По ту сторону "Хеппи-энда"

      Алистер глубоко вздохнул и обернулся. Машинально посмотрел на наручные часы – цифры показывали половину восьмого вечера. Поздновато что-то.       Он стоял возле высокой, выше человеческого роста, стены, сложенной из грубо отёсанного камня. Стена выглядела такой ветхой и древней, словно её выстроили ещё во времена Адама и Евы; казалось, ткни её хорошенько – и каменная кладка обрушится грудой песка и строительного мусора.Однако это было обманчивое впечатление.       Более детальный осмотр стены не обнаружил ни ворот, ни дверей, ни даже подкопов. Впрочем, Алистер не особо расстроился из-за последнего: он вообще не был уверен, нужно ли ему на ту сторону. Он теперь в принципе ни в чём не был уверен – события последних часов его жизни терялись в тумане, а вчерашний день ощущался таким далёким, словно его отделяла от сегодняшнего целая эпоха. "Возможно, так оно и есть", – мелькнула мысль, но Алистер не стал её развивать. Он вообще не был склонен к философствованиям.       Конечно, можно было пойти вдоль стены – так он рано или поздно неизбежно наткнётся на дверь. Но всего несколько десятков шагов показали полнейшую несостоятельность этой затеи: вдоль стены всё заросло ежевикой и крапивой, и Алистеру совсем не улыбалось продираться через колючие кусты, да и наличие крапивы не радовало.       Подспудно Алистер чувствовал: никто за ним не придёт. Нужно выбираться самому. Да, именно "выбираться", – он ещё не в полной мере осознал это, но уже был уверен: здесь оставаться нельзя.       – Что же вчера, мать вашу, было?! – вслух воскликнул Алистер, отдирая от серой шерсти брюк цепкие назойливые шарики репейника. На риторический вопрос никто не ответил. Было очень тихо – пожалуй, даже слишком тихо для открытой местности. Даже в глуши, вдали от шумных мегаполисов и оживлённых магистралей, даже в лесной чаще пространство от земли до неба наполнено самыми разнообразными звуками – шорохами, шелестом, хрустом, стрекотом...       Алистер ещё раз внимательно огляделся. Посмотрел наверх, в серое, равномерно затянутое облаками небо.Сорвал травинку, пожевал.       Нет, пожалуй, на лес это всё-таки не тянет. Скорее похоже на заброшенный и очень заросший парк.       Вот только здесь было чересчур тихо. И это всё больше и больше ему не нравилось.       Хотелось что-то делать: что угодно, что поможет в конечном итоге выбраться из этогонехорошего места. Не оставаться на месте. Двигаться.       Приведя брюки и куртку в более-менее пристойный вид, Алистер в последний раз осмотрелся и уверенно зашагал вперёд, оставив стену за спиной.       Почему он так плохо помнит последние события своей жизни? Что за локальная амнезия? И как он оказался здесь?       Алистер невесело усмехнулся своим мыслям. Не нужно было обладать выдающимися дедуктивными способностями, чтобы предположить: вероятнее всего, ответ на все три вопроса один и тот же.       Некоторое время ничего не происходило, но затем местность начала неуловимо меняться. Земля под ногами постепенно стала более плотной, трава поредела, высохла и в конце концов совсем исчезла, и Алистер обнаружил, что идёт по плотно утоптанной тропе.       Он ускорил шаг. Что ж, торная тропа – это уже неплохо. Это говорит о том, что он здесь не один.       Вскоре деревья тоже стали редеть, подлесок и колючий кустарник исчезли.Спустя два (а, может быть, и все три) часа с начала пути Алистер вышел на поляну. На противоположной стороне поляны из-за деревьев проглядывали невысокие дома.       "Дома?!"       Не сводя глаз с долгожданных признаков цивилизации, Алистер перешёл на бег. Пару раз он чуть не споткнулся, но сейчас такие мелочи его ничуть не волновали.