Тёмные сказки Великой Империи

«Да светят звёзды запада чистосердному и непорочному». Неизвестный поэт

Во времена правления Великого[1] в светлом граде близ светлейшего[2] жил тархан в преклонных летах. Семьдесят шесть прелестных дочерей было у него: все румяны, как полуденное солнце, смольноволосы, как вороновы крыла, и стройны, как бобовые стебли. И был у того тархана один-единственный сын. Каждая дочерь его несравненна была в юной красе, но лишь молодой тархан краше всех был в светлом граде. Крепче всех держал в руке он свой верный ятаган, быстрее всех скакал в чистом поле на вороном жеребце. И призадумался почтенный старик женить ненаглядного сына пред тем, как уйти в безвременье к великой Таш. Созвал он гонцов своих и велел собрать всех невест светлого града, дабы молодой тархан выбрал себе в жёны шесть прекрасных девиц. В ту пору жили в его дворце с прочими слугами две сестры. Старшая, Гильминайя Саах[3], имела честь прислуживать славной семье за трапезой, младая же, Ячипра Саах[4], была лишь судомойкой. И была у первой кожа словно пески Великой пустыни, а у второй — ресницы длиной что эта лучина. Едва разнеслась весть о скорой женитьбе молодого тархана по светлому граду, так достала старшая лучший свой наряд, надела пёструю чадру, закрыла никабом юное лицо. — Когда полюбит меня прекрасный господин, — сказала она младшей. — Тогда и увидит всю прелесть мою. — А как же я, сестра? — вопросила младая. — Во что мне нарядиться на вечорню к тархану? — Тебе ли ходить на вечорню к нему? — ответила Гильминайя Саах. — Только в судомойне тебе и место, сестра. Едва опустился мрак на светлый град, как осталась Ячипра Саах одинока за своею работой. Но лишь ступила за порог Гильминайя, как села дева ткать себе праздничные одежды. Всю ночь гулял молодой тархан, а наутро выбрал себе жену томную, как западный ветер в пустынных землях. Вернулась старшая, едва рассвет тронул шпили великих мечетей, и поведала сестре о том, как прекрасен молодой господин. — Позволь мне, Гильминайя, ныне ночью пойти на вечорню к нему, — сказала Ячипра. — Знай своё место, сестрица, — таков был ответ. Четыре ночи кряду собирал молодой тархан пир во своём дворце, и четыре ночи оставалась Ячипра Саах ткать до рассвета. И вышел из под её иглы наряд нежный, как садовая листва. К той поре избрал тархан в жёны девиц: страстную, как полуденное светило, тихую, как ручей в дальнем пути, нежную, как лепестки алых роз и прекрасную, как небесная твердь. В последний раз созывал он пир, дабы отыскать последнюю достойную деву. Едва лишь ступила за порог старшая сестра, как младая надела новые одежды и пошла на вечорню к тархану. Собралось на празднике столько красавиц, сколько лишь самой великой Таш ведомо. Много кушаний стояло по столам, много сладких песен звучало, но пуще всего вожделели прелестницы юношу, что озирал их пылким взором. Коснулась того очами Ячипра Саах, да не смогла отвести взгляда. Высок и складен был молодой господин; кожа его цветом что сладкий мёд, очи — что камни драгоценные, кудри чернее смоли, губы слаще граната. Зарделась Ячипра что дикий мак, опустила длинные ресницы. Что жёны тархановы, была она и томна, и страстна, и тиха, и нежна, и прекрасна. Лучше всех танцевала она пред младым тарханом, и тот подозвал её к себе. — Как зовут тебя, милое дитя? — вопросил он. — А так, мой господин, — отвечала она. — Что лишь месяц небесный на моём теле указать сумеет. Взял тогда юноша её нежные руки и увёл за собою с шумного празднества. Усадил он её на шелковые подушки и сорвал с прекрасного тела весь праздничный наряд. Устыдилась девица и взмолилась Аллаху и богине Таш, но неумолим был сын почтенного старца. Осыпал он её тело сладостными поцелуями и сорвал цветок любви её чистый, как неогранённый алмаз. В то время сестра её старшая покинула праздничный зал и пробралась к спальне своего господина. Всё видела Гильминайя, что было в его покоях, и вложила богиня чёрную зависть в сердце отверженной. Взяла она тогда старые ножни, флакон сосновой смоли с северных берегов и тугую верёвку и принялась поджидать у двери. Вскоре всё было кончено, и юный тархан вышел к гостям, не приметив затаившуюся деву. Вбежала та в тарханскую опочивальню, набросилась на его невесту и скрутила веревкою. Взмолилась пуще прежнего Ячипра Саах, потекли слёзы, точно роса, по алым щекам. Без жалости взяла старшая грубые ножни и отстригла сестре длинные ресницы. А сама надела её новый наряд, спрятала лицо под тонкий никаб да на смоль приложила себе сестрины прекрасные ресницы. Бросила Гильминайя Саах её в тёмную каморку и заперла, а сама вернулась на праздник и стала ластиться к юному господину. — Любишь ли меня, звезда очей моих? — Больше жизни люблю, — получила она в ответ. Наутро разошлись все гости по домам, а тархан объявил о скорой свадьбе. Дабы не раскрылся её обман, позвала бесчестная дева тарханова советника и осквернила постель своего жениха. В другую ночь вошла к нему в спальню невеста, и осталась до рассвета, а Ячипра сидела в заперти за стеной и горько плакала. Скинула с себя одежды Гильминайя, и изрёк тархан с недоверием: — Хоть и прекрасна ты, Гильминайя Саах, да не твое лицо я целовал вчера на этой кровати, не твои груди сочные ласкал, не тобой всю ночь любовался. — Ты устал, мой господин, — таков был её ответ. — А прошлой ночью перебрал вина. Лишь лучезарное солнце третий раз поднялось над великим Тархистаном, как отперла служанка каморку и нашла в ней грязную судомойку да отвела её к старой кухарке помочь готовить свадебный обед тархану. Собрался в доме старика богатый пир, и после молитвы расселись гости за кедровый стол. Второпях надела Ячипра наряд служанки и принялась разносить яства вместо сестры, что сидела теперь рядом с тарханом за одним столом. Поднесла она кувшин с вином, дабы наполнить господский кубок, да не сдержала дрожи. Пролилось вино юноше на расшитый золотом наряд, и вскочил он в гневе пред толпой гостей. — Да как посмела ты?! — крикнул он и ударил её по щеке. Упала младшая оземь, и порвался никаб её, обнажая пред всеми красоту беззащитную. Взглянул на неё юноша и сразу признал возлюбленную. Поражён он был и зол на себя за то, что ослепили его самолюбие и гордыня. — Где же твои полумесяцы? — вопросил он. — Имя мне — Ячипра Саах. — И указала на свою сестру. Залилась Гильминайя горькими слезами, и потекла смоль с её ресниц. Когда понял всё молодой тархан, то усадил жену в одежде рабыни по правую руку от себя, а лгунью приказал бросить в загон к разъярённым быкам. И все это — такая же правда, как то, что Таш тебя хранит, а Тисрок живёт вечно.