащил из Хаямы пальцы, тяжело оперся ладонями на кровать, переводя дыхание. — Надо было поспорить, что ты не удержишься, — Хаяма перекатился на спину, посмотрел на него с торжествующей улыбкой. Изуки кивнул, улыбнувшись ему в ответ. — С тобой очень сложно удержаться, — он провел ладонью по животу Хаямы, пощекотал — скорее по привычке. Хаяма не боялся щекотки, только задерживал дыхание от таких прикосновений, и пресс прорисовывался четче. — С тобой тоже, — Хаяма запрокинул голову, зажмурившись. — Долго еще будешь любоваться? Он, не глядя, хлопнул Изуки по бедру и придвинулся ближе, сгибая ноги в коленях. Изуки бы с удовольствием полюбовался еще — это же был Хаяма, живой огонь, на который можно смотреть бесконечно. Но, наверное, не хорошо было заставлять свой огонь ждать? Изуки набрал побольше воздуха в легкие, но все равно задохнулся, когда вошел в Хаяму. Тот все еще жмурился, ресницы были влажные то ли от пота, то ли от слез. На вкус тоже соленые, не разобрать. — Я же говорил, что тебе нужно подождать, — выдохнул Изуки. Он с трудом держал себя в руках. Слишком жарко, слишком тесно, слишком хаямно. Хаяма, не открывая глаз, обхватил его ногами за пояс и пнул по ягодице, подталкивая в себя, еще глубже. Застонали они одновременно и в губы друг другу, а потом потеряли единый ритм — и в стонах, и в движениях. — С... спорим, — хрипло выдохнул Хаяма, пытаясь перевести дыхания после очередного короткого стона, почти вскрика. — Спорим, ты кончишь первым? И улыбнулся так, что Изуки в самом деле чуть не кончил просто от звука его голоса и этой улыбки. У него самого так пересохло в горле, что его даже стоны царапали, и на слова не оставалось сил, поэтому он просто кивнул, принимая вызов. Можно было бы подрочить Хаяме, но вместо этого Изуки прижал его бедра, не давая двигаться — Хаяма удивленно уставился на него в ответ — и толкнулся в него сильнее. И быстрее. Продолжая держать и смотря прямо в глаза. Хаяма первым отвел взгляд. Мотнул головой, жмурясь, и хрипло и низко застонал, напрягаясь всем телом. Изуки размазал первые капли спермы по его животу и сам зажмурился, изливаясь в Хаяму. В голове было пусто и гулко. Руки подломились, и он рухнул на Хаяму — тот сдавленно охнул, а потом рассмеялся в макушку. — Мне иногда хочется запереть тебя в банке, полной ваты, — пробормотал Изуки. Он прижимался к груди Хаямы, под щекой частило чужое сердце. — Где-нибудь, где только я буду тебя видеть. — Извращенец, — глухо отозвался Хаяма — кажется, он сорвал голос. — Кому я нужен, ты один такой. Он облизнул припухшие губы, задержавшись языком на истерзанной нижней. Изуки хотел сказать, что миру. Целый Хаяма, со своим больным азартом, со своими клыкастыми улыбками, надежный и настоящий — кому такой может помешать? Только говорить было слишком долго, и правильные слова никак не находились, да и Хаяма их не ждал. И наверняка знал все и так. Фестиваль Хаяма проснулся от грохота фейерверков. Кроме него, на складе не было никого. Поставок не ожидалось. Самая бесполезная ночь в году — а ведь можно было!.. Хотя чего жалеть об упущенных шансах, не сложилось и не сложилось. Хаяма вздохнул, растер затекшую шею и собрался спать дальше, когда пискнула входная дверь. — Привет, — сказал Изуки, закрывая ее за собой. Хаяма ущипнул себя за бедро и недовольно зашипел. — Привет, — согласился он, растирая больное место. — А откуда у тебя ключ? — Поспорил, — улыбнулся Изуки. Поставил на стол перед Хаямой пахнущий едой пакет. — Я решил, что будет как-то слишком жестоко оставлять тебя одного. Все равно у меня выходной. С его кимоно было что-то не так, и Хаяма не сразу понял, что рисунок на ткани ему знаком. Изуки улыбнулся, уселся на стол, и Хаяма завис, рассматривая его колено. На ощупь убрал еду, чтобы не мешалась, и оперся ладонями на столешницу. Вроде крепкая. — О чем спорили? — нежный шелк льнул к пальцам, пока Хаяма осторожно, боясь помять, сдвигал его с плеча Изуки. — Что кимоно доживет до утра, — Изуки вздохнул. Похоже, он не особо верил, что ему удастся выиграть этот спор. Хотя это было не важно. Хаяма давно уже понял, что последствия проигрыша иногда куда более приятны.