На одном дыхании он пересёк поляну и уже в следующую минуту не смог сдержать разочарованный стон. Здания оказались руинами, почти такими же древними, как та стена. Очевидно было, что эти развалины необитаемы.       За спиной Алистера раздался тихий смешок, но он был так раздосадован, что не заметил этого. Почти сразу, однако, он взял себя в руки. Рано расстраиваться и паниковать. Наверняка он набрёл на какую-то историческую достопримечательность, а где достопримечательности, там и туристы.       – Надо же,– Алистер покачал головой, придирчиво оглядывая изъеденные трещинами стены. – В каком состоянии они содержат своё культурное наследие. Никакого уважения к предкам.       Он обошел вокруг ближайшего строения,– оно было совсем невысоким, в один этаж; на покатой округлой крыше кое-где даже сохранились остатки глиняной черепицы. Чуть поодаль виднелось ещё несколько таких же домов. С одной из сторон Алистер разглядел дверной проём – разумеется, без дверей, и сбитые ступени, уходящие вниз, в темноту.       Почему-то в голову пришла фраза "могильный холод". Алистер невольно содрогнулся и отступил на шаг. Подошёл к другому строению, дотронулся рукой до каменной кладки. Она была влажной и липкой.       Всё это время его не покидало ощущение, что этим зданиям чего-то не хватает – чего-то весьма важного, и наконец, он понял, чего именно: окон. Внезапно сознание пронзила пугающая догадка.       – Чёрт побери! – Он громко выругался, благо вокруг по-прежнему не было ни души. – Так ведь это же...       – Склепы, угадал.       Алистер вскрикнул от неожиданности и всё-таки упал, неловко зацепившись носком ботинка об узловатый корень.       – Напугал? Извини.       Низкий, тягучий голос, принадлежащий высокому светловолосому незнакомцу, можно было бы назвать приятным, но сейчас Алистер был не в том настроении, чтобы замечать подобные детали. Первый шок прошёл, и Алистера бросило в краску. Надо же, заорал как девчонка, позорище какое...       Мужчина, что заговорил с ним, сидел в развалинах одного из склепов, навалившись спиной на стену и с вежливым интересом наблюдал за барахтающимся на земле Алистером. Незнакомец был в строгом костюме-тройке и – надо же – даже при галстуке.       Стараясь придать своим движениям больше твёрдости, Алистер торопливо поднялся на ноги. На языке вертелось миллион вопросов, но спросил он первое, что пришло в голову:       – Ты, что, мысли читаешь?       Мужчина вежливо рассмеялся.       – Вот ещё. Зачем мне читать твои мысли, если у тебя всё на лице написано? – он легко спрыгнул вниз. – Эдгар.       – Алистер, – он машинально пожал протянутую ему ладонь, раздумывая, надо ли назвать свою фамилию.       – Не беспокойся, мы здесь привыкли обходиться без лишних церемоний, по-простому, – Эдгар поспешил положить конец его колебаниям. – Мы все обращаемся друг к другу на "ты", без титулов и званий.       Алистер запнулся. Смутное беспокойство, зародившееся в его душе с появлением Эдгара, окрепло и усилилось.       – Кто "мы"?       Эдгар приоткрыл рот, словно раздумывая над ответом; в глазах его что-то вспыхнуло и тут же погасло.       – Увидишь, – лаконично ответил он. – Идём.       В полном замешательстве Алистер последовал за своим проводником. С появлением вокруг развалин древних склепов тропа не стала ни шире, ни удобней, и идти по ней можно было только гуськом, что отнюдь не способствовало поддержанию оживлённой беседы.       – Я знал, что сегодня появится новенький, – отметил Эдгар не без гордости. – Мы всегда это чувствуем заранее, мы все. Такие, как я – более отчётливо.       