Остался месяц

— Вам остался месяц. Что бы вы сделали? – откусив яблоко, Тсунаеши перелёг на живот и принялся размахивать ногами в воздухе. — Жил, — лениво отвечает Хибари. — С тобой, — добавляет в конце, будто нет ничего более естественного, чем это. Для Кёи ничего не изменится, он не из тех, кто будет рыдать и умолять. Он встретит свою смерть спокойно, с надменно поднятой головой и прямой спиной. В этом весь он. Рыцарь без страха. Тсунаеши смеётся, чуть ли не давится куском яблока и в припадке бьет кулачком в одеяло. — Ахахах, не знал… что вы… ахахах… такой… ахаха.… Ой, не могу. Ахахха, сейчас лопну от смеха…. Ахаха. Вы такой романтик! — еле успокоившись, с улыбкой говорит Тсуна, вытирая слезы рукавом, а потом снова заходится в припадке смеха. Серые глаза опасно сузились, а губы изогнулись в угрожающем оскале, словно говоря, что если кое-кто не угомонится, то он очень пожалеет о своих словах. Савада не видит взгляда, но буквально кожей ощущает яростную ауру Хибари, поэтому быстро затыкает себе рот и строит жалобную мордашку. — Хм, я даже немного разочарован, — тянет Тсунаеши, усаживаясь на край кровати. Свесив ноги, он продолжает жевать яблоко. — Думал, что вы бы подошли ко мне с каменным выражением лица, — тут Тсуна попытался изобразить Хибари. Сдвинув тонкие брови, он сказал грубым голосом: — Я тебя не люблю. Чтоб через полчаса собрал свои вещи и ушел. Не смей тут появляться и не вздумай звонить. Если я тебя увижу, то изобью до смерти. Савада снова откусил яблоко, прожевал и задумчиво нахмурился, а затем продолжил: — Потом я буду плакать, но в порыве злости и обиды начну собираться и уйду. Я буду горько плакать и даже подумывать о суициде, — на этих словах Хибари насмешливо приподнял бровь, словно говоря: ты? Самоубийство? Зверек, ты от вида крови сознание теряешь. — Да, о суициде! Я так сильно вас люблю, но не смогу жить, если вы меня разлюбите! – стал яростно защищаться Тсунаеши, обиженно надувшись и пробормотал: — Ну и что, что боюсь? Я бы умер каким-нибудь бескровным способом! — Например? Хибари ехидно скалится и серые глаза заинтересованно блестят. — Я бы… я бы… — нахмурившись, стал быстро придумывать Тсуна, и от напряжения даже жевать перестал, а потом с победной улыбкой произнес: — С крыши спрыгнул. Вот, — и высокомерненько улыбнулся, слегка приподняв подбородок. — Вау. Даже с акрофобией*? Тсунаеши замер, будто пойманный с поличным, потом гордо отвернулся, стал искать телефон и зашел в интернет, загуглив: «способы самоубийства». — Утоплюсь! — повернулся Савада с каверзной улыбкой. Кёя пренебрежительно хмыкнул и ласково произнес: — Русалочка. Савада довольно вспыхнул. Под водой он чувствовал себя, как в своей тарелке, и за его навыки знакомые прозвали его русалкой. Тсунаеши глянул на экран мобильника. — Удушусь. Хибари не стал ничего говорить, но посмотрел таким взглядом, что Тсуна понял, что не сможет. — С помощью огнестрельного оружия, — прочитал на сайте Савада и глубоко задумался. Достать пистолет будет затруднительно, не говоря уже о том, что шавки Хибари следят за ним круглосуточно и не позволят такого. А купить втайне от них будет очень хлопотно, не беря во внимание время, которое займет всё это дело. Также не стоило рассчитывать на препараты. — Повешусь! — перешёл к следующему пункту. — Акрофобия, — напомнил Хибари. — Брошусь под поезд. Или машину. Буду, как Анна Каренина! — Тсунаеши почти сгрыз у яблока всю мякоть. Кёя скептически фыркнул и, подперев щеку рукой, стал ждать продолжения рассказа. Не услышав никаких аргументов, Тсунаеши победно улыбнулся и завис. Он немного подзабыл на чем остановился. Хибари, заметив заминку, решил немного помочь и подсказал: — Ты подумывал о суициде. — А, точно! Так вот, я буду думать. Хотя стоп, я уже решил. Но я не буду убивать себя, потому что совершенно случайно узнаю, что вы смертельно больны, и чтоб я не страдал, вы решили скрыть это от меня. И вот, решили сделать так, чтобы я вас возненавидел и мне было бы не так больно после вашей смерти. — Как благородно, — язвительно, с толикой сарказма произнес Хибари. — Вот-вот, но я вернусь! — И в чем смысл? — Ну как? Я буду с вами до конца, мы будем делать много фотографий, чтоб потом я мог их пересматривать и плакать. — Дурашка. — Бе. Вот так должно быть. В меру трагично, в меру сопливенько и немного жизненно. Хибари зевнул, встал с кресла и перебрался на кровать, утягивая за собой Тсунаеши, который заливисто засмеялся, когда сильные пальцы нежно прошлись по ребрам. — Ты убежишь. Горячее дыхание щекочет шею, и Тсуна чувствует, как по коже пробегают мурашки, он отклоняет голову набок, давая доступ к горлу. — Я же трусишка, — соглашается Савада. — Я бы вас бросил, не оставил ничего. Даже намека на моё существование. — Лгун, — Хибари нежно касается губами шеи, оставляя невесомый поцелуй. — Угу, ещё и врунишка. Я бы написал вам письмо и всё объяснил, чтоб вы перестали искать и стал двигаться дальше. Но на самом деле я хотел бы оставить о себе память, остаться частичкой вашей души, чтоб вы никогда-никогда не забыли меня. — Жестокий. — Ага, вам было бы больно, но я… Не знаю. Хочу и не хочу, чтоб вы страдали. Иногда я хочу, чтоб вам было очень больно. Чтоб вы задыхались из-за неё, она бы душила, вырезала внутренности, сжимала сердце и вы мечтали лишь о том, чтоб избавиться от неё. Перестать чувствовать, перестать дышать. И с каждым разом будет становиться хуже, постоянные мысли, мысли, мысли, воспоминания, от которых не укрыться, и каждая вещь будет напоминать обо мне. Вы начнете спиваться, чтобы забыться. Но вы сильный, так просто вы не сломаетесь. Вы всё стерпите. А потом умрёте. Душой. Я злой, да? Раз хочу так. Кёя не отвечает, несильно кусает, а потом нежно вылизывает, прижимаясь сильным телом. — Я хочу быть добрым и хорошим. Для всех. Они не должны увидеть во мне гнили. Я и письмо бы написал ради вас. Чтоб не искали, разве не так? — Лицемер, — тихо посмеивается Кёя и разворачивает Тсуну лицом к себе, пристально смотря в глаза. — Не отпущу. — Я вас тоже. На самом деле я просто фильм один посмотрел — у человека выявили рак, ему осталось жить месяц. И подумал, а что если… — Глупое травоядное, — Хибари кусает за нос, обхватывает ладонями лицо и пристально смотрит ему в глаза. Тсунаеши краснеет, улыбается и шепчет: — Я не сбегу.