Алистер не нашёлся, что на это ответить. Но внутри него что-то перекрутилось, заныло, потянуло вверх, словно он был рыбёшкой, попавшейся на крючок. Перед его мысленным взором мелькнули бессвязные образы: небоскрёб, крыша, ливень, хлещущий стеной, скользкий карниз. Так высоко, так опасно близко к краю...       Мелькнули и тут же исчезли.       Минутное наваждение?       Или воспоминания...       По мере того, как они шли, Алистер всё больше убеждался, что это не отдельно стоящие руины, а целое кладбище, но невероятно старое и запущенное. Что делал Эдгар в таком месте и куда он его ведёт, по-прежнему оставалось загадкой. Однако Алистеру отчего-то хотелось верить новому знакомому, да и на психопата Эдгар похож не был.       Тропа начала забирать вверх, сначала незаметно, а потом всё сильнее, но Эдгар не замедлил шаг.       – Почти на месте, – бросил он, не оглядываясь на своего спутника. – Ещё немного.       Внезапно подъём прекратился, они оказались на холме. Деревья расступились, открыв перед Алистером непередаваемое зрелище.       Кладбище простиралось до самого горизонта, терявшегося в сероватой дымке. Вся равнина, изрезанная оврагами и холмами, на одном из которых они и стояли, была застроена склепами и могилами, перемежавшимися полосками леса и клочками земли, где скалы выходили на поверхность. Картина эта, являвшая собой квинтэссенцию упадка и декаданса, наполнила сердце Алистера такой беспросветной, безнадёжной тоской, что он едва не задохнулся, сломленный этим всепоглощающим чувством, – воздух отказывался проходить в лёгкие, будто он находился не на холме высотой со стог сена, а на вершине Эвереста.       – Нравится? – Эдгар криво усмехнулся, очевидно, прекрасно понимая его состояние. – Ничего, привыкнешь.       Алистер посмотрел ему в глаза.       – Эдгар, куда ты меня ведёшь? Что это за место?       Эдгар не ответил.       – Что это за место? – с нажимом повторил он, чувствуя, как внутри всё холодеет от усиливающейся тревоги.       – Успокойся, – Эдгар сделал рукой невнятный жест. – Что ты нервничаешь? Я же сказал, мы почти пришли.       – Нет, расскажи сейчас, – упрямо нахмурился Алистер, твёрдо решив не сходить с места, пока не услышит ответы на все вопросы. Но затем почему-то передумал и, качнувшись, продолжил путь. Мысли его спутались, потускнели, отступая в глубины подсознания, и уже через мгновение Алистер не мог вспомнить, о чём он размышлял только что. К счастью, тревога и беспокойство также улеглись.       – Из меня оратор не очень, – самокритично буркнул Эдгар. – Пускай Ленский рассказывает, он у нас поэт.       Последнее слово Эдгар произнёс с нескрываемой иронией.       Остаток пути они проделали в полном молчании. На смену страху пришли апатия и безразличие; самое противное, Алистер понимал, что это не его подлинные эмоции, что Эдгар как-то воздействовал на него. Понимал, но ничего не мог с этим поделать.       Следом за Эдгаром Алистер спустился с холма и, пройдя кривым лабиринтом кладбищенских троп, вышел к квадратной площадке, мощёной булыжными камнями. С трёх сторон площадку окружали стены чьих-то склепов. Здесь было душно, несмотря на отсутствие навеса, и холодно, несмотря на пылающий в центре костёр, вокруг которого тесным кольцом сидела горстка людей. Они выглядели как потерпевшие кораблекрушение мореплаватели, хотя все были хорошо одеты. У ног одного из мужчин, вопреки всем канонам, ничуть не боясь огня, лежал огромный полосатый кот с благородным взглядом.Учуяв незнакомый запах, кот повернулся на гостя, его глаза с вертикальными ниточками зрачков полыхнули зелёным, и – Алистер готов был поклястьcя, – кот церемонно кивнул ему.       – Господа, знакомьтесь,– Эдгар уселся у костра, по-хозяйски заняв лучшее место. – Это Алистер.       Неловко улыбнувшись, Алистер хотел было назвать своё имя, но вовремя сообразил, что Эдгар уже сделал это за него.       – Садись, чего стоишь? – сказал кто-то. – Меркуцио, подвинься.       Алистер послушно опустился на бревно, служившее скамьёй, и протянул руки к огню, но тепла не почувствовал. Языки пламени, весело плясавшие на дровах, светили, но не грели. Приглядевшись, Алистер заметил, что и пламя словно фальшивое, словно бледная копия с оригинала, неудачная работа ленивого и безалаберного фальсификатора.       – Опять за огнём не следите, – Эдгар укоризненно покачал головой и недвусмысленно кашлянул.– Сириус, я же просил... – Он раздражённо посмотрел на росший неподалеку вековой кряжистый дуб. – Сириус!       – Здесь я, не ори, – недовольно отозвался некто, названный Сириусом. Голос шёл откуда-то сверху, и Алистер, подняв голову, увидел в ветвях дерева тёмную фигуру.       – Сириус, будь серьёзнее, – растягивая слова, проговорил Эдгар. Кто-то не выдержал и захихикал, но Алистер не понял, над чем именно. – Мы же договорились дежурить по очереди!       – Сегодня твоя очередь.       – Я ходил за новеньким.       Все дружно повернулись к Алистеру, отчего он, и без того чувствующий себя не в своей тарелке, покраснел ещё сильнее.       – Сириус, это невежливо, – Эдгар попробовал зайти с другой стороны.       Несколько секунд дерево молчало.       – Сделай милость, оставь в меня в покое, – раздался треск ветвей, и на землю упал сухой жёлудь.       – Но костёр...       – Сам справишься, – отрезал Сириус и отвернулся, решив, похоже, на этом прекратить общение.       Алистер кашлянул, чувствуя, как его терпению пришёл конец.       – Послушайте, – он замолчал, подыскивая слова,– кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? Почему...       – Почему огонь выглядит как дешёвая подделка? – подхватил Меркуцио. – И почему этот вот,– он указал на Эдгара,– не может разжечь нормальный костёр даже этими своими файер... файер...       – Файерболами, – подсказал Сириус с дерева.       – Или почему ночь никак не наступает? Ты оказался здесь поздним вечером, ведь так? А ты заметил, что твои часы остановились?       – Что? – Алистер поспешно глянул на часы – они по-прежнему показывали полвосьмого. Меркуцио был прав – они стояли.       – У нас здесь нет времени, – вздохнул его сосед слева, молодой человек с тонкими, аристократическими чертами лица; Алистер поначалу даже принял его за даму. – Ленский, – он снял перчатку и протянул руку. – Вернее будет сказать, это у времени нет нас. Это место лежит вне всех известных времён и пространств.       – Что значит "вне"? – заводясь, перебил Алистер. – Как же вы все сюда попали? – он запнулся, ошарашенный страшной догадкой. И добавил, понизив голос почти до шёпота, уже понимая, какой ответ получит: – Как же я сюда попал?       – Очень просто, – ехидно отозвался Сириус, забыв, что не хотел вступать в беседу. – Ты умер.       – Понимаешь, друг мой, – продолжил Ленский, неторопливо протирая пенсне кусочком фланели, – все мы были некогда героями каких-то историй. Да-да, не удивляйся. И ты тоже. У всех нас был свой мир. Но за каждым миром, за каждым сюжетом и каждой историей всегда кто-то стоит. Её автор.       – Наши авторы решили, что мы им больше не нужны, – горько сказал Эдгар. – И – вуаля! В кого-то летит пуля, кого-то пронзает шпага, кому-то перегрызают горло. Рискну предположить, что ты не можешь припомнить последние события своей жизни. Память вернуть непросто, это самое трудное. Мы все через это прошли.       – Я помню сильный ветер и дождь, – задумчиво сказал Алистер. – И крышу небоскрёба.       – Крышу чего? – переспросил Ленский.       – Небоскрёба, – Алистер слегка смутился. – Это многоэтажное здание, очень высокое. В том было этажей восемьдесят, не меньше.       – Тёмная история, – Ленский покачал головой. – Многое ещё не ясно. Впрочем, смею надеяться, ты ещё вспомнишь детали. А у меня... у меня было всё по-другому. Я полюбил чудную девушку, юное прелестное создание, и она ответила мне взаимностью. Мы должны были быть вместе, жить долго и счастливо, но...       – Судьба несправедлива, – вставил Меркуцио.       – Глупо, правда? – Ленский всё вертел в руках своё пенсне. – Череда нелепых недоразумений, и вот я здесь, передо мной – фамильный склеп с моим именем, выбитым на камне, над головой – вечно серое небо, а вокруг – ничего, кроме бесконечного уныния.       – Строго говоря, не бесконечного, – поправил Сириус. – Если долго идти в одну сторону, рано или поздно упрёшься в стену, через которую невозможно перебраться.       – Почему невозможно? – возразил Алистер с горячим отчаянием утопающего, хватающегося за соломинку. – Я видел эту стену, она не такая уж и высокая. Раз не получилось, два, на десятый точно получится!..       – Увы, не выйдет. К тому же, это попросту бессмысленно: за стеной ничего нет. Пустота. Мы отрезаны от остального мира, и выбраться отсюда – всё равно что отражению выбраться из зеркала. – Ленский вынул из кармана старомодные карманные часы на цепочке и замолчал, уставившись на циферблат. Взгляд его стал мутным от слёз. – Эти часы подарила мне она. И ведь остановились давным-давно, а всё равно дороже вещи нет.       – А Тибальт до сих пор портрет своей сестрёнки хранит, – ухмыльнулся Меркуцио.       Тибальт поднял на Меркуцио разгневанный взгляд, явно намереваясь достойно ответить на колкость, но покосился на Алистера и предпочёл промолчать.       – Сколько в... вас всего? – правильнее было бы сказать "нас", но Алистер не решился: будто бы, сказав так, он навсегда смирился бы со своей участью.       Алистер ждал, что ответит Ленский, но ответил Сириус. Он слез с дерева и, подойдя к их импровизированному очагу, уселся рядом с Алистером. Видно было, что товарищи по несчастью к Сириусу относились с уважением и почтением: как только он спустился вниз, у костра сразу же образовалось свободное место.       – Нас много. Очень много, – Сириус протянул руку к коту, чтобы погладить, но тот почему-то взъерошил шерсть и возмущённо зашипел. – Кто-то бродит поодиночке, кто-то сбивается в группы, думая, так легче.       – А так легче?       – Не знаю. Наверное, да. Наверное, даже смерть лучше, чем одиночество. Но у нас есть свои неписаные законы: никто не вправе решать за другого. Здесь ничего не может случиться – всё самое дурное уже случилось. Мы уже мертвы, а умереть дважды не дано никому.       Алистер почувствовал, как незнакомый прежде холод пробирает его до самых костей, и придвинулся ближе к огню.       – А истории продолжается, – негромко говорил Сириус. – Для всех, кроме нас. Мы – отработанный материал. Мы оказались ненужными, неудобными, неуместными. Злодеи – они, конечно, тоже погибают иногда, но здесь их нет, они сидят в своём злодейском аду, глушат стаканами виски со льдом и жалуются бармену на свою нелёгкую судьбу. А герои – те из них, кому посчастливилось остаться в живых – навечно в своём райском "долго и счастливо". Им тоже не до нас.       Небо на мгновение потемнело, налетел ветер, ероша сухую чахлую траву, и Алистер заметил скользнувшую над ними угловатую тень.       – Дракон? – Алистер поёжился.       – Птеродактиль, – Эдгар проводил крылатое существо долгим взглядом.       – В твоём мире были драконы?– поинтересовался Сириус.       – Нет, – грустно ответил Алистер. – Ни драконов, ни кентавров. Ни межпланетных звездолётов, ни телепортов, ни кротовых нор. – он покосился на Эдгара. – Ни людей, способных швыряться огнём. Только фильмы и книги обо всём этом.       – Зато были огромные дома, достающие до неба, – попытался утешить его Ленский.       – Ну и что? По большому счёту, нет в них ничего особенного, – Алистер тяжело вздохнул. – Это был довольно заурядный мир, скажу я вам. Можно даже сказать, скучноватый. И жизнь у меня была такая же – самая обыкновенная, ничем не примечательная. Ума не приложу, кому я мог помешать-то? В герои не рвался, в злодеи тоже, жил себе преспокойно, никому не вредил, никого не трогал.       – А я? – воскликнул Тибальт. – Вот скажите на милость, зачем нужно было, чтобы меня убили?       По тому, как изменились лица всех присутствующих, Алистер понял, что подобный разговор начинается далеко не в первый раз.       – Да успокойся уже, – Сириус поморщился. – У тебя хоть смысл был. А вот меня действительно убили напрасно.       Полосатый кот, доселе делавший вид, что мирно дремлет под треск поленьев, вскочил на лапы и замяукал – но Алистер каким-то образом понял каждое слово.       – Тебя хотя бы убил враг! А меня предатель, которого я считал своим другом и братом, за которого сам готов был порвать любого. Я был самым отважным воином Грозового племени, я должен был стать предводителем и получить девять жизней – а вместо этого получил удар в спину от своего соплеменника!       Сириус закашлялся, безуспешно пытаясь замаскировать под кашель смех. А вот Ленский, напротив, отнёсся к монологу кота на полном серьёзе.       – Если бы люди были хотя бы наполовину такими же благородными и великодушными, как Ярохвост, – пробормотал он, – мир стал бы куда лучше.       – Интересно, кому пришло в голову убить птеродактиля, – отрешённо пробормотал Эдгар, не обращаясь ни к кому конкретно. – Ведь все динозавры занесены в Красную книгу, охраняются правительством... – он смутился и нескладно закончил: – Мне один... одна девушка... рассказывала.       Алистер хотел поподробнее расспросить о мире, где уцелели динозавры, но хруст гравия возвестил о появлении ещё одного джентльмена.       – Вечер, господа, – поздоровался новоприбывший. – Вижу, у вас пополнение. – сощурившись, он внимательно оглядел Алистера.– Думаю, не ошибусь, если предположу, что вы упали с небоскрёба.       – Да. Н-но...       – Шёл сильный дождь... Так-так... Очевидно, вы оказались там не случайно. Но вряд ли вы решили свести счёты с жизнью. На сумасшедшего вы тоже не похожи. Недостроенный дом, ограждения на крыше еще не поставили... – мужчина прищёлкнул языком. – Элементарно. Убийство, замаскированное под несчастный случай. Надо же, как изящно и тонко!..       – А по-моему, отвратительно, а не изящно, – угрюмо проворчал Меркуцио.       Но Алистер его не слушал.       – Погоди... Погодите, сэр! Вы что-то знаете? Расскажите мне всё, прошу вас!       – Увы, – он снисходительно улыбнулся. – К сожалению, я вряд ли смогу вам чем-то помочь. Изменить прошлое не под силу даже мне. К тому же, очень скоро вы сами вспомните все обстоятельства, сопутствовавшие вашей.. М-да. А сейчас разрешите откланяться – дела.       Звук его шагов уже растаял в стылом воздухе, но у костра стояла гробовая тишина. Удивления, однако, никто не выказывал – похоже, все, кроме Алистера, были знакомы и уже имели удовольствие беседовать со странным гостем.       – Что он имел в виду? Что ещё за "дела"? – пришёл в себя Алистер. – Эдгар, отсюда ведь нет выхода...       – Всем, кроме него, – неохотно ответил Эдгар. – Видишь ли, в один прекрасный день автор решил от него избавиться. Решил – и избавился. Он попал сюда. А потом случилось невероятное. Автор передумал. И воскресил своего героя. Теперь он живёт и здравствует.       – Но, однажды попав сюда, он каким-то образом умудрился сохранить связь с этим миром, и теперь может появляться здесь тогда, когда захочет, – прибавил Сириус.       – Это он рассказал нам правду, – признался Эдгар. – О том, кто мы и как мы сюда попали.       – А я слышал, Шерлок не один такой, – вмешался Тибальт. – Есть и другие.       – Есть. Но они сюда не захаживают. Очень им это надо.       Разговор зашёл о другом; Алистер почувствовал себя лишним. Стараясь сделаться как можно незаметнее, он оставил свое место в тесном кругу у костра, побродил вокруг, чтобы размять ноги, а потом поднялся на холм. Во многих мирах с холмов, как правило, открываются живописные виды, но этот мир был исключением. Открывшийся Алистеру вид нельзя было назвать ни живописным, ни приятным.       Устав стоять, он присел на серый валун, поросший с северной стороны, как положено, мхом и лишайником.       Всю жизнь он твердил себе, повторял, как мантру: пока ты жив, нет ничего невозможного. Вот только теперь утешить себя таким образом не получится.Поздно.       – Неужели это конец? – вслух спросил Алистер. – Вот так банально и нелепо? Неужели ничего нельзя сделать?       – Сделать – нельзя, – негромко отозвался Эдгар, усаживаясь рядом. – Можно только надеяться.       Алистер посмотрел на соседа.       – В подобных ситуациях хорошим тоном считается предложить закурить,– Эдгар неловко рассмеялся. – Но я не курю.       – Вообще-то я тоже не курю.       – Вот и правильно, – одобрительно кивнул Эдгар. – Хотя... Нам-то, по идее, можно здоровье не беречь? – он поймал взгляд Алистера и осёкся. – Извини. Что-то я всё больше и больше становлюсь циником.       – Тебе идёт.       – Разве? Хм. Не буду спорить.       – Как думаешь, это реально? – Алистер всё-таки не удержался, чтобы не высказать вслух то, о чём он размышлял последние полчаса. – Дождаться, что и у наших историй будет продолжение? Что это – не конец? Может же быть такое, ведь может?       – А тебе так хочется обратно? – вопросом ответил Эдгар. – Обратно, в жизнь? В мир, полный жестокости, несправедливости, подлости и предательства? Зачем?       Алистер молчал.       – Зачем?       – Реально или нет?!       – Если тебе станет от этого легче – реально!– рассердился Эдгар. – Хочешь верить – верь. У нас немного правил, но это правило мы соблюдаем и чтим: никто не вправе навязывать другому свою точку зрения.       В настоящем мире давным-давно бы наступила ночь, на небе взошла бы луна, появились звёзды. А здесь – всё тот же невразумительный тусклый полусвет, меланхоличная серость бесконечно долгого дня, голая, потрескавшаяся от сухости земля. И камни – застывшие в своём немом равнодушии.       Алистер думал о том мире, где он жил, чьим героем, пусть и второсортным, второстепенным, он был. Думал о тех, кто им дорожил и тех, кто его недолюбливал, и даже о тех, кому он был безразличен. И постепенно паника, боль и горькое, острое чувство несправедливости отступали, а на смену им приходило нечто иное.       Если в его смерти был хоть какой-то смысл, если его мир и его история станут хоть на самую малую толику лучше после его ухода – значит, он погиб не напрасно. Жаль, конечно, что он никогда не узнает её финала.       Но ведь можно верить?..       – Здесь холодно, – наконец, сказал Алистер. – Вернёмся к костру.